— Но я готов послать войска! — выкрикнул он слезливым тоном обруганного ребенка. — Но только не сейчас. Сам кайзер посоветовал мне в собственноручном письме выступить не раньше, чем его войска войдут в Ломбардию!

Нижняя толстая губа Марии-Каролины выдвинулась вперед, придавая ее лицу выражение высокомерного презрения.

— Ваше величество забывает, что события давно уже обогнали это письмо. Когда оно было написано, не было еще битвы при Абу-Кире, Бонапарт со своим сорокатысячным войском не был еще отрезан в Египте от Европы, Шампионне в Риме не был еще так ослаблен отсылкой корпуса на Рейн, что в его распоряжении осталось едва ли двадцать тысяч войска. Что же нам — дожидаться, пока он опять умножит свои силы? Еще никогда военная удача не была так близка к нам, как теперь. Но каждый потерянный день идет на пользу нашим врагам!

— И наши друзья в Папской области просят нас поскорее выступить! — бросил Актон своим высоким голосом. — Если мы будем медлить, их симпатии к Неаполю остынут. Тосканский двор даже полагает, что он пропал уже сейчас.

Фердинанд прикрыл себе уши обеими руками.

— А разве я не пропал, если сделаю то, чего вы хотите? Эти хитрые французы только того и ждут, чтобы я вышел за пределы границы. Они ведь знают, что без флота они со мной ничего не смогут поделать. Караччоло, ты неаполитанец, ты знаешь наш народ! Скажи королеве, можно ли красивыми речами о свободе, равенстве, братстве подвигнуть на измену мне хоть одного нищего лаццаро!

Адмирал герцог Караччоло склонил перед королевой свою седую голову.

— Это так, ваше величество. Если французы посмеют войти в Неаполь, вся страна как один человек поднимется против них.

Мария-Каролина горько поджала губы.

— А заговоры против трона, которые мы раскрывали все эти годы, пока здесь был Латуш-Тревиль?

Тонкая улыбка появилась на лице Караччоло.

— Позволит ваше величество мне сказать открыто? Не ваше величество раскрывало эти мнимые заговоры и не назначенные Неаполем судьи. Это делал Ванни. Честолюбец, пользовавшийся всяким случаем, чтобы выдвинуться. Когда милостью вашего величества процессы попали в настоящий суд, почти все обвиняемые были оправданы. Осталось лишь несколько молодых горячих голов. Болтунов, которых подвел их длинный язык. Так как…

Он запнулся, подыскивая подходящее слово.

— Выложи-ка всю правду, как на духу, Франческо! — со смехом крикнул Фердинанд. — Молодые люди практиковались, чтобы не забыть родного языка. Так как здесь вообще говорят только по-немецки и по-английски!

Он с ухмылкой наблюдал действие нанесенного им удара в спину. Но когда сэр Уильям быстро вскочил, чтобы возразить ему, он втянул свою твердолобую голову в плечи, испуганно согнулся, словно опасаясь удара молнии.

— Не говорите ничего, сэр Уильям, не говорите ничего! Я знаю! Я знаю! Мне нельзя уже даже хорошенько пошутить! А ведь шутка была недурна, сэр Уильям? А, что?

Хохоча, он бросился опять в свое кресло. Злорадно подмигнув Марии-Каролине, которая сидела против него с пылающим лицом, сгорая от стыда за его недостойное поведение.

— Во всяком случае, ее величество может быть уверена, — серьезно заключил Караччоло, — что все слухи о заговорах против короля — лживы, придуманы бессовестными людьми, пытавшимися извлечь выгоду из того, что они сеяли недоверие между королевским домом и народом.

Сэр Уильям поднял глаза:

— Вы можете назвать нам имена, господин герцог? Мне во всех отношениях было бы интересно познакомиться поближе с этими почтенными людьми.

Караччоло ответил ему пристальным взглядом:

— Сожалею, ваше превосходительство! Я недостаточно дипломат, чтобы не запутаться на скользких дорожках интриги. Я моряк и как моряк владею лишь одним словом. И я готов поручиться этим словом, а к тому же и моей головой, что ни один неаполитанец не может предать свою родину и свою веру иностранцам!

— А короля, господин герцог? — резко бросила Мария-Каролина. — Готовы вы поручиться своей головой и за безопасность короля? Может быть, лжив и другой слух — что патриоты рассматривают Бурбонов как чужаков, стоящих вне так называемой итальянской отчизны?

Караччоло закусил губу.

— Ваше величество, кто сказал вашему величеству…

Но Фердинанд не дал ему договорить. Ему давно уже надоел этот скучный совет. Испытывая, как всегда, страх перед окончательным решением, он поднялся:

— Ах, оставьте все это! Я знаю моих неаполитанцев. И не боюсь их. Они пройдут сквозь огонь ради меня, лаццарони, горожане, знать, все! Почему я должен первым рисковать своей шкурой? Когда выступит кайзер, выступлю и я. Ни на день раньше. А теперь кончим, не правда ли? Мы заседаем уже достаточно долго. Пойдем со мной, Франческо! Ты ведь любишь собак. Мой друг, маркграф Ансбаха, прислал мне свору собак для охоты на кабанов. Воистину, скажу тебе, роскошные экземпляры. Хочется показать их тебе. Господа, кто желает, присоединяйтесь.

Взяв под руку Караччоло, он собирался уже покинуть зал. Но поймав выразительный взгляд сэра Уильяма, Актон задержал его.

— Я прошу ваше величество уделить нам еще минуту внимания. Как изволит вспомнить его величество, два дворянина, Этторе Руво и лейтенант Фердинандо Априле, неделю назад тайно покинули Неаполь…

Король неохотно остановился.

— Ну и что с того? Руво, очевидно, в своих калабрийских владениях, а Априле — у него, конечно, опять какая-нибудь любовная интрижка! И меня мучат такой ерундой!

— Да простит меня ваше величество, но шеф тайной полиции сообщает, что обоих видели в Риме…

Фердинанд вздрогнул:

— Что? Что вы это говорите? В Риме? Что им нужно в Риме?

— Сожалею, что должен огорчить ваше величество. Но моя обязанность сообщить вам, что оба поступили офицерами во французскую армию.

Король, подняв руку, подошел к Актону, словно хотел ударить его.

— Это ложь! Этого не может быть! Неаполитанцы, дворяне, офицеры… Берегитесь, господин министр! Если вы обманываете меня…

Актон выпрямился, смерил короля взглядом, мечущим молнии:

— Я не неаполитанец, я не ручаюсь своей головой за то, чего не могу доказать. Но тем не менее я не обманываю ваше величество. Нашему агенту в Риме удалось получить копии грамот о производстве их в чин. Взгляните сами, ваше величество.

Он схватил документ со стола и в открытом виде поднес его Фердинанду. Король бросил на него взгляд, но не будучи в состоянии прочесть французский текст, сразу же возвратил его. Темная краска залила его лицо, в глазах появилось свирепое выражение.

— Значит, это правда? Ах, неблагодарные, они еще меня узнают! Отдайте их под суд, Актон! Немедленно! Доставьте мне приговор! И… Чего ты хочешь, Караччоло? Почему ты прерываешь меня?

Адмирал поднял руку, словно заклиная его. Теперь он почтительно приблизился:

— Ваше величество, я прошу слова милости. Я не оправдываю Руво и Априле — я осуждаю их поступок… Но обстоятельства, которые толкнули их на это… Руво, пламенная душа, до сих пор не нашедший в Италии применения своим способностям… Априле, несправедливо потерпевший тяжелое наказание за незначительную служебную ошибку… — оба принадлежат к нашим лучшим семьям… если бы его величество проявил в данном случае милосердие… я уверен, что они, раскаявшись, вернулись бы.

Фердинанд опять уселся. Его взгляд неуверенно скользил по залу.

— Правильно, — пробормотал он про себя, — у них много родственников, сторонников… Может быть, и лучше обратиться к милосердию, а не к праву.

Мария-Каролина резко рассмеялась:

— Почему бы вашему величеству не позволить еще этим господам указать цареубийцам дорогу в Неаполь? Тогда королю уже не нужно будет мучительно размышлять о своем праве на милосердие.

Разорвав дрожащими пальцами свой кружевной платок, она беззвучно всхлипывала от гнева.

Вдруг поднялся Нельсон. Пошел к королю; выпрямившись, застыл перед ним.

— Ваше величество, отпустите меня! Я считаю, что дальнейшее мое пребывание в Неаполе бесцельно. И так как я необходим в другом месте…