– Да, идиотизм, – согласился он.

Она остановилась, раздумав бросать книгу, и резко положила ее обратно на стол.

– Ну вот, теперь места достаточно; давайте присядем, – серьезно произнесла она.

Они сели; места хватило обоим. Почувствовав некоторое волнение, Мерлин взглянул через стеклянную перегородку на контору мистера Мунлайта Квилла, но все три головы по-прежнему были склонены над бумагами; они явно не замечали, что происходит в магазине. Поэтому, когда Каролина, опираясь на руки, уселась на стол, Мерлин сделал то же самое, и, сидя рядом, они посмотрели друг другу в глаза.

– Мне очень нужно было с вами увидеться! – начала она, и в ее темных глазах показалась трогательная жалость.

– Понимаю.

– Все потому, что в последний раз, – продолжала она, и ее голос слегка дрожал, хотя она старалась говорить уверенно, – я за вас испугалась. Мне не нравится, что вы обедаете за комодом. Я так боюсь, что вы… Что вы проглотите запонку!

– Да, как-то раз чуть не проглотил, – неохотно признался он, – но это оказалось не так просто, знаете ли. Я хочу сказать, что проглотить плоскую половину нетрудно, и вторую половину тоже – если по отдельности, – но вот чтобы проглотить запонку целиком, нужно иметь совершенно особое горло.

Ему самому было странно, что он так галантно и остроумно отвечает. Впервые в жизни слова прямо-таки слетали с его языка, без всякого усилия собираясь вместе в тщательно организованные взводы и батальоны, будто предоставляемые в его распоряжение педантичными адъютантами в виде готовых параграфов.

– Вот это меня и испугало, – сказала она. – Я знаю, что для этого нужно иметь особое горло, и я знаю – по крайней мере чувствую, – что у вас такого как раз нет.

Он согласно кивнул:

– У меня действительно нет. Оно стоит больших денег – к сожалению, больше, чем есть у меня.

Он не почувствовал никакого стыда, сказав это, – скорее, удовлетворение от того, что признался; он знал, что ничто из того, что он может сказать или сделать, не покажется ей недостойным, и уж точно не его бедность и объективная невозможность когда-либо с ней расстаться.

Каролина взглянула на свои часики и с тихим возгласом соскочила со стола.

– Уже пять, – воскликнула она. – А я и не заметила! Мне нужно в «Ритц» к пяти тридцати. Надо скорее заканчивать – я заключила пари.

В едином порыве они принялись за работу. Каролина приступила к делу так: ухватила книгу за страницы и, закрутив, отправила ее прямо в стеклянную перегородку, за которой размещалась контора и мистер Мунлайт Квилл. Хозяин бросил быстрый затравленный взгляд, смахнул осколки со стола и как ни в чем не бывало продолжил работать с бумагами. Мисс Мак-Крекен не подала виду, что слышала хоть что-то, а мисс Мастерс вздрогнула и приглушенно вскрикнула, прежде чем снова склониться над бумагами.

Но Мерлин и Каролина не обращали внимания ни на что. В упоительном всплеске энергии они швыряли книгу за книгой; иногда в воздухе оказывалось три или четыре тома одновременно, они бились о полки, расшибали стекла картин на стене, опадали мятыми комками и обрывками страниц на пол. К счастью, ни один покупатель в этот момент не заглянул, поскольку можно сказать с уверенностью, что больше он в этот магазин не зашел бы никогда, – шум был просто ужасным: удары, падения и рвущаяся бумага, изредка еще звон бьющегося стекла, учащенное дыхание пары метателей и периодические взрывы смеха, одолевавшие их обоих время от времени.

В половине шестого Каролина забросила на лампу последнюю книгу, и эта книга стала решающей соломинкой для выросшего в абажуре верблюжьего горба. Ослабевший сатин разорвался и выпустил все свое содержимое в виде одного большого облака белой и цветной бумаги на уже заваленный обрывками пол. После этого со вздохом облегчения Каролина повернулась к Мерлину и протянула ему руку.

– Прощайте, – просто сказала она.

– Вы уходите?

Он уже знал ответ. Его вопрос был просто попыткой отсрочить неизбежный момент расставания, чтобы еще хоть на миг задержать тот ослепительный свет, который он мог видеть лишь в ее присутствии, чтобы хоть чуть-чуть продлить радость, которую он испытывал, глядя на ее лицо, которое он мечтал поцеловать, потому что оно напоминало ему лицо одной девушки, которую он любил в 1910 году. Еще минуту он ощущал мягкость ее руки, а затем она улыбнулась, убрала руку и, прежде чем он сделал движение, чтобы открыть дверь, открыла ее сама и исчезла в непроницаемых зловещих сумерках, нависших надо всей Сорок седьмой улицей.

Хотелось бы мне рассказать о том, как Мерлин прошел в маленькую контору мистера Мунлайта Квилла, немедленно уволился с этой работы, познав, как красота относится к накопленному годами опыту, и вышел на улицу гораздо более прекрасным, благородным и ироничным человеком. Но правда жизни оказалась гораздо прозаичнее. Мерлин Грейнджер встал и оглядел учиненный в книжном магазине разгром: разорванные книги, сатиновые остатки некогда красивого малинового абажура, кристальный блеск стекла, радужные осколки которого были разбросаны по всему помещению, – а затем пошел в угол, где хранилась метла, и стал подметать, собирая мусор и в меру сил приводя магазин в его прежнее состояние. Он обнаружил, что несмотря на то, что небольшое количество книг осталось неповрежденным, основная часть получила увечья различной степени тяжести. У некоторых были оторваны обложки, из некоторых были вырваны страницы, иные были слегка надорваны, что, как известно любому, даже не слишком аккуратному читателю, автоматически переводит книги в разряд «распродажа».

Тем не менее к шести часам ему удалось ликвидировать большинство разрушений. Он расставил книги по местам, подмел пол и вкрутил новые лампы в патроны. Красный абажур восстановлению не подлежал, и Мерлин с тревогой подумал о том, что деньги на его замену, вероятно, будут удержаны из его жалованья. В шесть вечера, сделав все, что мог, он закрыл ставней витрину. Вернувшись в магазин, он увидел, что мистер Мунлайт Квилл поднялся из-за своего стола, надел пальто, шляпу и вышел из конторы. Он с загадочным видом поклонился Мерлину и направился к двери. Взявшись за ручку, он остановился, повернулся и тоном, в котором ярость мешалась с неуверенностью, сказал:

– Если эта девушка появится здесь снова, скажите ей, чтобы она вела себя прилично.

Ответ Мерлина «Слушаю, сэр» потонул в скрипе открытой им с этими словами двери, и он вышел.

Мерлин на мгновение замер, приказав себе не беспокоиться о том, что в настоящий момент было всего лишь смутно различимым грядущим, а затем прошел в контору и пригласил мисс Мастерс поужинать вместе во французском ресторане Пульпата, в котором, несмотря на все усилия правительства, все еще можно было заказать красное вино. Мисс Мастерс согласилась.

– От вина у меня всегда начинает звенеть в ушах, – сказала она.

Мерлин внутренне расхохотался, сравнив ее с Каролиной – точнее, не сравнив. Не могло быть никакого сравнения!

Мистер Мунлайт Квилл, несмотря на всю таинственность, экзотичность и воистину восточный темперамент, был тем не менее решительным человеком, и к проблеме разгромленного магазина он тоже подошел решительно. Ведь без расходов, равных по сумме первоначальной стоимости всего магазина – шаг, на который он по определенным, одному ему известным причинам, идти не хотел, – ему бы не удалось вести книжный бизнес прежним порядком. У него оставалась единственная возможность. Профиль магазина был переориентирован с торговли новинками на букинистику. Поврежденные книги прошли уценку от двадцати пяти до пятидесяти процентов, вывеске над дверью, змеившиеся вязью буквы которой когда-то выглядели такими яркими и блестящими, было дозволено беспрепятственно тускнеть; в целях создания соответствующего антуража владелец даже приобрел две псевдотурецкие тюбетейки из красного войлока, одну для себя, а другую для помощника Мерлина Грейнджера. Более того, своей бородке он позволил отрасти так, что теперь она напоминала оперение антикварной стрелы, и сменил щеголеватый, всегда с иголочки, деловой костюм на нечто, больше походившее на плащ волшебника из тускло сиявшей ткани альпака.