В зале грохнула дверь.
— Рука Короны, Дело Жнеца! — донёсся до кухни громовой рык. — Где хозяин? Что «Ме-ме»? Кто «Ме-ме»? Я «Ме-ме»?!!! Ах, ты «Ме-ме»? Оно и видно! Говорили ж тебе, благословенный: «Не пей, козлёночком станешь»! Вот оно себя и оказывает, да! Кончай трястись, где хозяин, говори по-человечески, а там хоть рога с копытами отращивай — мне-то оно…
— Однако! Что за ерунда? — Лиса насторожилась, потянула из кармана передника пару плотных печаток. — Рола, посиди-ка пока здесь! Не вылезай, ладно? Мало ли что…
— Ох, райя!.. — схватилась Рола за щёки.
— Это Рука, Рола, просто надо выяснить, чего хотят. Но ты лучше посиди, кто его знает… — Лиса вышла в зал.
Непонятно как, но он умудрился грозно нависнуть над двумя столиками сразу. И то, что из одежды на нём были только сапоги и чёрные трусы, почему-то мокрые, весьма рельефно облепившие задницу, менее грозным его не делало, скорее наоборот. Уж слишком его было много. Благословенные райнэ, невнятно мыча, тыкали пальцами ему за спину, а между тем пытались отодвинуться от представителя закона подальше и казаться при этом поменьше. Что-то в этом было настолько знакомое… Но как это может быть? Лиса застыла, перчатки выпали из рук, мир качнулся под ногами.
— Гром… — сказала Лиса и сама себя не услышала — горло перехватило. Этого не может быть… Но… Она сглотнула комок в горле, глубоко вдохнула и попробовала ещё раз: — Гро-ом? — со всей силы, с отчаянной надеждой, голос всё равно сорвался, но если это не он — и наплевать…
Он резко обернулся. Невысокая, не особо стройная женщина, синее платье с глухим высоким воротом, туго повязанный по самые брови синий платок. Смотрел хмуро, не узнавая. Зато узнала она, сомнений не осталось.
— Гром, — всхлипнула она, расплываясь в улыбке. — Да мать Перелеска! — она сорвала платок, хлопнула об пол. Волосы волной упали на плечи — справа рыжие, слева седые. — Громила, ты живой? Это правда ты? — руки жили собственной жизнью, комкая и пытаясь разорвать задранный к груди передник.
— Лиса?.. — неуверенно пригляделся он. — Лиса-а? — с осознанием невозможности происходящего. — Лисища!!! — заорал он и ломанулся через зал. Оказавшийся на пути стол был небрежно откинут в сторону взмахом руки, где и закончил своё существование, слёту врезавшись в стену. Ну, хоть не в окно, и на том спасибо. Хороший был стол. Дубовый. На восемь персон.
— Громила!!! — захохотала Лиса. А он уже схватил её за плечи и поворачивал, разглядывая с разных сторон, ощупывал, вертел, как куклу. — Ай! Перестань! Ты ещё вверх ногами переверни! Сдурел, что ли? Я это, я!
— Лисища… — растерянно гудел Гром. — Живая… Вот это да-а, это супри-из! А… Дон?..
Лицо её вдруг задрожало, обижаясь и жалуясь, потекли слёзы, она всхлипнула, перебарывая давнюю, привычную уже, сто раз заплаканную боль. Помотала головой — нет, нету его.
— Ох ты! Видишь, какая штука… — Гром крепко прижал её, гладя по голове. — Ну, что ж делать-то… — потом как очнулся: — Слушай, так я ж чего! У тебя печать есть? Хоть какая — Госпиталя, Детей? Хоть в магистрат какой?
— Есть… — растерянно отстранилась Лиса. — А что?..
— Так Лягушонок же у меня там в отрубе полном! И серый никакой, и Средний ранен — так уж попали мы, да!
— Лягушонок!.. — просияла Лиса сквозь слёзы. — А?..
— Нет, только он, остальные новенькие, и, Лисища, ранен он. Плохо ранен, без сознания лежит. Давай уж…
— Поняла! — остановила его Лиса, сразу собравшись, будто и не ревела только что. — Звери есть? — Гром удивлённо кивнул. — Разгружай, у меня порталы только на людей, маленькие. Иди, снимай их, я сейчас, — Грома уже не было, только дверь грохнула, Лиса метнулась в кухню.
— Ох, райя!.. — ахнула Рола, увидев зарёванное лицо хозяйки, всплеснула ручками, схватилась за щёчки.
— Потом, Рола, потом… — Лиса вытерла слёзы кулаком, выдрала ящик кассы, схватила две печати. — Я тебе всё потом расскажу. Там нормально всё, можешь идти, — Лиса вылетела из кухни, подхватила с пола затоптанные перчатки, косынку, не глядя перемахнула останки стола, грохнула многострадальной дверью.
Рола взяла сумку, вышла в зал. Видеошар был забыт, никого уже не интересовали забитые мячи, и даже кружки стояли недопитые — удивительно! Благословенные райнэ молча пихались у окна рядом с дверью, пытаясь отвоевать друг у друга место с лучшим обзором, но выходить на улицу, чтобы посмотреть без помех, почему-то не хотели. Рола презрительно хмыкнула — пьяницы! — вышла, перевернула табличку, повернулась… Жнец Великий! Чудовища! Огромные! Чёрные! А глаза-то как горят! Да у всех разные — зелёные да красные! А клыки-то, клыки! А её-то райя с другим райном кого-то со спины у одного чудовища тащат! Ой, в крови-то весь! А у крыльца-то ещё двое лежат! Да голые-то все, в одних трусах! Ой, мёртвые наверно! Ой! Ой!
Лиса услышала какой-то придушенный писк, подняла голову. Рола сидела на крыльце, вжавшись в перила — глаза, как плошки — и пыталась запихать в рот два кулака сразу.
— Рола, они не тронут, иди, не бойся! — попыталась Лиса успокоить Ролу, но та только головой отчаянно замотала. Нет уж, пока там страх такой, она с крыльца ни ногой! Лиса неловко пожала плечами, поддерживая Лягушонка за ноги. Гром наконец подхватил обвисшее тело под спину и колени, сказал: «Всё, отпускай», пошёл к крыльцу, Лиса следом, вынимая печати.
— Гром, а что это с ним?
— Да по башке получил, видишь, какая штука… — Гром осторожно пристроил тело рядом с первым двумя, Лиса протянула ему белую печать, не сводя глаз с Лягушонка.
— Да нет, я не про то. С ним вообще не так что-то, я не могу понять. Будто… завял…
— Погас, — хмуро бухнул Гром. Лиса глухо охнула, прикрыв рот рукой, с ужасом взглянула на Квали, на Грома, помотала головой: «Скажи, что это не так!» — Да нет, давно уже, тогда ещё. Мы вас почти год искали, всё обшарили — и не нашли. Вот тогда он и погас. За неделю, да, — Гром крутил в руках печать, сопел, на скулах играли желваки.
— Но… это же… невозможно! Семь лет! Они же…
— Мне сказали — его Присяга держит. А он в Присягу не верит, никогда не верил. Всегда говорил — чушь. Хуже всего было бы, если бы ему в башку стукнуло из Руки уйти. Тогда бы уж точно — всё. Он же упрямый, я б его не удержал. Сейчас, подожди, я… — он отошёл на середину улицы, сломал печать. В портале за белым столиком девушка в белом халатике читала книжку. Впрочем, сразу вскочила, склонила голову:
— Ламарика, Дочь Жнеца! Чем могу помочь?
Гром звонко хлопнул рукой по голому плечу, дал отмашку вперёд-вниз. Отдающий приветствие Присяги в мокрых трусах Гром смотрелся незабываемо, но смешно почему-то не было.
— Ланс Громад дэ Бриз, Указательный Руки Короны! У меня трое нуждающихся, благословенная!
— Больные? Заразные? — насторожилась девушка.
— Два боевых ранения и серый маг с откатом.
— Мальчики, на выход! Форма один, — сказала девушка куда-то вбок, и кивнула Грому: — Сейчас заберём, — она опять уселась за столик, стала что-то писать в журнале. Гром отошёл к Лисе. Она сидела прямо на земле рядом с Лягушонком, держала его за вялую руку, горестно рассматривала выступающие рёбра, серое лицо, похожие на паклю окровавленные волосы, вздыхала прерывисто.
— Гром! Ужас какой! — подняла она голову. — Я ведь вас даже не искала! Я думала — вы там все… все… — она помотала головой, сглотнула подступающие слёзы. — Гром, Птичка-то со мной! Она наверху сейчас, представляешь? А он… вот такой…
— Птичка? — Гром присел на корточки, впился взглядом в лицо Лисы, скривился — Ты… после Тени? Её взяла? К себе?
— Нет, Гром, она в своём уме, в том-то и дело! Память потеряла почти всю — это да, но кормлецом не стала, школу в прошлом году закончила. Простую, человеческую. На наш счёт ей сейчас по развитию лет семнадцать. Но его она, конечно, не помнит. Это ужас, Гром, какой я себя дурой чувствую! Я тогда всего один запрос сделала, через неделю где-то после Госпиталя. Всё поверить не могла, дай, думаю, на всякий случай… Сказали — пропали без вести, я больше и не пыталась… — она всхлипнула, зажав рот рукой. Гром подгрёб её себе под бок, загудел утешающее:
