Безусловные порицатели Суворова повествуют, что этот "якобы непобедимый варвар погубил половину своей армии и ретировался со стыдом и яростью в сердце". Читатель, ознакомившийся теперь со всею жизнью Суворова и с ходом последней его кампании, может сам оценить и "варварство" Суворова, и "стыд", которому подвергается генерал за такие военные действия, как швейцарский поход. Очевидно, в подобных отзывах говорит не критика, а национальное фанфаронство и жгучее чувство глубоко уязвленного самолюбия, которому было нанесено Суворовым в 1799 году столько тяжелых ран. Предприятие Суворова в Швейцарии было бедственно, и план его совершенно не удался, но самый размер бедствия и полнота неудачи способны возбудить только гордость, утвердить сознание совершенного подвига и вполне удовлетворить чувству военной чести, самому требовательному и щекотливому. Неудачная Швейцарская кампания до того внушительна и грандиозна, что поражает воображение. В Швейцарии до последнего времени не совсем еще вымерли предания о Суворове, и многие суеверные Граубинденцы смешивали горного духа Рюцебаля с Суворовым. Еще недавно жила там легенда, а может быть и теперь живет между склонными ко всему чудесному горцами, будто много лет после смерти Суворова, не раз видели его на высях Сен-Готара, верхом на серой лошади; что в горных теснинах и ущельях верхней Рейсы неоднократно появлялась тень седого старика и огневыми глазами осматривала места, обагренные русскою кровью ²⁰. Но мало того, что Швейцарская кампания Суворова есть богатый материал для легенды, она и по военно-историческому смыслу своему выходит из ряда смелых военных предприятий. Эта 17-дневная эпопея не могла быть задумана или предначертана заранее; она сложилась в силу обстоятельств, под направлением Суворовского дарования. Она есть венец военного поприща Суворова, крайнее выражение его военной теории; он тут сделал все, на что только способна человеческая воля. Если весь ход и особенно результат этого феноменального предприятия может привести к вопросу или замечанию критики, то никак не в том смысле, что Суворову не удалось одолеть Массену и выгнать Французов из Швейцарии. Вопрос складывается совсем иначе, именно - каким образом сам Суворов выбрался с театра войны, пожертвовав меньше, чем третьею долей своей армии, тогда как вся она, вместе со своим предводителем, должна была остаться в руках Французов, на что твердо надеялся и Массена.

Глава XXXV. Разрыв союза; 1799. [16]

Переписка Суворова с эрцгерцогом Карлом; острый её характер; раздражительность и колебания Суворова; причины. — Соединение Корсакова и Конде с Суворовым; различный их прием. — Ненависть Русских к Австрийцам. — Зимние квартиры; конец боевого поприща Суворова. — Военная его характеристика: военный человек вообще, тактик, стратегик; его заграничная известность; память о нем в России и русских войсках. — Голландская экспедиция англо-русских войск; её неудача; охлаждение Павла I к Англии. — Остановка Суворова в Праге; переговоры и планы военных действий. — Признаки перемены в политике Франции: новые поводы к неудовольствиям на Венский двор; окончательный разрыв союза России с Австрией и затем с Англией. — Выступление русских войск в дальнейший путь.

 Пока Суворов пробивал себе путь в Швейцарии чрез неприятельские войска, Римский- Корсаков успел усилиться корпусом принца Конде и несколькими баварскими и швейцарскими батальонами. Прибыл также к границам Швейцарии испуганный вестью о цюрихском погроме эрц-герцог Карл со значительною частью своей армии. Представлялась снова возможность - дать делам в Швейцарии другой оборот, двинув соединенные силы на левую сторону Рейна, пока большая часть неприятельских войск находилась против Суворова. Но так как для австрийских наследственных земель опасность миновала, то эрц-герцог Карл, помня строгие инструкции Венского кабинета, предпочел остаться в бездействии. Корсаков решился один предпринять демонстрацию, ради отвлечения от Суворова хоть части неприятельских сил, что и исполнил, понеся однако значительную потерю и притом без существенной надобности, так как Суворов находился уже вне опасности.

То были последние действия Русских в Швейцарии, и в первых числах октября вся страна, за исключением Граубиндена, находилась снова в руках Французов. Правда, и в это время силы союзников все еще имели, в общей сложности, значительный численный перевес над неприятельскими, но они находились под начальством двух главнокомандующих, друг от друга независимых и ни в чем между собою не сходных. Да и всё предшествовавшее положило между Русскими и Австрийцами такую грань, что они были союзниками только по названию, и всякая попытка к действиям сообща должна была оказаться неисполнимой.

Доказательства не замедлили обнаружиться. Суворов, предпринявший движение на Иланц и Кур между прочим по недоверию к союзникам и вследствие решимости - устраниться от совместных с ними действий, стал однако обдумывать новый план вторжения в Швейцарию во время самого перехода чрез Рингенкопф. Из Паникса он сообщил об этом эрц-герцогу Карлу, а на пути из Кура в Фельдкирх послал ему и план действий. Предположение Суворова состояло в том, чтобы корпусам Дерфельдена, Розенберга и Петраша наступать из Фельдкирха чрез С.-Галлен к Винтертуру; Римскому-Корсакову, принцу Конде и части австрийских войск вступить в Швейцарию с северной стороны; затем, по соединении всех сил на р. Туре, наступать к Цюриху и отбросить неприятеля за Лимат. План отличался практичностью, ибо войска Массены были в то время очень разбросаны; но эрц-герцог его не одобрил и предложил некоторые изменения. А между тем, во время трехдневного пребывания в Фельдкирхе, Суворов, изменил свои мысли, так как увидел до какой сильной степени войска его расстроены и получил кроме того известие о громадных потерях Корсакова под Цюрихом. По всей вероятности решение это поддерживалось и возвратившимися сомнениями на счет союзников. Как бы то ни было, он двинулся 4 числа берегом Боденского озера на соединение с Корсаковым, чтобы затем расположиться на винтер-квартирах для приведения войск в порядок.

Прибыв на другой день в Линдау, он получил ответ эрц-герцога с замечаниями на предложенный план действий, Суворов нисколько не оскорбился замечаниями и 5 числа отвечал, что совершенно соглашаясь на план эрц-герцога, делает распоряжение для немедленного его исполнения. Но сомнения опять взяли верх, порыв упорной воли миновал, уступив рассудку, и Суворов на другой же день написал эрц-герцогу, что занят теперь приведением в устройство своих войск и считает необходимым отложить военные операции на некоторое время. Письмо это высказывало не всю правду; отправляя его, Суворов уже положил возвратиться к решению, принятому еще в Гларисе, т. е. вовсе отказаться от военных действий, и с этою целью собрал на другой день, 7 октября, военный совет.

На военном совете Суворов объявил, что имеет мало надежды на успех наступательной операции, о которой завязаны переговоры с эрц-герцогом Карлом, и что на действительное содействие последнего едва ли можно положиться, так как обещания его неопределительны и могут привести к одним демонстрациям. Военный совет решил единогласно, что от Австрийцев ничего кроме предательства ожидать нельзя, а потому от всяких наступательных действий надлежит отказаться, сосредоточив все заботы исключительно на устройстве войск. Суворов принял это решение к исполнению и донес обоим императорам, прося утверждения. В переписке его проскальзывает и еще один мотив принятого решения, о котором он не упоминает официально: необходимость подчинения ему, Суворову, армии эрц-герцога Карла. Про это обстоятельство он проговаривается в письме к Ростопчину, посланном одновременно с донесением Императору Павлу, объясняя, что только при таком общем начальствовании может быть устранено вмешательство Тугута и прибавляя, что "до особы эрц-герцога это не касается - тут он или нет" ¹. Такая же мысль проводится в письмах Суворова и несколько позже. Действовало ли тут честолюбие Суворова, или нет, во всяком случае взгляд его в настоящем деле был верен, и без подчинения обеих армий одному главнокомандующему, общий план действий представлялся не мыслимым.