Потерн обеих сторон можно определить только приблизительно. В реляции Суворова от 7 ноября говорится, что сочтено убитых Поляков 13,340, пленных 12,860, потонуло больше 3000; в числе пленных 3 генерала и 442 офицера; в числе убитых 4 генерала; артиллерии досталось победителям 104 орудия. Свою потерю убитыми и ранеными он определяет в 1500 слишком. Исчисления нескольких историков приблизительно таковы же, с варьированием частных цифр. Все это весьма гадательно й отчасти произвольно, ибо какие например данные были для определения числа утонувших? Существуют однако некоторые указания, по которым можно добраться до истины, не задаваясь требованиями точности. Один французский эмигрант, поступивший к Суворову на службу тотчас по окончании войны, говорит, что он слышал на месте, будто потеря Русских одними убитыми простиралась до 1100 человек, а общая потеря Поляков доходила до 21,000. Другое показание участника штурма, отличающегося впрочем неверностью своих цифр, определяет число убитых и раненых Поляков в 14,000, причем говорится далее, что жители, собранные с окрестных селений похоронили до 7000 польских тел. Один из польских источников утверждает, что Поляков погибло с оружием в руках до 8000 и пражских жителей 12,000. Приняв в соображение как эти, так и некоторые другие сведения, можно придти к следующему приблизительному выводу. Убитых, умерших от ран и утонувших неприятелей было 9-10,000; пленных, т.е. взятых с оружием, безоружных и раненых 11-13,000, в том числе около 450 офицеров; пушек осталось в руках победителей 101-104. Потеря с русской стороны заключалась не менее, как в 2000 убитых и раненых, или несколько выше. Из числа взятых живьем и раненых, распущено по домам больше 6000; отправлено в Киев до 4000, из регулярного войска, без косильеров, которые отпущены на свободу вместе с другими невоенными ¹⁶.

Многие иностранные писатели называют штурм Праги простой бойней, где не видать никакого военного таланта, а действовала одна грубая сила, в роде стихийной, и где успех был завершен невообразимым зверством и кровожадностью войск и их предводителя. Из приведенных выше распоряжений Суворова перед штурмом и из самого хода дела видно, насколько подобный приговор далек от истины. Суворову дали даже насмешливое название: «генерал без диспозиции». А между тем диспозиции его, не будучи никогда педантскими, отличались замечательною обстоятельностью; такова и пражская. Она в основании совершенно однородна с измаильскою и тождественна с нею по многим крупным частностям. Обе обнаруживают замечательный военный расчет, куда входят не одни цифры, а знание характера, свойств и вообще силы противника, верная оценка своих собственных ресурсов, моральных и материальных, и основанный на этих данных выбор средств. Но еще более плана, программы штурма, замечательно исполнение, в котором некоторые частности плана оказались даже липшими ступенями к победе. Так могут действовать только войска, отличновыученные, и между которыми и их предводителем существует полная гармония. Числом, массой Русские взять не могли, потому что их численный перевес над Поляками не превышал 4000 человек. Перевес был качественный, как в Измаиле, особенно в предводительстве, и если пал Измаил, то тем более не могла избежать этой участи и Прага.

Суворов в реляции своей говорит: «редко видел я столь блистательную победу; дело сие подобно измаильскому». Подобно, но не равно. Там, при значительном численном перевесе обороняющегося, атакующий имел две целые штурмовые колонны из спешенных казаков, да и едва не половина штурмующего корпуса состояла из казачьих полков. Правда и под Прагой казаков было много, но на конях; из них штурмовых колонн не формировали и хотя в штурме участвовала спешенная кавалерия, но не казаки, а драгуны (в резервах 2, 3 и 4 колонн), и их было сравнительно не много. С другой стороны, в Измаиле была одна крепостная ограда, хоть и очень сильная, а тут двойная линия ретраншаментов, с передовыми укреплениями и тет-де-поном. Но укрепления эти были заняты слабо, и оборонялась с упорством только первая линия, да и то не везде, тогда как в Измаиле Русские встречали отпор что дальне, то сильнее. Обстоятельство это имеет существенное значение; им объясняется и небольшая продолжительность всего дела под Прагой, и несоразмерно малый урон Русских. По завладении передним ретраншаментом, Русским лишь местами и частями приходилось драться, а больше только гнать и бить. Вообще сравнением Праги с Измаилом подтверждается репутация чрезвычайного упорства Турок при защите укрепленных мест, и обнаруживается недостаток энергии у Поляков при обороне Праги, которая однако же была для них гораздо важнее, чем Измаил для Турок.

Может быть причина тому заключается в необыкновенной энергии русской атаки, энергии, едва ли доходившей до такой степени развития под Измаилом. Энергия эта, как и жестокое кровопролитие в самой Праге, были следствием чрезвычайного возбуждения войск. Кровавые апрельские события в Варшаве постоянно держались у всех в памяти, особенно в корпусе Ферзена, где находилось несколько батальонов, очевидцев варшавской резни. Суворов подтверждал о милосердии и пощаде; он даже дал, как мы видели, особое наставление Ферзену, где люди были наиболее озлоблены, но недавние воспоминания оказались в пылу боя более сильными. В виду вероломной Варшавы, все солдаты по примеру Ферзеновых дошли до остервенения. «Смотри братцы, никому пощады». кричали они друг другу, еще не добравшись до Праги, а когда ворвались в это несчастное предместье, то только и слышны были крики: «нет пардона». Как же можно в этом винить Суворова, да и можно ли, положа руку на сердце, клеймить Суворовского солдата? Настроение его было исключительное, понятия того времени иные, способ ведения войны жестокий. Разве Поляки, убивая в Варшаве Русских, вооруженных и безоружных, не давая пардона им под Рославицами (о чем было публиковано в свое время в Варшаве) и обнаруживали при всяком случае свою к ним ненависть, не делали тоже самое? Правда, Поляки побеждены, на их долю — сострадание, и обвинение победителей самое легкое к тому средство; но способ этот рано или поздно обнаруживает свою несостоятельность. Кроме того, надо принимать в соображение и осязательные результаты. Из всего изложенного выше, можно убедиться, что пражское кровопролитие вовсе не доходило до таких чудовищных размеров, которые принимаются за несомненный факт, и что оно далеко не может равняться с измаильским ¹⁶.

Пражский штурм имеет историческое значение, несравненно выше измаильского. Революция была вырвана, война была подсечена в самом корне. на достоверным известиям, полученным Суворовым несколько времени спустя, воеводства люблинское и сандомирское и вся Галиция готовились к восстанию, для чего назначен был день в первых числах ноября, но взятие Праги с его последствиями разрушило инсурекционный план. Этот кровавый штурм, происходивший на глазах варшавян, навел ужас на польскую столицу, вселил в нее трепет, по свидетельству самих Поляков. Население Варшавы ждало той же участи от безжалостного победителя. Нравственные и материальные силы инсурекционной Польши были сломлены. Суворов достиг своей цели; пролилась река крови, но устранялось хроническое кровопролитие затягивающейся войны. Не прошло суток после пражского побоища, и в русском лагере явилось посольство от капитулирующей Варшавы  ¹⁷.