В Суворове действительно заключалась надежда на добрый исход Швейцарской кампании, и он сам отнюдь не считал дело потерянным, но оно представлялось ему очень трудным и даже сомнительным. Злее прежнего сделались его сарказмы. Тугута он называет совой, подъячим, потерявшим Нидерланды, Швейцарию и Италию, систему его - глупою; про эрц-герцога Карла говорит, что он "опочивал больше трех месяцев по указу"; про себя упоминает: "меня не будет, не будет ни одного, кто противу Тугута правду скажет". Государю он пишет, что исполняя высочайшую волю, он ведет храброе русское войско на новые поля сражений, где или поразит врага, или умрет со славою за отечество и государя. К Хвостову он обращается со словами, более откровенными: "не ручаюсь, как пройду чрез горло сильного неприятеля"; гр. С. Воронцову пишет: "хотя в свете ничего не боюсь, скажу - в опасности от перевеса Массены мало пособят мои войска отсюда, и поздно"; еще позже кладет заметку: "Массена не будет нас ожидать и устремится на Корсакова, потом на Конде". Существуют и другие свидетельства, что Суворова озабочивала будущая кампания. В нем конечно не замечается уныния, но довольно и того, что сложившиеся обстоятельства заставили его пытливо заглядывать вперед, допуская возможность дурного исхода. Уже и это состояние было для него ненормальным, и озабоченность выказывалась в нем помимо его желания. Князь Андрей Горчаков пишет Хвостову, что Суворов очень слаб и едва ходит, а причиной тому беспрестанные заботы. Старые солдаты, знакомые с Суворовым издавна, и те замечали, что он погружен к глубокую думу, и находили даже перемену в выражении его лица. Да и не естественно было бы в настоящем случае с его стороны равнодушие, или беспечность, или неразумный оптимизм, вообще надежда на одно счастье. Суворов хотя привык к своему счастью и сжился с ним, но отношение его к этому счастью было всегда активное. Много лет назад он говорил Потемкину, что "повелевал" счастьем; слова эти требовали особенно в настоящее время приложения к делу; теперь больше, чем когда-либо, нужно было завладеть счастьем и не подчиняться обстоятельствам, а править ими. Оттого на Суворова и легла дума, и в одном из писем к Ростопчину он высказал косвенным образом программу своих настоящих и будущих действий: "геройство побеждает храбрость, терпение — скорость, рассудок — ум, труд — лень, история — газеты" 19.
Действительно положение дел было серьезное; смутно ли, ясно ли, но это разумели все, и потому понятны полные негодования слова Гримма, несколько позже высказанные им в письме к графу С.Р. Воронцову: "я не знаю, чем все это кончится, что с нами будет; но я спрашиваю: сколько Французская директория платит за все это и кому именно?" 20.
Глава ХХХIII. Швейцарская кампания: С. Готар, Чортов мост; 1799.
Силы воюющих — Расположение войск в Швейцарии. — Различные туда пути; путь, избранный Суворовым; недостатки принятого плана. — Неподготовленность русских войск к горной войне; наставление Суворова. — Движение Русских; Суворов в походе. — Троекратная атака Сен-Готара; осуждение Суворова критиками; опровержение. — Вымышленный анекдот. — Обходное движение Розенберга; дело при Урзерне; отступление Французов. — Преследование по указанию Суворова; соединение Суворова с Розенбергом. — Атака Урнер-Лоха и Чортова моста; причины удачи и малой потери. — Занятие Альторфа; беспрепятственное отступление Французов и занятие ими фланговой позиции; объяснение причин. — Критическое положение Суворова; пути из Альторфа; избрание самого прямого и трудного; приговоры критики; объяснение.
При выступлении Суворова из Италии, силы воюющих на трех смежных театрах войны были следующие. На Рейне эрц-герцог Карл имел 44,000 человек против 50,000 Французов; из этих последних значительно больше половины было разбросано по крепостям. В северной Италии Мелас командовал 85,000; французских войск под главным начальством Шампионэ было никак не больше 50,000. В Швейцарии со стороны союзников находились корпуса Римского-Корсакова в 24,000 человек и (временно, до прибытия Суворова) Готце в 22,000; кроме того оставалось за Рейном из корпуса Корсакова 3,000, да ожидались: принц Конде с 5,000 и Суворов с 21,000 человек; у Массены же состояло под начальством больше 84,000.
Из этого видно, что на главном театре войны, в Швейцарии, численный перевес был на стороне Французов, а если бы Готце оставил Швейцарию, то неравенство сил сделалось бы разительным. Эта невыгода увеличивалась еще расположением союзных войск и, в заключение, усугубилась принятием дурного плана действий.
Корсаков стоял впереди Цюриха, раздробив и рассеяв свои силы вдоль р. Лимата и нижнего Аара; по Цюрихскому озеру были расположены войска принца Александра Виртем-бергского, левее, по Линте и Валенштатскому озеру стоял Готце. в Саргансе - Елачич, а дальше, с заворотом вперед до Дисентиса, - Линкен (бригады Зимбшена и Ауфенберга). Пути из Швейцарии в северную Италию охраняли отряды Штрауха, принца Рогана и Гадика. Армия Массены тоже была растянута; левый её фланг находился на Рейне у Базеля, фронт тянулся по Аару, Лимату, Альбису, Линте и дальне до С.-Готара; правый фланг охранял доступы из Италии в Валис. Но Французы были во-первых сильнее, а во-вторых более сосредоточены на важнейшей части позиции, по р. Лимату, так что расположение их представлялось гораздо более выгодным, чем союзников.
Оказывавшиеся на стороне союзников невыгоды могли быть в известной степени возмещены быстрым прибытием Суворова туда, где его присутствие было особенно нужно, т.е. если не к Лимату, то хоть в долину верхнего Рейна, Но он этого не сделал.
Из многих путей, представлявшихся ему на выбор, два были выгоднее других, именно чрез Киавенну и гору Сплюген, или чрез Белинцону и гору Бернардину. Следуя по одному из, этих путей, он мог беспрепятственно соединиться с Линкеном, а затем идти кружным путем чрез Кур и Сарганс, или прямо перейти горный хребет к верховьям Линты и сойтись там с Елачичем и Готце. В особенности предпочтителен был путь на Сплюген. Хотя он лежал значительною частью по дурным дорогам, но не требовал от армии особых приготовлений и следовательно лишнего времени; с нею могла идти и её полевая артиллерия, и весь путь совершался вдали от неприятеля. Русские прибыли бы по этому направлению на соединение с Лотце не позже 14 сентября, даже может быть несколько раньше, и до их прибытия не требовалось со стороны Корсакова и Готце никаких наступательных предприятий, а надлежало только удерживаться на своих позициях. Это последнее условие было исполнимо, потому что Массена, несмотря на энергические приготовления, не мог никоим образом перейти в наступление раньше 14 числа, т.е. дня, в который произошло роковое цюрихское сражение. Не понадобилось бы также ослаблять Корсакова отделением части его сил на подкрепление Готце, как это было сделано, а в худшем случае, соединение Суворова с Готце несомненно послужило бы если не к устранению происшедшей с Корсаковым катастрофы, то к уменьшению зла, ибо Массене, тотчас после одержанной победы, пришлось бы сводить счеты с новоприбывшим полководцем и его закаленными войсками.
Но Суворов избрал другой путь и предпочел иной образ действий. Он нашел наилучшим двинуться из Белинцоны чрез С.-Готар в верховья реки Рейсы, а затем долиною этой реки и обоими берегами Люцернского озера наступать к Люцерну; причем отряд Штрауха должен был способствовать операции против С.-Готара и в ущелье Рейсы, а Ауфенберг угрожать тылу неприятеля, атакованного в долине Рейсы. В то же время предписывалось Линкену перейти от Иланца к Гларису на соединение с Елачичем, наступающим от Сарганса к Молису, а Готце, получив от Корсакова 5,000 человек, соединиться с Линкеном и Елачичем, наступать к Эйнзидельну и войти у Швица в связь с прибывающим туда Суворовым, направив часть своих сил к Цугу. Наконец, Римскому-Корсакову назначено, одновременно со всем этим, атаковать неприятеля на Лимате.