Письмо было светлым, солнечным. Эмма все снова и снова перечитывала его. Хранила его у своего сердца. Тайно целовала бумагу, которой касалась рука Нельсона. Сама смеялась над тем, что вела себя как маленькая пансионерка, но в следующий момент снова делала то же самое.

Ах, она любила его. Иначе, чем любила Гревилла. Тогда ее фантазия была еще отравлена опустошающей жизнью проданных ночей. Сладострастие, желание попасть в объятия красивого мужчины она приняла за любовь.

Позже, в ненавистном ей браке с сэром Уильямом, она стала холоднее, спокойнее. Тогда ей раскрылись внутренние связи жизни, она научилась лгать и притворяться. Тут она грешила уже не по велению своей горячей крови, а по холодному расчету. Потому что борьба за существование, казалось, требовала от нее этого греха.

Но теперь, когда она любила Нельсона… То, что он принадлежал другой и она могла думать о нем без тени вожделения, делало ее любовь к нему святой. Подобно чудесным нежным цветам возникали перед ней неистощимые, порожденные мечтами видения, наполняя душу ароматом фиалок и резеды.

Ее сердце было как затерянный пруд, поросший водяными лилиями, над ним, словно одинокая звезда в ночном небе, парило воспоминание о Нельсоне. Чистым и белым было ее отражение в неподвижных водах.

В конце августа от него прибыло еще одно письмо: короткие, рубленые фразы. Удивительно нескладный почерк…

Он пытался отобрать у испанцев Тенериф. Но эта операция не удалась ему. Когда он после ночного морского сражения вышел на берег, выстрел разбил ему правый локоть. Джошуа наложил ему повязку, воспользовавшись своим шелковым шейным платком; Том Кидд, разорвав свою рубашку, сделал перевязь для раненой руки. Им с трудом удалось снять с якоря стоявший у берега корабль и укрыть Нельсона от огня противника в безопасном месте.

Они спасли ему жизнь. Но, признавая это, он не может быть им благодарен. Рука потеряна, а безрукий капитан не пригоден к службе, он только в тягость своим друзьям и бесполезен своей родине.

Он вернулся в Англию, никому не нужный калека. Все кончено.

В середине ноября он написал опять Культя руки зажила, воды Бата укрепили его здоровье, через несколько недель врачи будут считать его выздоровевшим. Король на одной из аудиенций был весьма милостив к нему, собственноручно прикрепил ему орден Бани. Адмиралтейство назначило ему пенсию в тысячу фунтов.

Эта пенсия угнетала его. Значит, его считали неспособным к службе. Он, которому едва исполнилось тридцать девять лет, вынужден был отказаться от своей профессии и тем самым от всех своих честолюбивых надежд.

Он собирался отважиться еще на одну попытку у лорда Кейта, командующего флотом. Удастся ли ему это? У него в Адмиралтействе было так мало доброжелателей…

Его отчаяние разрывало сердце Эммы. Он, со своим неукротимым стремлением к великим подвигам, должен был погибать вдали от любимого моря, в душной атмосфере обыденности жизни. Но как ему помочь? Она размышляла неделю, не видя выхода.

И тут мистер Удни, английский генеральный консул в Ливорно, сообщил о том, что в Тулоне тайно снаряжается французский флот. Одновременно парижская Директория вызывающе заговорила с папой Пием VI, тогда как в Верхней Италии наблюдалось оживленное передвижение французских войск. Финансы республики были исчерпаны. Может быть, якобинцы задумали напасть на Папскую область и, угрожая Неаполю наземной и морской войной, разбоем пополнить свою опустевшую казну?

Мария-Каролина была в смертельном страхе. Она лихорадочно стремилась к тому, чтобы, собрав в своей стране последние силы, подготовиться к обороне. Слала письмо за письмом в Вену своей дочери-императрице с просьбами повлиять на императора, побудив его к оказанию помощи. Тогда как сама Австрия еще не могла оправиться от своих ран.

Мария-Каролина горько жаловалась на бездеятельность Англии. Лондон всячески тормозил выплату субсидий. С тех пор как была оставлена Корсика, ни один английский корабль не появился в Гибралтаре. Неужели Англия хотела бросить Неаполь на произвол судьбы?

Эмма воспользовалась этим настроением. По ее совету Мария-Каролина направила письмо самому королю Георгу, напомнив ему о своих заслугах перед Англией, о данных ей обещаниях. Теперь Англия обязана оказать помощь Неаполю, направив к нему флот, который праздно стоял у берегов Португалии. Или, по меньшей мере, послать эскадру к Тулону, чтобы задержать нападение французов на Неаполь, пока Мария-Каролина не завершит своих приготовлений. Не обязательно, чтобы эскадра была большой, если во главе ее будет стоять деятельный и испытанный в боях адмирал. Такой, как Нельсон…

Георг III написал в ответ несколько вежливых, ни к чему не обязывавших слов. И больше никакого ответа. А опасность все ближе и ближе подбиралась к верхней Италии.

«…Моя дорогая леди! Бертье вступил в Рим. Ему разрешили все, уже переданы заложники. Рим в руках французов.

Несмотря на это, Ней с десятитысячным войском и большим артиллерийским обозом продвигается дальше. Цель легко угадать. Непрерывно прибывают новые войска, более тридцати тысяч, не считая тех, что уже находятся в Риме.

Я в отчаянии. На этой неделе еще один курьер будет отправлен в Лондон. Неужели и впрямь нет никакого средства напомнить вашей храброй нации о том, что она навсегда потеряет Италию, свою торговлю с нами, своих вернейших союзников, если не поможет нам?

Все это меня убивает. Адье. Ваш всегда готовый служить вам друг

Шарлотта.»

Двадцать первого мая пришло известие, которого давно ожидали со страхом; французский флот с тридцатью шестью тысячами десантных войск под командой Бонапарта покинул тулонскую гавань.

А на следующий день пришло письмо лорда Кейта сэру Уильяму. Уступая неоднократным настояниям Марии-Каролины, Адмиралтейство послало эскадру против «общего врага».

Под командованием адмирала Нельсона…

Удастся ли ему провести свои корабли невредимыми сквозь бури и опасности долгого морского похода? Встретит ли он французский флот? Одержит ли он победу?

Дни, полные вопросов, дни, полные мучений. Все известия лишены определенности. Ничего не известно о составе французского флота, о цели его похода, ничего не известно о числе кораблей Нельсона. Что, если он встретится с превосходящими силами противника? Он не уклонится от встречи с ним. И не переживет поражения.

Ах, за то она и любила его, что он таков. Что он не похож на тех холодно-расчетливых или непостоянных слабых полумужчин, с которыми ее сводила до сих пор судьба…

Тревога не позволяла ей сидеть на месте. Днем она жадно работала, потом наступало время разных развлечений. Оглушить себя и ни о чем не думать! Смертельно усталая, она поздней ночью едва добиралась до постели. Подремав немного, снова вскакивала. Она задыхалась, ей нужен был глоток свежего воздуха, нужно было увидеть над собой звезды, услышать тихие голоса моря.

Ведь этот же воздух овевал и его. Те же звезды освещали его путь. Не от него ли доносятся эти голоса?

Она выходила на балкон, ждала наступления дня, заливавшего все пурпуром и золотом. Как тогда, когда Нельсон исчез в пронизанной лучами утренней зари бесконечной дали.

С тех пор прошло уже пять лет.

Однажды утром, словно видение, за мысом Мизено появился корабль. Он выплыл из порхающих, исчезающих в море ночных теней. Пронизанный лучами света, он стоял на голубых волнах как огненный столп. Может быть, это был «Агамемнон»?

Она улыбнулась своим мыслям. «Агамемнон» давно разбит в бурях и битвах. И все же она бросилась в комнату за подзорной трубой.

Когда она вернулась, утренняя пелена тумана уже развеялась. Она отчетливо видела корабль, с быстротой стрелы скользивший по воде навстречу Неаполю.