— Тёть Мелисса! Я ей сказала же, чтобы не трогала! Он же больной совсем, и подохнет скоро, а она всё равно…

— Ни-ха-чу-у-у! — взвыла Ника басом.

— Чего ты не хочешь? — присела Лиса на корточки. Девочка прерывисто вдохнула побольше воздуху и, яростно сверкая глазами, заревела:

— Чтоб до-о-ох!

— Немедленно прекрати орать и реветь, а то помогать не буду, — негромко и жёстко скомандовала Лиса. Рёв как отрезало. Слёзы горохом катились по щекам, ребёнок дёргался, икал и вздрагивал — но молчал. — Иди наверх, в ванную. Кота как держишь, так и держи. Жди меня. Всё поняла? — Ника молча кивнула, девочки затопали вверх по лестнице. Лиса заскочила в кухню, схватила чайник с холодной водой — в баке слишком горячая, а кот ещё и намёрзся на улице, не ошпарить бы зверя впопыхах.

— Рола, скажи Ките: на полчаса только салаты, уже готовые. И мясо досмотри, пожалуйста.

— А что там такое-то, райя?

— Кот. Хорошо, если не дохлый. Но надо посмотреть, а то Ника совсем расстроилась.

Наверху Лиса развела тёплую воду в двух тазах и кувшине, в один таз бросила печать «от паразитов», рассудив, что блохи тоже паразиты. По крайней мере, тараканы, однажды пытавшиеся поселиться в корчме, передохли все и быстро.

Кот ещё дышал, но внимания уже не обращал ни на что. Он был очень занят — он умирал. Шкура с половины морды у него была содрана, видимо — от удара, и вместе с оторванным ухом болталась на тонкой полоске кожи где-то на затылке, глаз то ли был выбит, то ли вытек, короче — отсутствовал. Всё это было воспалено и воняло тухлятиной.

— Ника… — начала было Лиса, рассмотрев этот кошмар, но встретила горящий непримиримым упорством взгляд и вздохнула: — Ну, давай попробуем… — это выражение лица было Лисе хорошо знакомо, она его часто видела — в зеркале. — Разденься пока, и пальто тут оставь. Я потом почищу. Зора, а ты своё вниз отнеси и вернись, пожалуйста — поможешь мне его полить из кувшина напоследок.

Болтающийся кусок кожи Лиса отхватила ножницами. Кот даже не дёрнулся, настолько ему уже было всё равно. Блохи благополучно сдохли в первом же тазу и поплыли по воде. Во втором тазу Лиса кота сполоснула, Зора полила его из кувшина, и тщедушное тельце завернули в полотенце, оставив снаружи только голову.

— Так. Вот тебе ложечка, вот тебе блюдечко, — говорила Лиса, уложив кота на стол в комнате с недоделанным ремонтом. — Садись. Приподнимай ему губу пальцем и вливай воду вот здесь, между зубов, по чуть-чуть, по капельке. Много не лей, глотать он вряд ли будет, но хотя бы что-то попадёт — и то ладно. А я сейчас ему примочку сделаю, — Лиса спустилась в кухню, на вопрос Ролы только рукой махнула безнадёжно, но примочку из капусты с подорожником всё-таки сделала и коту под голову положила, хотя и понимала прекрасно, что подействовать она, скорей всего, просто не успеет.

— Ника, девочка, это всё, что я могу, — развела Лиса руками. — Уж очень он плох, его даже к Мастеру зверей нести бесполезно: его просто предложат усыпить, чтобы не мучился. Если только Птичку попросить, когда из школы придёт — может, она что-нибудь и придумает. Так что сиди, пои водой и уговаривай пожить ещё немножко — вдруг получится. Зора, если что — сразу зови меня, хорошо? — Ника, сопя сочувственно и упрямо, уселась опять капать воду, Зора с книжкой устроилась в кресле у окна. Кот был безучастен и недвижим. Следующие полтора часа Лиса каждые двадцать минут бегала наверх. Больше всего она боялась, что кот сдохнет прямо сейчас и прикидывала, как успокаивать Нику. Но картина не менялась. Ника, что-то бормоча, гримасничая и чуть ли не подпрыгивая на стуле, капала воду, Зора задремала в кресле. Через полтора часа, к великому облегчению Лисы, пришли Птичка и Зина.

— У тебя клиент, — «обрадовала» Птичку Лиса. — Уж не знаю, можно ли там что-то сделать, но, знаешь, попробуй, как в саду, с той старой яблоней, помнишь?

И Птичка попробовала. Они с Никой просидели над котом весь остаток дня. Птичка что-то пела чуть слышно, Ника пыталась подпевать. Зора, придя из школы, заглянула, было, наверх, но быстро соскучилась и ушла домой. Лиса еле загнала девочек в постель, пообещав, что — да, она ночью встанет, и посмотрит, и поменяет, и напоит… И ведь встала и посмотрела. Жнец Великий, на что там смотреть? Ну, дышит, да — и что? Удивительно, но утром кот ещё был жив, хотя так же безучастен. А ещё удивительнее было то, что Ника, которая терпеть не могла сидеть дома, даже не заикнулась о прогулке. Позавтракав, девочка сразу отправилась к коту, вооружившись ложечкой и кружкой с отваром, приготовленным Птичкой. Всё утро до прихода сестры она так и просидела там, прервавшись только на обед, капала отвар и пыталась петь что-то похожее на Птичкины заговоры. День практически повторился. Вечером Лиса в приказном порядке погнала девочек ужинать.

— Вот сокровище-то нашли! — ворчала она. — Прямо он без вас пяти минут не проживёт! Ешь спокойно, не давись! — прикрикнула она на Нику. — Ему, от того, что ты подавишься, лучше не станет!

Когда они втроём заглянули в комнату проведать кота перед сном, на скомканном полотенце посреди стола сидел большой пушистый зверь и брезгливо вылизывался.

— Ух ты! — ахнули все трое.

Половина морды была покрыта белой кожицей с уже начавшей пробиваться чёрной шерсткой, на месте уха темнело небольшое отверстие, а глазница затянулась полностью, будто и не было там ничего никогда. Котище подозрительно оглядел пришельцев, осмелившихся нарушить его уединение, пронзительно зелёным глазом и беззвучно разинул розовую пасть, показав клыки — то ли мяукнул безгласно, то ли зашипел.

— Кисынька… — растерянно сказала Птичка. Кот соскочил со стола, неторопливо подошёл, затарахтел, выгнул спину, стал завиваться вокруг ног. Спать легли в тот день поздно — кормили кота. Котище благосклонно сожрал все подношения, а вот отзываться согласился только на «Ухты» — видимо, это вполне соответствовало его представлению о самом себе.

Для Птички этот случай оказался весьма значимым. Она решила стать целительницей — если уж не человеческой, то Мастером зверей точно. И началось. Дом наполнился увечными зверьками, птичками… Лиса взвыла и отвела под зверинец пристройку за кухней. Что там было у прежнего владельца — тёмный лес, а у Лисы она пустовала, не могла Лиса придумать, что бы такое там устроить. Пристройка была достаточно тёплая, с окном, только вход отдельный пришлось прорубить. Но с этим легко и дёшево справился муж Ролы, Мираз. Он же сделал по просьбе Лисы маленькую тележку для принесённой Никой собачки с парализованными задними лапами. Это была Птичкина первая неудача: перебитый позвоночник она восстановить не смогла. Но собачку, названную Таратайкой, это не расстроило. Она быстро научилась передвигаться на двух передних лапах и четырёх колёсах, только бегала с трудом: её заносило на поворотах, и иногда она падала. Таратайка была по собачьим меркам уже стара и прожила всего-то года два — но прожила счастливо. Даже Ухты принял её вполне лояльно: не шипел и позволял себя издали обнюхивать. Издали. Я сказал — издали! И нечего так визжать — подумаешь, на носу царапина! Сама виновата. Сейчас, спустя три года, в пристройке был целый зверинец. Там всё время что-то пищало, чирикало, а иногда даже шипело. Ника отчаянно сочувствовала каждому новому пациенту, тщательно, совсем не по-детски ответственно ухаживала за ним в отсутствие Птички, но мгновенно теряла интерес, как только зверёк шёл на поправку. Лису сначала озадачил тот казус, но потом она поняла, что сама иногда ведёт себя так же. Были случаи…

Выздоровевших пациентов Птичка выпускала на свободу или находила, кому отдать, но пристройка не пустовала никогда. Лиса сориентировалась и приткнула туда сначала одну, а потом ещё три кроличьих клетки. Получилось очень удачно и, хотя Птичка и переживала из-за периодической гибели кроликов от руки жестокого райна Мираза, на мясе экономия получилась весьма существенная. Да и супчик из крольчатинки, несмотря на переживания, Птичка очень любила. С перчиком…