Обозначения мер и весов адаптированы под привычные для читателя. Сходство персонажей с вашими знакомыми говорит только о том, что мир очень тесен.

— Ну что, будешь слушать? Тогда бери ложку и ешь кашу. Вот, слушай. Давным-давно, когда ещё о на-райе и слыхом никто не слыхал, и видом не видал, а были одни сплошные райнэ, жил да был один Владетель. А владел он землями богатыми, а на землях тех райнэ жили деревнями да сёлами, да Владетелю за то оброк платили, чтобы мог Владетель тот дружину держать и от прочих Владетелей земли свои оберегать. И случилась вдруг напасть великая: стал кто-то деревни да сёла жечь вдоль реки вдоль Смородины в обе стороны от Колинова моста…

— Смородины? Я люблю смородину! Там ягодки росли вдоль речки, да? А калину я — не, не люблю! Она горькая. Её мама только когда с мёдом делает — тогда люблю! И дядя Гром любит, мама даже ругается: как придёт, так всё и выпьет! — Ника сделала такие изумлённые глаза — можно было подумать, что мама ни на кого никогда и не ругается, только на дядю Грома. — А мост калиновый — это совсем же хли-ипенький такой мостик получится — это же кустик, калина-то!

— Да нет, деточка, не росли вдоль этой речки ягодки. Смородина — это от человеческих слов «мор», «смерть». Убитая это была речка, мёртвая. Сморили речку, вот и назвали — Смородина.

— Ба-абушка, а речка… разве может умереть? — карие глаза в обрамлении густых чёрных ресниц стали совсем круглыми, белые волосы на голове нерешительно приподнялись.

— Конечно может, деточка. Речка ведь живая! В ней травки всякие растут — водоросли, рыбки плавают, жучки водяные…

— И лягушки! — расплылась Ника в улыбке, два верхних резца лопатой — уже не молочные — делали её похожей на курносого веснушчатого кролика. — Лягу-ушки! Ква! Ква! Ква! — заскакала девочка на стуле.

— И лягушки. Ты кушай! А то мама заругается. Так вот. Плохая это была речка. Бросали туда люди всякую гадость — она и умерла. А мост так назвали, потому что ни одна тварь через него перейти не могла — околевала. Ни зверь лесной, ни скотина домашняя, ни человек, если без маски защитной. Слишком ядовитые испарения от Смородины шли, все задыхались, даже до середины моста Колинового не дойдя. А уж из чего он сделан был, что мог в такой реке стоять, никто и не упомнит. И не из дерева, и не из железа — это всё в реке Смородине на глазах разваливалось, да прочь утекало. Потом, много позже, после войны уже, когда на-райе появились, много сил на эту реку было потрачено, чтобы её оживить. Она и сейчас есть. Если будешь себя хорошо вести — я тебя туда свожу порталом. Только зовётся она теперь иначе. Вайркан — быстробегущий глубокий поток. Кушай. Так вот. О чём я?.. А! Стали, значит, деревни да сёла гореть. И вот диво: не подойти было добрым райнэ к пепелищам. Вроде и нет ничего — а не пускает…

— А я знаю! А я знаю! — заскакал ребёнок. — Это же Дети Жнеца же пришли и барьер поставили!

— Нет, деточка, не было тогда ещё Детей Жнеца, они потом появились. Тогда же, когда и на-райе. Ты так не скачи — всю кашу на себя опрокинешь! Так вот. И послал Владетель троих сыновей своих со дружиною, чтобы захватили они супостата и привезли на суд и расправу. Долго ли, коротко ли, доехали они до Колинова моста, да и встали лагерем. В первую ночь пошёл дозором первый сын. Бойцов взял десяток…

— Он — как дядя Дэрри?

— Ну, наверно, да, похоже… Так вот. Взял он десяток бойцов, подошли они к мосту, постояли — и плохо им стало, так от Смородины пахло ужасно. Зачерпнули они воды Смородинской, отошли подальше, полили дрова, да запалили костёр…

— Ба-абушка! Так не бывает! Вода же гасит же наоборот! Вода же не горит же!

— Из Смородины — горела. Там уже не вода была, а неизвестно что, но горело отлично. Так всю ночь у костра они и просидели, за всё время только один райн через мост и перешёл, сначала к ним, а ближе к утру обратно. Они его и проверять не стали — не может же один человек целую деревню спалить! Лишний раз-то к реке подходить не хотелось им — уж больно там было смрадно. А наутро увидали они из-за леса столб дыма — ещё одна деревня сгорела. Стыдно им стало, что райна того не проверили, и сговорились они наврать братьям — среднему да младшему. Не было, мол, никого. Ни туда, ни оттуда. Во-от. Так и сказали — ни муха не пролётывала, ни комар не пропискивал. Да и откуда бы там комарам с мухами взяться — всё подохло давно. Такая же история в следующую ночь с дозором среднего брата случилась. Никого, кроме райна одинокого, не видали они, да и про того сотоварищам не сказали.

— Фу, какие гадкие они! Мама никому врать не разрешает! Фу! — Ника наморщила нос и энергично помотала головой.

— Твоя мама абсолютно права — врать очень плохо. Ты кушай. Так вот. Младший брат заподозрил неладное. Как же так — никого нет, а деревни горят…

— Он — как мама! — обрадовалась Ника. — Как мама, да? Она тоже всегда знает!

— Ну, не совсем. Он же точно не знал, только заподозрил. Но в дозор снарядил бойцов своих по-другому. Маски выдал им специальные, чтобы ядовитым туманом не дышать и кашлем не заходиться, да лекарством напоил, чтобы в сон не клонило. И встали они в дозор у самого моста. И прошёл по мосту райн — ни низок, ни высок, ни узок, ни широк, одет не для брани, да в шляпе с полями, а из-под неё только и видно, что длинный нос да прядь светлых волос. И подступил к нему брат младший с вопросами — кто он есть таков, да зачем на их сторону ходит. А тот и говорит:

— Сам-то кто? Представиться не желаешь? Это вы тут две ночи костры жгли? Сколько вас? В противогазах всё время ходите, или снимали? Говори быстренько, у меня времени мало!

Младший брат от неожиданности на все его вопросы и ответил. Райн подбородок поскрёб и говорит:

— Беда. Ладно, найду место. Собирай своих, на обратном пути с собой возьму. Ждите здесь. Да не вздумай гонцов отцу отправлять — и его угробишь.

Ничего не понял младший брат, давай спрашивать — куда заберёт, да зачем, да почему гонцов не надо. А райн и говорит:

— Как тебя? Иван? Вот дурак ты, Иван, и есть. И прочие не лучше! Мор по вашей стране идёт, понимаешь, дурилка картонная? Вот и жгу я деревни выморочные, надеюсь заразу остановить, чтобы хоть ко мне за реку не перекинулась. Да вот, то ли всё время опаздываю, то ли это само собой начинается — да и не удивительно, если так! Ты ж посмотри, как вы всё уделали! Вокруг каждой деревни сплошная свалка, а не лес! От леса три тощих хворостины осталось, да и те сохнут. Реку в помойку превратили! О чём думали-то? Вот зараза и идёт! Ты вокруг-то посмотри, посмотри! Да сравни, как там, а как тут! — огляделся Иван, и правда: на той стороне реки пущи да кущи, чем дальше, тем гуще. А на его-то, на Ивановой, где стоял бор — там мусор да сор, вместо леса теснины — овраг да три сушины. Он раньше и внимания-то на это не обращал, уж больно привычное было зрелище. Пригорюнился Иван, а райн дальше речь ведёт. — А раз вы тут уже три дня тусуетесь, значит, уже все инфицированы. Собирай людей, возьму с собой, лечить вас буду, дураков, иначе все передохнете дня через три-четыре. Домой к отцу вас через недельку отправлю дорогой нездешней, прямохожей. А как придёшь — мой наказ передашь: кончайте пакостить, пока все не передохли! Я ведь вглубь страны вашей не пойду, мне свои земли беречь надобно, не буду я за вами ваши помойки разгребать! И через мост этот никто на мою сторону не пройдёт, не надейтесь! Мне только ваших придурков перевоспитывать до кучи и не хватало!

— Жнец Великий, да кто же ты? — возопил брат младший.

— Владетель я сопредельный. А имён у меня много! — засмеялся райн. — Людей собери, скоро буду, — и ушёл вдоль берега. И маски у него защитной не было, и отравы он явно не боялся.

— А я знаю… — прошептала Ника, с отсутствующим видом возя ложкой по пустой тарелке. — Это дракон был, да? Последний…