Ухты тарахтел изо всех сил, топтался перед Лисой на столе, поддавал лбом в подбородок — явно просил есть. Вот ведь паршивец! Хозяйкой признаёт только Птичку, а жрать просит всегда у Лисы! Нахал! Ну пошли-и уже. Лиса встала, подобрала ленту, слетевшую с Никиного хвоста, и пошла к дому. Ухты побежал следом.

— Лиса, мы к вечеру вернёмся! Мне переодеться бы, и Грому чего-то там утрясти надо.

— Давайте-давайте! А мы пока вам кости перемоем…

— Слушай… А ты можешь… Спросить…

— Как ты ей понравился? Вот уж за это можешь быть спокоен: спрошу обязательно! — захихикала Лиса. Лягушонок почувствовал подвох:

— Эй, эй! Мне-то потом рассказать не забудь!

— Не знаю, не знаю, — веселилась Лиса. — Это уж как будешь себя вести — там посмотрим!

— А я тебе делал интересное предложение, но ты смогла от него отказаться! И полотенцем дралась!

— Ах ты! Лягушка скользкая!

— Не надо полотенцем!

— Мам! Мы на речку!

— Стой-стой-стой! Поди-ка сюда, разговор есть! — Лиса вышла из кухни, вытирая руки. — Ну-ка скажи-ка: как тебе эльф?

— Ну ма-ам!

— Нет, ты уж извини, но я серьёзно. Иди сюда, сядь. Ты ж знаешь, я в душу стараюсь не лезть, но тут придётся. Понравился? Если честно?

— Понравился, — вздохнула Птичка, усаживаясь к столу. — Смешной.

— А если предложение сделает?

— Да ну, мам, ну что ты говоришь! Ничего он не сделает!

— Это почему это?

— … Потому.

— Как раз очень даже сделает! Ну? А ты?

— А я откажу.

— Да почему-у? — взвыла Лиса.

— Ну… Мам… Да ему скучно со мной будет! Я и десятой части не знаю того, что он! — Птичка сидела на краешке стула и сосредоточенно рвала на мелкие кусочки бумажную салфетку. На очень мелкие.

— Да и подумаешь, фигня какая! Знания — дело наживное, лет через пять сровняетесь!

— А пять лет буду жить с ним дура-дурой! Спасибо! — вызверилась Птичка.

— А мы тебя в Университет запихнём, и станешь ты умная-умной! Ты ж на целительницу собиралась идти — вот и поумнеешь! Вот уж из этих соображений отказывать — действительно глупость несусветная! Никто ведь прямо сейчас вас жениться не заставляет, отучишься — и поженитесь!

— Мам! — салфетка кончилась.

— Ну?

— Он чистокровный эльф!

— Ну?

— А я — полукровка!!! — с отчаянием припечатала Птичка.

— Кто тебе такую чушь сказал? — ахнула Лиса. — Да я этому умнику башку-то пооткручиваю!

— Никто не сказал. Мы в школе проходили скрещивание. Я сама всё поняла. Ты человек. Значит мы с Никой полукровки. Зачем я ему? Он хороший — я же вижу, ты с ними обоими без перчаток ходишь. Зачем я ему буду жизнь портить? Я же проживу совсем недолго, то есть, долго, но не долго… — она совсем запуталась, беспомощно помотала головой, но продолжила упрямо: — Для него — недолго. А он потом сгорит. И языка я не знаю, и этикета, который у них принят, — Птичка плакала. — Буду позорищем, как деревенская дура сиволапая…

— Бедная моя детка сиволапая! — засмеялась Лиса, обняла девушку, вытерла ей слёзы. — Пойдём-ка, что я тебе покажу! Я-то думала, что раньше совершеннолетия это тебе ни к чему, а вот как повернулось. Пойдём, пойдём.

Наверху у себя в комнате Лиса открыла платяной шкаф достала с верхней полки папку с бумагами.

— На-ка вот, посмотри.

Птичка уселась на мамину кровать с ногами, открыла папку. Лиса подвинула табуретку, уселась рядом. Первым лежало «Одностороннее утверждение намерений», всё в водяных разводах, но старательно разглаженное, как будто документ сначала основательно намочили, а потом прогладили утюгом.

«Я, Кэйн Берэн дэ Мирион…»

— Это папа? — прошептала Птичка, осторожно дотрагиваясь до бумаги, как до реликвии. Лиса улыбнулась краем рта:

— Ты смотри дальше, смотри.

Свидетельство о браке. Копия.

Настоящим утверждается вступление в законный брак следующими лицами:

Кэйн Берэн дэ Мирион, с одной стороны.

Мелиссентия дэ Вале, с другой стороны, в дальнейшем именуемая Мелиссентия дэ Мирион.

Утверждаются законные права и обязанности обеих сторон без условий и оговорок.

Число, две подписи, печать Утверждения, подпись Видящей.

— Дальше, детка, дальше!

Свидетельство о рождении Ники.

— Дальше!

Заявление.

Я, Мелиссентия дэ Мирион, признаю своей дочерью и утверждаю свои права и обязанности к Зайе Птахх на-райе Рио, в дальнейшем именуемой Патриона Зайе Птахх дэ Мирион без условий и оговорок.

Утверждается возраст означенной Патрионы дэ Мирион — 9 лет.

Число, подпись, печать Утверждения, подпись Видящей.

— Что это, мама? — Птичку, обычно спокойную и уравновешенную, колотила нервная дрожь. Она читала, перечитывала — и не понимала ничего.

— Дальше, смотри дальше, — кивнула Лиса. В папке остались всего три бумаги: купчая на корчму «Золотой лис», результат применения заклинания «Поиск имени по крови» и последняя:

Заявление.

Я, Патт Зайе на-райе Рио, отказываюсь признавать присутствующее здесь существо, называющее себя Зайе Птахх на-райе Рио, своим ребёнком, и отказываюсь по отношению к этому существу от всех прав и обязанностей без условий и оговорок.

Число, подпись, печать Утверждения, подпись Видящей.

— Мама, это я? Это меня?.. От меня?..

— Нет, если хочешь — можешь, конечно, потратить на эту дрянь кучу нервов. Но поверь, девочка, не стоит она того! Не стоит, не стоит! Если очень хочется, можно Квали попросить раздобыть приглашение на какой-нибудь приём — он Большой, он может. Вот там и посмотришь. Думаю, тебе одного взгляда на неё хватит, чтобы всё стало ясно.

— Но… почему?

— Ты помнишь, как мы с тобой шли вдоль ручья? По лесу?

— Но это же был сон! Нет?

— Нет. Это было почти сразу после того, как тебя захватила Тень. Прямо в Рио. Но захватила хитро, не полностью, поэтому кормлецом ты не стала. А нам удалось тебя отбить. Я думала, что только мы с тобой в живых и остались — там яма с пеплом была на всю поляну, и лес вокруг горел. Помнишь? — Птичка покачала головой. — А снилось тебе это в первый год часто — орала ты по ночам будь здоров. Так вот. Ты память потеряла почти всю, осталось только первых сколько-то лет. На человеческий манер — что-то около девяти. А тебя на тот момент замуж отдавать собирались — выгодно, надо думать. А тут такой облом! Всё, понимаешь ли, образование, весь этикет, манеры, которые в тебя сто лет вбивали — всё, как корова языком.

— Сколько лет?!! — глаза Птички уже превышали все мыслимые пределы.

— Да не помню я точно — но где-то около ста, да, — подтвердила Лиса. — А сама-то не удивлялась, как это ты, если полукровка, так легко учишься? Ты на Нику посмотри — вот она полукровка, ей сейчас семь — и что? Её только года через два-три в школу отдать можно будет! Мозг-то неразвитый ещё. А у тебя уже был нормальный, только знания стёрлись. А ты думала — ты уникум, да? — вредно хихикнула Лиса. Птичка надулась и покраснела.

— Ничего я не думала… Нет, ну думала, конечно — непонятно же… — принялась она вдруг оправдываться. — Так я эльф?

— На-райе Рио, — кивнула Лиса. — По крови. Так что никаких неудобств своей преждевременной кончиной ты Лягушонку не доставишь. А вот отказом… Это ты его не помнишь, а он тебя знает очень давно. И меня ты только как маму помнишь, а я тебя ещё по Руке Короны знаю, — забавлялась Лиса удивлением Птички. — Ты была таким хрупким, забитым существом — сердце кровью обливалось. А когда нервничала — начинала что-нибудь теребить — и в лохмотья! У тебя это до сих пор есть, только ты теперь нервничаешь редко! — засмеялась Лиса, кивнув Птичке на руки. Та взглянула и охнула: край простыни повис бахромой. — Вот именно!

— А… что я там делала? В Руке?

— Понимаешь, ты очень любила читать. А дома тебе не давали. И Квали тебе стал книжки носить, а ты приходила их поменять — и пообщаться. А потом тебя собрались замуж отдавать — тут-то Квали и задёргался. Я почему знаю — это при мне происходило. А тут эта фишка с Тенью. Жива-то ты осталась, но без памяти. О выгодном браке можно было забыть, а потратить на тебя ещё кучу времени, чтобы все навыки вернуть, твоя маменька как-то оказалась не готова. До меня это как дошло — я прямо озверела! Ты в такой передряге выжила — а она харю воротит! Понимаешь, я-то думала, что кроме нас с тобой все погибли. Ты вроде наследства мне осталась, понимаешь? Единственное, что осталось от ребят. Вот мне крышу и снесло. Значит, говорю, не нужна вам такая? Так давайте, я заберу. И забрала, дура такая.