Несмотря на обилие свежих впечатлений и на недавний скандал, Беатрисс прекрасно помнила, на чем оборвался разговор с Томми.

Томми тоже помнил. А как можно забыть? Потаскушки были для Томми делом Настоящей Жизни. Конечно, в первую очередь он был водителем, обеспечивающим безопасный Перескок для крупных куклоидов с хорошей родословной, но Перескоки были явлением сезонным.

В межсезонье же Томми, как каждый уважаемый медведь, впадал в спячку в своем доме, который он традиционно называл берлогой. В промежутке между Перескоками и спячкой оставалась масса свободного времени. И его он тратил на ремонт и сборку потаскушек. Подыскивал на Свалке запасные части, привязывал оборванные веревочки, приделывал недостающие колесики, подкрашивал, подклеивал. Словом, из его умелых лап потаскушки выходили как новые. Относился он к ним нежно, прославился как знаток и коллекционер.

В его коллекции в основном были уникальные экземпляры. Но больше всего ему нравились потаскушки-бабочки. Когда они приходили в движение, то очень трогательно подрагивали усиками и покачивали крылышками. Томми смотрел на них со слезами умиления… но с удовольствием при случае сдавал в аренду, умножая свой немалый запас полезных вещей.

Да, аренда… Как бы половчее выйти из этого положения? С одной стороны, потаскушки действительно полагаются всем. С другой — уникальные экземпляры выдаются в обмен на полезную вещь. С третьей, и эта сторона самая главная, Беатрисс ему очень понравилась и брать с нее полезную вещь за аренду было как-то не слишком благородно. Но существовала и четвертая сторона — Беатрисс была не в курсе теплых чувств Томми и, значит, не могла обидеться.

«А, ладно, — подумал Томми, — скажу, что коллекционную потаскушку могу выдать в кредит, а потом запрошу символическую плату. Что-нибудь романтическое — кусочек кружева или бархата… Ну, там видно будет». И чтобы не затягивать паузу, сказал:

— А что вы думаете о бабочке? Махаон, цвет терракотовый металлик, с синими кружочками?

— А шарики на усиках? — пытаясь представить это чудо, спросила завороженная Беатрисс.

— Не сомневайтесь. И даже больше — это бубенчики!

— О! — только и смогла произнести Беатрисс.

— И Малися хочет бубенчики!

— Сделаем, — благодушно пообещал Томми, который был страшно горд, что сам не коснулся скользкой и тонкой материи арендной платы, а теперь вроде и разговор сменил направление. — Я думаю, это будет выглядеть так: у меня есть шарик с двумя дырочками. В них я протяну веревочку, и получится замечательная потаскушка для Мариши.

— А бубенчик? — затянула Мариша.

— Так шарик-то с начинкой. Внутри него что-то брякает. Довольна?

— Малися даст Томми тазик.

— У тебя что, два тазика? — подозрительно спросила Беатрисс.

— Ой, Малися забыла. Тогда Малися даст Томми пробочку от пепси.

— Ладно-ладно, не переживай, решим вопрос, — замял обсуждение Томми, обнаружив недовольное выражение на лице Беатрисс. При этом для себя отметил, что той даже в голову не пришло посулить ему полезную вещь.

Не то чтобы Беатрисс не испытывала к Томми глубочайшего почтения (небывалый возраст плюс образование) и благодарности (эксклюзивная потаскушка — это понимать надо!). Просто мысли ее перескочили на следующую тему. И это был вовсе не жилищный вопрос.

Теперь, когда предполагаемая прогулка по набережной была обставлена должным образом, она стала думать, в чьем обществе будут совершаться ее парадные проходы туда и сюда. Хорошо бы найти в Кукборге приличных куклоидов с именем на Ярлыке. Тогда можно будет посудачить о тонкостях бытия, о недостатках воспитания этих тупых барби. Правда, при этом необходимо хоть минимальное количество барби, в противном случае и обсуждать некого. Как странно все устроено в жизни! В Настоящей Жизни!

Честно говоря, до сих пор Беатрисс ни разу не пришлось общаться с этими длинноногими отливками. Видеть — видела, но говорить… О чем с ними можно говорить? Их умственные способности, вернее, полное их отсутствие, не вызывали у Беатрисс никаких сомнений.

Но тут размышления Беатрисс прервал бодрый голос Томми:

— Что ж, дамы, пора трогаться. Скоро стемнеет. Нужно еще подобрать вам жилье. Трудности будут с домиком для Мариши. Для вас, Беатрисс, у меня кое-что приготовлено.

Мариша заревела, Беатрисс полезла в кузов, тут же наступила на реву, та взвыла еще громче, Томми, успевший усесться за руль, покинул кабину и вытащил орущую Маришу. Беатрисс хотела было принести свои извинения, но удовольствовалась наставлением:

— Не следует реветь по каждому поводу, милочка!

— Малисю обидели. Маленьких нельзя обижать! — не осталась в долгу Мариша.

— Скандалистка! — рыкнула Беатрисс.

— «Наша Таня громко плачет», — припомнил подходящий стишок Томми.

— Я Малися, а не Таня! — еще пуще залилась Мариша.

— Боже мой, — сокрушенно воскликнула Беатрисс, — она ничего не понимает в искусстве! — И тут же повернулась к Томми: — Потрясающе, Томми, вы так уместно цитируете классику! Я бы хотела с вами побеседовать при случае. Наверное, это поучительно.

— Конечно, побеседуем. Да хоть завтра. Перескока не будет. Могу помочь по хозяйству, могу познакомить с кем-нибудь из Выбранных…

— Ах, как интересно! — Беатрисс кивнула хорошенькой головкой.

— И Малисю познакомить, — всхлипнула Мариша.

— Будешь реветь — с тобой никто не станет водиться. — Для Мариши у Беатрисс по-прежнему была только специальная педагогическая интонация.

Наконец-то самосвал въехал в пределы Кукборга. Впрочем, Кукборг не имел окраин, обычных для больших городов. Вот светлый песок пляжа, а потом раз — и пошли дома, ровными рядами вдоль широких улиц. Улицы медленно шли вверх, потом небрежно спускались… А в самом центре, разбежавшись на предыдущем спуске, резко вспрыгивали на горку и, будто бы радуясь этому спортивному достижению, становились всё наряднее и ярче.

Рядом с желто-красным самосвалом все эти спуски и подъемы одолевали и другие транспортные средства. В каждой машинке, тележке, колясочке сидело по одному куклоиду. Они смотрели по сторонам одинаковыми обалдело-торжественными взглядами.

Беатрисс слегка взбила локоны и расправила юбку. Ей удалось при этом прикрыть тихо посапывающую Маришу, чтобы все было на высшем уровне, чтобы никто из вновь прибывших или, упаси бог, из местных жителей не усомнился — Беатрисс не какая-нибудь там, а с именем на Ярлыке и у нее имеется индивидуальный транспорт.

Тем более что посреди улицы была проложена железная дорожка, по которой двигался бесконечный состав из нарядных вагончиков, битком набитых оловянными солдатиками.

Солдатики ритмично покрикивали «ура!», и Беатрисс милостиво им кивала, чуть помахивая рукой. Въезд в Кукборг явно удался. Это был торжественный въезд, въезд-чудо, въезд-мечта.

Пусю все любили за боевой нрав, а называли по-разному. Иногда — Пупсик, а иногда — Громила, еще за ним числилось имя Пуся-Прыщ. Самые близкие друзья при этом получали право обращаться к нему по-простому: Прыщ.

Прыщ у Пуси действительно был. Производственный дефект! Красовался он на блестящей целлулоидной попке, был выпуклым и синюшным. Когда дефект был обнаружен, спину Пуси украсил ядовито-розовый штамп «УЦЕНКА».

Впрочем, жители Славного Города Кукборга в большинстве своем читать не умели. Единственное, чему они успевали научиться, общаясь с бывшими братьями и сестрами, так это смотреть буквы. Потом они все очень быстро оказывались на Свалке, а оттуда отправлялись в Кукборг.

Тайну «УЦЕНКИ» Пусе открыл Томми, самый образованный местный медведь.

А Пуся? Что ж, у него никогда не было ни братьев, ни сестер — он сразу оказался на Свалке и, конечно, даже смотреть буквы не умел. Тем более на собственной спине.

Но… Пуся-Прыщ был выдающимся пупсом, пупсом-великаном! Куклоиды чаще всего называли его Громилой и нанимали достать что-нибудь нужное с крыши. Расплачивались с Пусей щедро, потому как конкурентов у него не было.