Генералиссимус князь Суворов Несколько вступительных слов [1] Между русскими историческими лицами есть несколько, выделяющихся из обыкновенного уровня знаменитостей. К числу таких избранников принадлежит и Суворов, поднявший русскую военную славу на высоту, до которой она ни прежде, ни после не достигала. Военная слава отечества конечно дорога каждому Русскому, в какой бы сфере деятельности он ни вращался; сверх того, с недавнего времени, при общей обязанности — сражаться в рядах армии, — военное дело стало для всякого более близким, чем прежде. Таким образом, теперь наступила благоприятная для русского общества пора — познакомиться поближе с личностью Суворова, тем паче, что он успел уже отодвинуться в историческую даль Но в попытке — изобразить Суворова в виде не легендарного богатыря, а живого исторического лица, невозможно ограничиться боевою его деятельностью, как бы она ни преобладала в его жизни. Нужно познакомиться с ним с разных сторон, узнать в нем внутреннего человека. В таком смысле книга и писалась, с этою целью и собиралось для нее как можно больше материалов. Правда. военное поприще Суворова занимает в ней большую часть, но обстоятельство это не должно пугать невоенного читателя. Во-первых, преимущественно в боевом Суворове виден особый внутренний человек, не похожий на других; во-вторых, прилагалось все старание, чтобы при изложении боевой его деятельности, избегать технической стороны военного деда, где только возможно. Книга составлялась для образованного класса русского общества, не различая военных от невоенных; причем автор постоянно имел в виду, чтобы содержание ее, будучи серьезным, как того требует цель труда,—излагалось доступно для каждого, имеющего известное образование, Если эта задача окажется не выполненною, то виновата в том не идея плана, а средства исполнителя. Сказав о цели и назначении труда, нужно пояснить и некоторые крупнейшие его частности. Предлагается опыт истории Суворова, но не его эпохи; характер времени и ход событий изображены, где это требуется, с необходимою полнотою, но не больше. Затем, в книге часто приводятся неверные сведения и суждения о Суворове, которые и опровергаются: при помощи такого приема, читатель усвоит истину сознательно, будучи поставлен в известность — в чем и почему она другими извращалась. Далее, предлагаемый труд может быть погрешает недостатком строгого единства плана и гармонии частей; многое, сравнительно неважное, изложено подробно; другое, более существенное, коротко. Главная тому причина заключается в различной степени обилия материала; не пользоваться в одном месте материалом только потому, что его нет в другом, было бы дурным приемом, и книга пострадала бы больше, чем от недостатка стройности. Кроме того во всех случаях, особенно при описании военных действий, обращалось преимущественное внимание на черты, имеющие значение для личной характеристики Суворова. Найдутся в книге и такие места. которые страдают не только бедностью сведений, но и полным их отсутствием; подобные пробелы внимательный читатель заметит сам. Нельзя сказать, чтобы существовала безусловная невозможность пополнить хоть некоторые из них, но для этого потребовалось бы лишних два-три года, а на книгу и в настоящем её виде пошло восемь лет усидчивого труда. Удлиняя срок, пришлось бы увеличивать риск —не окончить работу. В отделе последнего тома, озаглавленном „источники", читатель найдет данные, ознакомившись с которыми. быть может не поставит автору в вину некоторую неполноту книги. Да и вообще было бы полезно пробежать этот отдел прежде жизнеописания: освещение предмета получится полнее и правильнее, и многие из вопросов или недоумений читателя будут заранее разрешены. В заключение остается сказать, что в книге нет никаких тенденций, кроме одной — изложить истину. К этому обязывает священная память Суворова; в этом заключается единственный путь к сознательной оценке его деятельности и исторического значения, чего именно нам и не достает. Один из новейших французских писателей, который не отличается снисходительностью к Суворову, сознается однако же, что Русские последнего времени не ценят своего знаменитого полководца по достоинству и что Французы на их месте были бы справедливее. В этих словах горькая истина. Потомство не почтило Суворова даже памятником, так как находящийся в Петербурге был заказан еще при жизни генералиссимуса и знаменует не все долгое боевое поприще Суворова, а одну последнюю войну 1799 года. — Мы, за единичными исключениями, забыли Суворова, а между тем он стоит того, чтобы хранить о нем память, и притом не одну платоническую: подражать ему нельзя, но учиться у него можно. А. П. ТОМ ПЕРВЫЙ [2] Иллюстрации к 1 тому Факсимиле Суворова № 1. 1759 год: Факсимиле Суворова № 2. 1791 год: Факсимиле Суворова № 3. 1769 год: Карта военных действий Суворова в Европейской Турции: Глава I. Суворов до боевой службы; 1730—1758. Род Суворовых; ближайшие предки Александра Васильевича Суворова; его отец и мать. — Детские годы А. В. Суворова; его первоначальное образование; склонность к военной специальности; зачисление на службу; поступление в полк — Характер и свойство научных и служебных занятий Суворова; позднее производство его в офицеры; хорошая и дурная стороны долгой солдатской службы. — Продолжение самообразования; литературные опыты При московском великом князе Семене Ивановиче Гордом, выехали из Швеции в Московскую землю «мужи честны» Павлин с сыном Андреем и тут поселились. Потомство их росло, множилось и расселялось; один из этих потомков назывался Юда Сувор; от него пошел род Суворовых 1(здесь и далее это означает номер документа из списка источников к соответствующей главе в «Ссылках и пояснениях к 1 тому», см. сноски в конце книги). Прадед генералиссимуса назывался Григорием Ивановичем (сын Ивана Парфентьевича), а дед Иваном Григорьевичем. Иван Григорьевич Суворов служил при Петре Великом в Преображенском полку генеральным писарем, был дважды женат и умер в 1715 году; от первой жены он имел сына Ивана, от второй (Марфы Ивановны) Василия и Александра. Все три сына Ивана Григорьевича были женаты и оставили по себе потомство; Василий Иванович имел сына Александра и дочерей Анну и Марию 2. Василий Иванович Суворов родился в 1705 году; крестным отцом его был Петр Великий, что легко объясняется местом служения Ивана Григорьевича в Преображенском полку и в Преображенском приказе. В 1722 году Василий Суворов поступил денщиком к Государю, при Екатерине I выпущен в Преображенский полк сержантом, два года спустя пожалован в прапорщики, а в 1730 году произведен в подпоручики. В начале 40-х годов он был берг-коллегии прокурором в чине полковника и в 50-х годах получил генеральский чин 3. Василий Иванович Суворов был человек вообще хороший, с образованием, ретивый, исполнительный служака, не дурной администратор, особенно по части хозяйственной, но во всяком случае из ряда не выступал и никакими военными качествами не отличался. С сыном он имел очень мало общего; главною точкою соприкосновения их характеров была бережливость или скупость, но и то совершенно различного свойства. В Василие Ивановиче не было ничего похожего на ту поражающую энергию и необыкновенное развитие воли, которые оказались потом отличительными чертами его сына. Не перешли ли эти и другие особенности к А. B. Суворову от матери, в каком смысле влияла она на развитие их в своем сыне, сознательно или безотчетно, отрицательным образом или положительным? Ответа на подобные вопросы нет; а между тем знакомство с характером матери, её темпераментом, воспитательными приемами и т. п., быть может разъяснило бы многое в сложной и загадочной натуре её сына. Он рос дома, на её глазах и несколько лет исключительно на её попечении, ибо такие люди, как Василий Иванович, не имеют обыкновенно ни времени, ни охоты вторгаться в сферу обязанностей материнских. Сколько времени мать Александра Васильевича жила, — неизвестно, но не меньше 13 лет по рождении сына, ибо в 1743 году родила младшую дочь; следовательно, по крайней мере 13 лет Александр Суворов прожил под её влиянием, которое, конечно, не могло остаться совершенно бесследным, в каких бы видах ни проявлялось. О матери А. В. Суворова известно только то, что имя её было Авдотья Федосеевна и что вышла она замуж за Василия Ивановича в конце 20-х годов. Отец ее, Федосей Мануков, тоже почти неизвестен; знаем только, что он был дьяк, что по указу Петра Великого он описывал Ингерманландию по урочищам; в 1715 году, во время празднования свадьбы князя-папы, участвовал в потешной процессии, одетый по-польски, со скрипкою в руках; в 1737 году был петербургским воеводой и в конце года судился за злоупотребления по службе 4. В 1760 году Авдотьи Федосеевны в живых уже не было; в переписке её сына, за все время его долгой жизни, не говорится о ней ни слова, не встречается ни одного намека или воспоминания. Год рождения Александра Васильевича Суворова точно неизвестен. Большая часть его историографов принимают 1729 год, который обозначен и на его гробнице; но это едва ли верно. В одной из официальных бумаг он говорит, что вступил в службу в 1742 году, имея от роду 15 лет: но другим его показаниям, рождение его можно отнести и к 1729, и к 1730 году. Но в одной собственноручной его записке на итальянском языке сказано: Jo son nаto 1730 il 13 Novembre; в письме его вдовы к племяннику Хвостову о надгробном памятнике значится, что муж её родился в 1730 году; этот же год получается из его формуляра, составленного в конце 1763 года, когда Суворов был полковым командиром. Эти и довольно многочисленные другие данные приводят к заключению, что 1730 год следует считать годом его рождения скорее, чем всякий другой 5. Где именно он родился — неизвестно; некоторые свидетельствуют, что в Москве, другие, что в Финляндии, но ничем своих слов не доказывают. Принадлежа к дворянскому роду, хотя незнатному, но старому и почтенному, он появился на свет при материальной обстановке не блестящей, но безбедной. Предки его за добрую службу в разных походах получали от правительства поместья; дед владел несколькими имениями н, судя по некоторым данным, не был расточителен; отец и того больше. Мать его тоже нельзя назвать бесприданницей, как это видно по раздельной записи 1740 г. на движимое и недвижимое имение в Москве и орловском уезде между ею, поручицею Авдотьею Суворовой и её сестрой, полковницей Прасковьей Скарятиной. При всем том, состояние Василия Ивановича Суворова, впоследствии довольно значительное было в детские годы сына невелико. Из разных данных по этому предмету, как-то вотчинных отчетов, записей, послужных списков отца и сына, можно заключить, что Василий Иванович владел в ту пору приблизительно тремя сотнями душ мужского пола, т.е. был человеком обеспеченным, но не богатым 6. Таким образом, средства Василия Ивановича не отнимали от него возможности дать сыну порядочное образование, но этому препятствовала его скупость, доходившая до скаредности 7. Это обстоятельство бросает некоторый свет на детские и юношеские годы А. В. Суворова и на те условия, при которых происходило приготовление его к жизненному поприщу. Об этой поре прямых источников нет, а существующие в печати очень сомнительны уже по одному тому, что в них смешивается Суворов 10-тилетний с Суворовым 20-тилетним и первому приписывается то, что могло относиться только ко второму. Как бы богато ни был одарен человек от природы, он в детстве может быть только ребенком. Суворов несомненно обнаружил очень рано жажду знания, но утоление этой жажды все-таки не могло начаться раньше известного возраста, потому что требовалось научиться предварительно хоть читать. Не пускаясь в предположения, какова была система первоначального образования А. В. Суворова, так как. на это не имеется достаточных данных, можно однако сказать положительно, что к числу изучаемых предметов относились языки французский и немецкий, а может быт и итальянский, так как в молодые свои годы Александр Васильевич владел в разной степени этими тремя языками, независимо своего родного, о чем и обозначено в его послужном списке 1763 года, Некоторым другим языкам он выучился впоследствии, в зрелые и даже в преклонные лета. Впрочем и с итальянским языком они, быть может, познакомился не дома, а несколько позже; знал его очень слегка, почти никогда не употреблял и ничего на нем не писал; по крайней мере в бумагах его сохранилась только одна записка, писаная по-итальянски, да и та по содержанию своему не требовала литературного изложения. Нельзя также допустить предположение, чтобы Александр Васильевич усвоил в детстве иностранные языки до степени свободного и правильного их употреблении; он продолжал в них совершенствоваться впоследствии довольно долгое время и хотя дошел до того, что выражался по-французски и по-немецки свободно и бойко в разговоре и на письме, но далеко неправильно. Впрочем, неправильность эта заключается и в его русском языке; она происходила столько же от дурного первоначального обучения, сколько свидетельствовала живой темперамент, нетерпеливость и энергию Суворова, не любившего останавливаться на мелочах и обладавшего, по его собственному выражению, «быстронравием». Неправильность его русской речи и письма скорее даже увеличились, чем уменьшились к его старости. Что же касается иностранных языков, то постепенное в них усовершенствование Суворова не подлежит сомнению, если сравнить самые ранние его письма (наприм. 1764 года) с позднейшими 8. Неразумная скупость Василия Ивановича сильно тормозила первоначальное образование его сына и привела бы к плачевным последствиям, если бы не служили ей противовесом врожденные способности и необыкновенная любознательность ребенка. Благодаря таким образом самому ребенку, дело подвигалось с успехом, но вскоре встретило себе новое препятствие. Василий Иванович был военным человеком только по званию и по мундиру, не имел к настоящей военной службе никакого призвания, а потому и сына своего предназначал к деятельности гражданской, быть может дипломатической. Хотя военная карьера была наиболее почетною, но решение отца оправдывалось тем, что сын казался созданным вовсе не для нее: был ростом мал, тощ, хил, дурно сложен и некрасив. К тому же для кандидатства на военное поприще было уже много упущено времени. С Петра Великого каждый дворянин обязан был вступать в военную службу, начиная ее с низших чинов; даже знать не могла отделываться от этого общего закона. Нашли однако средство исполнять постановление по букве, обходя его по духу. Дворяне, особенно знатные и богатые, записывали своих сыновей в гвардию при самом их рождении или в годах младенческих, иногда капралами и сержантами, а у кого не было случая или связей — просто недорослями, и оставляли их у себя на воспитании до возраста. Подобные унтер-офицеры-младенцы производились нередко в офицеры, затем повышались в чинах, в весьма юном возрасте переходили с повышением в армейские полки и таким образом легко, особенно при сильных покровителях, достигали высших степеней в военной или гражданской службе, если первую меняли на вторую. В 70-х годах в одном Преображенском полку считалось больше 1000 подобных сержантов, а недорослям не было почти и счета 9. Василий Иванович сам служил или числился, во время рождения сына, да и после, в Преображенском полку; ему не стоило почти никакого труда записать новорожденного капралом или сержантом для счета служебного старшинства. Почему он этого не сделал — Бог знает; только едва ли вследствие сознания несправедливости и беззаконности подобных кривых путей: обычай очень уже вкоренился, и добровольно от него отказаться было слишком невыгодною щепетильностью. Как бы то ни было, но сын его не был записан в военную службу, а между тем в нем мало-помалу обнаружилась сильнейшая склонность к этой специальности, и занятия его приняли соответствующее склонности направление. Призвание маленького Суворова стало высказываться рано, именно когда он получил первые основы образования и в известной степени познакомился с несколькими иностранными языками. Принявшись за детское чтение, он стал останавливаться на книгах военно-исторического содержания, потом искать их и ими зачитываться. Хорошо составленной военной библиотеки у отца его не могло быть; книги вероятно были, по большей части, случайные. Между ними нашлись некоторые, оказавшиеся ребенку по силам; они сильно горячили его воображение, исполняя роль масда, подливаемого в огонь. Занятия принимали усиленный ход и специальный характер; мальчик, от природы чрезвычайно подвижный, веселый и живой, стал засиживаться за книгами, убегал компании сверстников, пренебрегал детскими играми, старался не выходить к гостям или тайком уходил от них в свою светелку. К этому присоединились некоторые странности или неровности характера; бросив книги, маленький Суворов скакал верхом, возвращался усталый, промоченный дождем, пронизанный ветром. Как ни мало Василий Иванович обращал внимания на ход занятий своего сына, а может быть и на всю общность его воспитания, однако пристрастие мальчика к военному делу и в особенности странное его поведение не могли пройти незамеченными. Ненормальность ребенка кидалась в глаза посторонним, не только своим. Василий Иванович делал сыну замечания, выговоры, — мальчик стал все больше замыкаться в своем любимом мире, питаться мечтами и грезами своего распаленного воображения. Внутренняя работа продолжалась, препятствия только вырабатывали в ребенке волю, и без того замечательно упругую, и дело двигалось своим путем. У Василия Ивановича было слишком много занятий денежного характера, по его мнению более важных; он махнул на сына рукой, а посторонние окрестили мальчика какой-то насмешливой кличкой. Александру Васильевичу Суворову исполнилось 11 лет; к его отцу заехал старый знакомый, генерал Ганнибал, негр, питомец Петра Великого. Василий Иванович, беседуя с гостем, коснулся и своего сына, рассказав о его занятиях и причудах. Ганнибал расспросил отца, поговорил с сыном, пересмотрел его книги. Дело было до того ясно, наклонности мальчика в такой степени определительны и любовь к занятиям военными науками имела такой страстный характер, что колебаться было нечего. Ганнибал посоветовал Суворову-отцу не препятствовать сыну, а поощрять его в предпринятых занятиях и сказал, что блаженной памяти Петр Великий непременно поцеловал бы мальчика в лоб за его настойчивые труды. Совет был добрый; отец, конечно, желавший сыну блага от всей души, решился дать ему волю в выборе занятий, и ребенок больше прежнего был предоставлен самому себе. Кроме того, уступая желанию сына, Василий Иванович записал его, в 1742 году, в гвардию, в Семеновский полк рядовым. В полк он поступил однако же не тотчас, а в 1745 году. Где именно он эти три года находился, с достоверностью сказать нельзя. Есть свидетельство, будто он был помещен в Сухопутный кадетский корпус 10, но принять это известие за бесспорное нельзя. Более вероятности, что мальчик продолжал свое образование дома, по-прежнему без системы и постоянного руководительства, почти самоучкой. Подлежит сильному сомнению, чтобы молодой Суворов, до записания его в полк, мог изучить хоть как-нибудь все те науки, на которые указывают его биографы, и читать тех авторов, которых они перечисляют. В библиотеке Василия Ивановича не могло быть всех этих книг, потому что совокупность их указывала бы на его замечательное военное образование, чего на самом деле не было; не мог он и покупать их массами для сына, потому что книги вообще были тогда дороги, а Василий Иванович скуп. Таким образом следует признать произвольными предположениями все существующие свидетельства о сущности и размере научных занятий молодого Суворова под домашней кровлей, до поступления в полк с отъездом в Петербург. Будет гораздо вернее прием — ознакомиться с кругом его самообразования вообще, без подразделения на домашнее и недомашнее, тем более, что для правильности выводов такое деление совсем и не нужно. Вообще очень много распространено ложных сведений на счет Суворова, особенно за самый ранний период его жизни: сведения эти порождены не только грубым вымыслом, но и довольно тонкими хитросплетениями предвзятых мыслей. Приведем пример. Популярно-исторические сочинения особенно нравятся хорошо развитым детям и читаются ими с наибольшею охотой. Из военных наук, военная история более всего приходилась в начале по плечу маленькому Суворову, могла завлечь его в дальнейшие занятия и дать сильный толчок его военному призванию. Ему особенно нравился Карл ХII, этот образец неустрашимости, смелости и быстроты; такие люди сильно действуют на воображение, следовательно приходятся по детскому вкусу больше всяких иных. Только впоследствии замечается, что голова Карла была экзальтированна и не совсем в порядке, что твердость его скорее может быт названа упрямством и что вся общность его военных качеств соответствует больше идеалу солдата, чем полководца. Входя в года и зрея умом, Суворов понял это, иначе не стал бы изучать, наравне с деяниями Карла, сухие, методические записки Монтекукули, строящего все на благоразумии и расчете. А некоторые его биографы утверждают, будто он одновременно пристрастился в ранней юности и к Карлу ХII, и к Монтекукули. Подобная мысль могла родиться только у панегириста с целью оправдать пристрастие молодого Суворова к Карлу ХII и установить противовес такому не совсем удачному выбору. Панегиристы вредят обыкновенно памяти своего героя больше, чем порицатели, отнимая от его изображения жизненную правду. Самоучка-Суворов познакомился мало помалу с Плутархом, Корнелием Непотом, с деяниями Александра, Цезаря, Аннибала и других знаменитых полководцев древности, с походами Карла ХII, Монтекукули, Конде, Тюренна, принца Евгения, маршала Саксонского и многих иных. Изучение истории и географии у него шло кроме того по Гюбнеру и Ролленю, а начала философии по Вольфу и Лейбницу. Артиллерию и фортификацию он изучал под руководством своего отца, который был знаком с инженерною наукою больше, чем с чем-либо другим и даже, по утверждению некоторых, перевел на русский язык Вобана. Может быть, это обстоятельство дало повод приписывать А. В. Суворову знание Вобана наизусть. Такого задалбливания не могло быть в действительности по свойствам ума Суворова, да он и не имел вовсе склонности к инженерному делу. Весьма важную роль в образовании Суворова занимала религиозная сторона; но мы знаем только, что он отличался набожностью и благочестием, любил сидеть над библиею и изучил в совершенстве весь церковный круг. Этими немногими словами приходится ограничиться, иначе пришлось бы витать в области беспочвенного резонерства или прибегать к натяжкам вроде многих существующих, каково например утверждение, будто Суворов воспитывался под надзором деда, протоиерея, и что поэтому он всеми корнями своего нравственного бытия принадлежал до-Петровской Руси. Суворов был самоучка, стало быть ход его образования не отличался ни строгою системою, ни методом. С самых нежных лет увлеченный примерами военных знаменитостей, он ими только и жил, ими только и дышал; никем не направляемый, он не мог добровольно делить свое время между занятиями военными и не военными, и последним уделял свой труд лишь в размере крайней необходимости. Только утолив в известной степени жажду, мог он перейти к занятиям общеобразовательным, и совершилось это тогда, когда стал он человеком зрелым, хотя по летам и очень еще молодым. Может быть, благодаря этому обстоятельству, выросла в нем и окрепла в самую впечатлительную пору жизни ненасытимая страсть военного славолюбия, которая прошла чрез все его существование и сделалась самым большим горем и самою большою утехой его жизни. Во всяком случае, тот факт, что общее образование Суворова выросло на специально-военной основе, должен быть принят во внимание при его характеристике. Находясь в полку и продолжая работать над своим образованием, Суворов вероятно в это время посещал кадетский корпус, так как посещение им корпусных лекций удостоверяется довольно положительными свидетельствами, а в другую пору своей жизни он этого делать не мог. Примеры подобных занятий в учебных заведениях молодых людей, состоявших на действительной службе, бывали, особенно в царствование Екатерины II. Но если Суворов и слушал курс кадетского корпуса, то едва ли это обстоятельство имело существенное влияние на качество и объем его образования. Он учился пред тем так усердно и читал так много, что корпусные уроки не в состоянии были ощутительно обогатить запас его знаний, а разве внесли в них некоторую систематичность. Корпусными уроками он не ограничивался и продолжал усиленно заниматься дома, на небольшой наемной квартире, ибо в казармах не жил. Все его время, без малейшего исключения, уходило на службу, на посещение классов кадетского корпуса и на домашние научные занятия; он решительно не бывал нигде, кроме этих трех мест. Получая от отца известную сумму на свое содержание, конечно очень небольшую, Суворов однако ухитрялся делать экономию и все скопленное употреблял на покупку книг; но так как остатки были не велики, то доставал книги на прочтение отовсюду, откуда только мог, в том числе вероятно и из кадетского корпуса, Так проходило его время в продолжении нескольких лет подряд, и Суворов быстро формировался умственно 11. По всему этому казалось бы, что из него должен был выйти ученый теоретик, так как военная служба вовсе не требовала в то время солидного образования, и невежество было почти сплошное, ни мало не препятствуя движению вперед по чиновной лестнице. Если и в настоящее время существует антагонизм между теорией и практикой, вследствие коренящегося в значительном числе образованных людей убеждения, будто теория и практика имеют не одну общую, а две разные дороги, то в половине прошлого столетия серьезная научная подготовка тем паче не считалась нужной для практической военной деятельности. Но так смотрели другие, а не Суворов: он изучал усиленно теорию для того, чтобы сделаться исключительно практиком. Великим полководцем нельзя сделаться с помощию науки; они родятся, а не делаются. Тем более должно ценить тех из военных людей, которые, чувствуя свою природную мощь, не отвергают однако науки, а прилежно изучают её указания. Это есть прямое свидетельство глубины и обширности их ума. Таким умом обладал и Суворов. Он понимал, что изучение облегчает и сокращает уроки опыта; что опыт, не создавая военных способностей, развертывает их; что теория, построенная на вековых опытах, гораздо полнее, чем выводы личного наблюдения. Не стал бы он тратить время на самообразование, если бы не сознавал твердо, что без науки самому храброму офицеру трудно сделаться искусным офицером; что природный дар, без образования, если и может быть уподоблен благородному металлу, то разве неочищенному и необделанному. И хотя офицер и военачальник - две степени, отвечающие различным условиям, но Суворов, задавшись конечною целью, не думал обходить ближайшие, разумея, что хорошему офицеру легче добиться до высшего начальствования, чем плохому, и что добрые качества храброго, но вместе с тем искусного офицера растут под нулями и ядрами, а посредственность разоблачается. Следует однако заметить, что занимаясь теориею военного дела многие годы, он относился к изучаемым предметам не рабски, а самостоятельно и свободно. Он вполне усвоил мысль, что изучая великих мужей, нельзя ограничиться прямым у них заимствованием, а тем менее впасть в ошибку подражания. Почти все, добытое путем науки, в Суворове перерабатывалось совершенно и принимало свое собственное обличье, которое иногда как будто отрицало самый образец. Суворова не затягивало, не засасывало с головой, что бывает с учеными теоретиками, не обладающими сильным умом. Он не искал в науке и прямой утилитарности, как расположены делать узкие практики — специалисты. Суворов знал, что теория подготовляет и развивает ум в известном направлении, но в деле приложения несостоятельна, ибо это задача уже самого человека. Он смотрел на приобретаемые знания как на склад всевозможных пособий для военной деятельности, но не рассчитывал требовать от изучаемой теории указаний — в каком случае какое пособие следует употребить. Он искал не столько частного, сколько общего. Основные начала военных операций неизменны во все времена и независимы от условий оружия и места; только приложение их к делу изменяется. В древнее и в новое время победы выигрывались, благодаря одним и тем же первоначальным причинам, оттого изучение великих военных мастеров классической древности столько же полезно, сколько и позднейшего времени. Суворов не только их не обошел, но к ним пристрастился и считал их своими учителями. Позже, в переписке и беседе, он часто вспоминал высокочтимые им имена Александра, Цезаря, Аннибала и любил на них ссылаться. Очень верно замечает один из лучших писателей о Суворове 12, что военный его гений, несмотря на всю оригинальность свою, выработался под влиянием классических впечатлений. Чтобы довести до степени законченности предпринятое самообразование, Суворову нужно было иметь большую силу воли, а чтобы сладить с внутренним смыслом задачи, требовался обширный ум. Признавать за ним первую и отказывать ему во втором, значит обрекать себя на неверную постановку вопроса и стало быть на неправильные выводы, что и замечается у большей части иностранных писателей о Суворове. Если бы они удостоили его обстоятельным изучением, то не приняли бы оригинальность его ума и всей натуры за недостаток умственного развития, а его способы применения научного образования к делу — за невежество. Суворов часто громил впоследствии сарказмами «бедных академиков», но подводил это название не людей науки вообще, а бездарных теоретиков, непонимающих различия между наукой и её приложением, ибо, по его мнению, в приложении-то к делу и должна выражаться сила науки. В то же время, будучи исключительно практиком, он не давал спуска и практикам-невеждам, говоря про них, что они может быть и знают военное дело, да оно их не знает. Для того, чтобы не оспаривать у Суворова сильного ума и обширной эрудиции, достаточно, не следуя за ним в его жизни, познакомиться лишь с его вступлением в жизнь. Поэтому обвинения его в невежестве и умственной слабости представляются не только неверными, но даже и не совсем понятными. Каков он был в занятиях научных, таков и в службе. Поступив в полк на 15 году от роду, он тотчас же сделался действительным солдатом. Служба не имела для него значения навязанного судьбою тяжкого труда; она не представлялась ему рядом скучных, формальных, мелочных обязанностей. Он ей учился, учился с увлечением, с радостью; знакомился с нею во всех подробностях, для него даже необязательных; нес на себе обязанности солдата в служебных положениях важных и неважных, легких и трудных. Для него это было нужно, как нужны были научные занятия; перед ним в неопределенной дали светилась едва видимая точка, дойти до которой он задался во что бы то ни стало. Эта отдаленная цель показалась бы для других абсурдом, бредом больного воображения, до того достижение её было несбыточно для юного дворянчика-солдата, без связей и покровительства, без большого состояния, безвестного, неказистого, хилого. Но Суворов чувствовал в себе достаточно сил для того, чтобы добиваться этой якобы несбыточной мечты, определил к тому средства, обдумал программу. В программу входили развитие ума и укрепление тела, что он уже делал; входило в нее и изучение солдатской среды, решение освоиться с нею вполне, без оглядок и компромиссов. К этой части программы он и приступил тотчас, как попал в полк, — и стал действительным, заправским солдатом. Мысль — изучить солдата во внешнем его быте до мельчайших подробностей обычаев и привычек и во внутренней его жизни до тайных изгибов его верований, чувствований, понятий, — есть в сущности мысль простая для того, кто задался такою целью, как Суворов. Вся трудность заключалась в исполнении; требовались постоянство и выдержка необычайные, нужна была воля, ни перед чем не преклоняющаяся. Суворов обладал этими условиями и потому цели достиг. Может быть даже, что он ушел дальше, чем сам предполагал. Едва ли перед глазами 15-20-летнего Суворова обрисовывался определенными очертаниями идеал, во всем схожий с будущим, действительным 50-60-летним Суворовым. Он мог хотеть изучить солдата, исследовать этот малый атом великого тела для того, чтобы уметь владеть этим телом. Ему нужно было средство для достижения цели, которую он видел в Юлие Цезаре, Аннибале и других; но претвориться в солдата, сделаться таким, чтобы от тебя «отдавало солдатом» всюду и всегда, — этого он желать не мог. Не было к тому никакой надобности для человека высшего сословия, образованного и развитого; не могло быть и желания. Вышло однако не так: его втянула в себя солдатская среда. В русской солдатской среде много привлекательного. Здравый смысл в связи с безобидным юмором; мужество и храбрость спокойные, естественные, без поз и театральных эффектов, но с подбоем самого искреннего добродушия; уменье безропотно довольствоваться малым, выносить невзгоды и беды, также просто, как обыденные мелочные неудобства. Суворов был русский человек вполне; погрузившись в солдатскую среду для её изучения, он не мог не понести на себе её сильного влияния. Он сроднился с нею навсегда; все, на что она находила себе отголосок в его натуре, выросло в нем и окрепло, или же усвоилось и укоренилось. Этим путем много могло зародиться или развиться в нем такого, чего он вовсе не искал и даже чего не хотел бы. По крайней мере мы находим подтверждение этой мысли впоследствии, в его собственных словах; он не раз пытается извинить себя во многом тем резоном, что судьба определила ему, так сказать, сложиться в солдатской среде. В бытность свою солдатом, он изучил во всей подробности воинские уставы и постановления, бывал постоянно на строевых ученьях и ходил в караул; сам чистил ружье, называя его своей женой; разделял с нижними чинами все их служебные труды. В нем не было и тени дилетантского верхоглядства или резонерства; все было для него достойно внимания и строгого исполнения; он ничего не делал на половину или кое-как, все заканчивал; всякую обязанность свою или служебное требование исполнял с величайшею точностью, граничившею с педантством. Его уму был присущ дух критики, но он дал ему волю только впоследствии; теперь он учился, — и критике места не было. Такого разбора солдат не может быт заурядным служакой, и действительно Суворов был образцом для всех. Между тем это не могло доставаться ему легко; в полку застиг его критический возраст, когда здоровье требует особенного о себе попечения. Но Суворов вышел и тут победителем, продолжая начатую дома закалку своей натуры. Это был целый прикладной курс гигиены, обдуманный и с большим терпением исполняемый. Суворов положительно укрепил свое здоровье и, будучи с виду тщедушным и хилым, лучше иных здоровяков переносил усталость, голод, ненастье и всякого рода лишения. Почти никаких подробностей о его службе в нижнем звании до нас не дошло, кроме одного случая, который он сам потом рассказывал. Из числа военных занятий мирного времени, караульная служба имеет наиболее важности и исполняется в военное время почти без изменений, совершенно так же, как и в мирное, чего про многое другое сказать нельзя. Поэтому строгое, педантическое исполнение всех мелочных требований караульной службы ест непременное условие солдатского воспитания и образования. Именно в этом солдату-Суворову и пришлось однажды выдержать испытание. Будучи в Петергофе в карауле, он стоял на часах у Монплезира, Императрица Елизавета Петровна проходила мимо; Суворов отдал ей честь. Государыня почему-то обратила на него внимание и спросила, как его зовут. Узнав, что он сын Василия Ивановича, который был ей известен; она вынула серебряный рубль и хотела дать молодому Суворову. Он отказался взять, объяснив, что караульный устав запрещает брать часовому деньги. «Молодец», сказала Государыня: «знаешь службу»; потрепала его по щеке и пожаловала поцеловать свою руку. «Я положу рубль здесь, на земле», прибавила она: «как сменишься, так возьми». Крестовик этот Суворов хранил всю свою жизнь 13. Долго тянул Суворов солдатскую лямку. В 1747 году был он произведен в капралы, через 2 1/2 года в подпрапорщики, в 1751 году в сержанты 1. В своем прошении в Московское дворянское депутатское собрание он говорит, что состоял в унтер-офицерских чинах с исправлением разных должностей и трудных посылок. Нет сомнения, что на такого исправного и ретивого служаку возлагались поручения, требовавшие распорядительности, но какого именно рода они были, нам неизвестно, кроме одного. Из двух сохранившихся подорожных видно, что сержант Суворов был послан в Дрезден и Вену с депешами в 1752 году, где и находился с марта по октябрь 1. Причиною выбора Суворова для такой командировки было конечно, кроме его служебной репутации, также и знакомство его с иностранными языками. Наконец 15 апреля 1754 года Суворов был произведен в офицеры. Свои сержантские обязанности он исполнял перед производством совершенно с тою же добросовестностью, как служил прежде простым солдатом. Ротный командир его говорил Василию Ивановичу, что он сам напрашивается на трудные служебные обязанности, никогда ни для каких надобностей служебных не нанимает за себя солдат, а исполняет сам; любит учить фронту, причем весьма требователен; большую часть времени проводит в казармах; солдаты очень его любят, но все считают чудаком 14. Произведенный в офицеры, Суворов расстался с Семеновским полком и поступил в армию, в Ингерманландский пехотный, поручиком 1. Поздно дослужился он до офицерского чина; ему тогда шел уже 25 год, а в этом возрасте многие в то время бывали полковниками и даже генералами. Так Румянцев произведен в генерал-майоры на 22 году, Н.И. Салтыков дослужился до этого чина, имея 25лет, Н. Б. Репнин 28 лет. Но производство в чины наверстать было можно впоследствии, что он и сделал, а долгая, тяжелая солдатская школа никаким дальнейшим опытом не заменялась. Кто в ней не был, для того этот недостаток оставался невознаградимым. Суворов это хорошо понимал и позже говаривал: «Я не прыгал смолоду, зато прыгаю теперь». Он не был скороспелкой, как многие другие, зато успел развить в себе качества, искусственному росту не присущие. Было бы очень любопытно и поучительно проследить первое время офицерской службы Суворова. Многое в нем спорное, неясное или загадочное сделалось бы несомненным; если бы мог быть воспроизведен с фотографическою верностью хоть один день его тогдашней жизни. К сожалению этого нет; сведения о нем за несколько лет вперед еще беднее, чем за время солдатской службы в гвардии. В Ингерманландском полку прослужил он около двух лет, причем бывал часто у отца и по его доверенности хлопотал в присутственных местах, собирая выписи из книг на разные части отцовского недвижимого имения. В январе 1756 года его повысили в обер-провиантмейстеры и послали в Новгород; в октябре того же года сделали генерал-аудитор-лейтенантом, с состоянием при военной коллегии; в декабре переименовали в премиер-майоры:). Следовательно первые годы по производстве в офицеры, он только временами нес строевую службу и по всей вероятности ротой не командовал. В чем именно заключались его обязанности в Новгороде и при военной коллегии, — не знаем, но судя по его взглядам и вкусам позднейшего времени, надо полагать, что занятия эти приходились ему не по нутру. Однако они не прошли бесследно и принесли ему пользу. Спустя 35 лет, в Финляндии, поставленный в необходимость приводить в порядок хозяйственную часть войск, он замечает в одном из своих писем, что этот род службы для него не новость, что он подготовился к нему раньше, когда был обер-провиантмейстером 15. Несомненно то, что в эту пору своей жизни и службы, Суворов продолжал ревностно заниматься своим умственным образованием, которое приняло теперь более общее развитие. Он не хотел быть только ремесленником военного дела и именно потому, что ставил его выше всякого другого. Из предметов общего образования, история и литература стояли у него на первом плане, но не исключали никаких других знаний. Литературные знаменитости последнего времени были ему хорошо известны, и он любил их впоследствии цитировать при каждом удобном случае. Он теперь не только много читал, но пробовал и писать. В Петербурге, при кадетском корпусе, составилось в царствование Елизаветы Петровны первое Общество любителей русской словесности и первый русский театр. Находясь по временам в Петербурге, Суворов посещал это общество и читал там свои литературные опыты. Сведение это идет от писателя того времени, Хераскова, автора Госсиады, с которым Суворов был в приятельских отношениях; тоже самое утверждает и другой писатель прошлого столетия, Дмитриев. Литературные опыты Суворова написаны в любимой форме того времени, именно в виде разговоров в царстве мертвых. Беседует Кортец с Монтецумой и Александр Македонский с Геростратом. Монтецума доказывает Кортецу, что благость и милосердие необходимы героям. Во втором разговоре автор, сопоставляя подвиги Александра с поступком Герострата, старается показать разницу между истинною любовью к славе и тщеславной жаждой известности. Суворов написал оба разговора в 1755 году и читал их в Обществе любителей русской словесности. При чтении делались замечания, которые автор охотно выслушивал, принимал и, не выходя из собрания, делал поправки. «Я боюсь забыть, что слышал», говорил он при этом: «я верю Локку, что память есть кладовая ума; но в этой кладовой много перегородок, а потому и надобно скорее все укладывать, что куда следует». Оба разговора были напечатаны в 1756 году, в издававшемся при Академии наук первом русском журнале под заглавием «Ежемесячные сочинения». Под первым разговором подписано С. под вторым А. С 16. Они не обнаруживают ни особенного богатства мыслей, ни литературного таланта, написаны искусственным слогом, подходящим к Сумароковскому, который в прошлом столетии довольно долго считался образцовым. В языке обеих статей нет ни малейшего намека на позднейший отрывочный, анигматический способ выражения Суворова, по которому всякая строка, им написанная, сразу выдает своего автора. Вернее было бы оба разговора принять не за сочинения, а за переводы, если бы не существовало свидетельств, что они оригинальное произведение Суворовского пера. Но если бы даже статьи на самом деле были переводные, то они все-таки имеют цену, указывая на направление мыслей Суворова, выражающееся в словах Монтецумы и Александра. Таких взглядов Суворов держался постоянно, всю свою жизнь; это доказывает, что в молодости он обладал уже полным самосознанием и правилами, выработанными близким знакомством с историей и работой собственной мысли. Человек, вступающий на жизненное поприще с добытыми таким путем основаниями, не может не иметь будущности. Чтобы свести к итогу все изложенное, приведем слова одного иностранного писателя, который сказал, что Суворов завоевал сперва область наук и опыты минувших веков, а потом победу и славу. вернуться ИСТОЧНИКИ. Довольно многочисленные ссылки на источники, которые сделаны в главах, указывают на пользу ознакомления читателя с этими источниками, по крайней мере на столько, чтобы иметь некоторое о них понятие. Источники могут быть подведены под две главные рубрики: мало кому из публики доступные или же и вовсе недоступные, т. е. документы рукописные; затем те, кои служат, или по крайней мере могут считаться, общим достоянием, т. е. произведения печати. Сообразно с этим делением, ниже излагается краткий обзор источников по отношению к задачам настоящего труда, а потом приводятся некоторые сведения, служащие косвенно той же цели обзора. А. Рукописные материалы. Сборник князя А.А. Суворова. Сборник состоит из 15 переплетенных томов рукописей и одной папки; документы эти собраны большею частью бывшим обер-прокурором св. синода графом Д.И. Хвостовым, который был женат на племяннице генералиссимуса, княжне А.И. Горчаковой. По смерти Хвостова, Суворовский сборник перешел к А.И. Хвостовой, а по кончине ее, в начале 40-х годов, стараниями барона А.Я. Бюлера, поступил во владение князя Александра Аркадиевича Суворова. А.А. справедливо ценя это сокровище, приумножил его бумагами и документами, касающимися деда, которые по разным случаям ему достались или были им приобретены. Сравнительно с 15 переплетенными томами, таких бумаг не много; все они, а также листы, выпавшие из переплетенных томов, собраны в одно место автором настоящей книги, распределены по содержанию и сгруппированы в одну категорию, которая обозначена словом папка. Нумерация томов сохранена существовавшая, а где метки стерлись, сделана произвольная. Суворовский сборник есть самое богатое собрание документов, относящихся ко всем сторонам жизни и деятельности Суворова - и служебной, и домашней, и внутренней; уже одни эти бумаги дают столько материала, что можно по нем составить довольно правильное понятие о Суворове. В Суворовский сборник входят документы самые разнообразные; в особенности ценны собственноручные и за подписью Суворова письма, записки, заметки, отметки на чужих письмах и проч. Все это относится преимущественно к последним 10 годам его жизни, но есть и более ранние, писанные даже в его молодости. Попадаются в томах сборника и незначащие бумаги, выписки из печатных сочинений, копии с общеизвестных документов, но это не отнимает от него первостепенного значения для истории Суворова, в ряду других рукописных материалов. Тут видны самые затаенные движения души Суворова; раскрываются побуждения, объясняющие действия; казового конца нет, или он сам себя выдает; отовсюду выступает неумытая истина. В глухие периоды жизни Суворова, Суворовский сборник представляется подчас единственной темой и материалом для его истории, служа также цементом для связывания фактов и явлений, стоящих в одиночестве, без взаимной связи. Он дает хоть что-нибудь почти для каждой главы; без него правдивое жизнеописание Суворова было бы невозможно. Последний из рода князей Суворовых, князь Аркадий Александрович, принес в нынешнем году этот сборник в дар Императорской публичной библиотеке в Петербурге, основанием которой послужила библиотека Залуского, взятая по праву войны в Варшаве, завоеванной в 1794 году генералиссимусом. Кончанский Сборник. Это название автор книги дал 24 тетрадям бумаг, хранившихся в селе Кончанском, разобранных и сгруппированных г. Рыбкиным, автором книги "Генералиссимус Суворов", о которой упоминается в рубрике печатных источников. Так как г. Рыбкину была нужна собственно-хозяйственная деятельность Суворова, а автору настоящей книги вся вообще, то он счел полезным ознакомиться с самими рукописями, о чем и не сожалел. В этих бумагах действительно заключаются по преимуществу хозяйственные распоряжения по имениям Суворова, дающие хотя не систематически полный, но все таки достаточный материал о генералиссимусе, как помещике; кроме того здесь почерпнуто несколько неизвестных читающему миру сведений о семейных делах Суворова и наконец немало мелких, отрывочных, неизвестно как попавших сюда данных самого разнообразного значения. Хотя не все, в Кончанском сборнике отысканное, нашло себе место в книге; но зато оно способствовало освещению Суворова с разных сторон и очень помогло установить правильную на него точку зрения. Иногда незначительное по-видимому письмо, коротенькая записка, пометка на бумаге числа и месяца, служили к разъяснению недоразумений или к опровержению какого-нибудь ходячего ошибочного сведения. Во всяком случае время, потраченное автором на рассмотрение бумаг Кончанского сборника, оказалось употребленным с пользой, а по отношению к хозяйственной деятельности Суворова и отчасти к семенным его делам, найденный здесь материал можно назвать драгоценным. Вотчинный архив кн. Суворовых. Такое название дано автором собранию бумаг и документов, занимавших в вотчинной конторе села Кончанского особый шкаф. Должно быть из числа этих бумаг были выделены те, которые названы выше Кончанским сборником. Документы этого собрания не относятся исключительно ко времени владения Кончанска Суворовыми; есть более ранние, даже конца XVП столетия. При пересмотре всей этой массы бумаг, автор книги выделил из нее лишь весьма незначительное количество для подробного рассмотрения, именно 15 тетрадей; все остальное было или казалось не подходящим. По своему внутреннему составу эта часть Вотчинного архива есть почти тоже, что Кончанский сборник, т. е. заключает в себе хозяйственные дела по разным имениям; в этом смысле Вотчинный архив даже более специален, чем Кончанский сборник. Зато тут, как и там, между разными отчетами и распоряжениями конторы и помещика, встречаются сведения, касающиеся других предметов, совершенно случайные и доселе неизвестные; между ними есть и очень характерные. Их правда немного, гораздо меньше, чем в Кончанском сборнике; но это не отнимает от Вотчинного архива его полезности для истории Суворова. Переписка князя Алекс. Арк. Суворова. С разрешения покойного князя Александра Аркадиевича, автор получил на просмотр несколько тетрадей переписки князя по служебным и фамильным делам. Найдено тут мало касающегося А.В. Суворова и его времени, но знакомство с этим найденным было не лишнее, а два-три указания разъяснили соответствующие предметы в виде прямого опровержения общеусвоенных неверных сведений. Военно-ученый архив, в Петербурге. Это есть богатое собрание документов, представляющих собою материал для изучения различных отраслей военного дела, преимущественно военной истории России прошлого и нынешнего столетий. Документы, касающиеся эпохи, в которую жил Суворов, оказались значительною долею уже разработанными гр. Милютиным, гг. Саковичем, Петровым и др. При всем том тут найдено много для второй Турецкой и особенно для Польской войны 1794 года, которая, как известно, вовсе еще не разработана; нашлось немало данных и для некоторых других периодов Суворовской жизни и деятельности, в том числе и для первой Турецкой войны, но большею частью уже не новых. Полных серий документов, для систематического описания какой либо войны (по отношению к ней Суворова), здесь впрочем не нашлось; остались большие пробелы, потребовались дополнительные по другим архивам и источникам изыскания, даже для третьей Польской войны; но и то, что найдено, можно назвать ценным приобретением при бедности литературы этой войны. Сверх подобных военных сведений, собрано также несколько таких, которые касаются не службы Суворова, а его домашней жизни и семейных дел. В итоге из Военно-ученого архива главного штаба получено многое. Московский архив главного штаба. Это очень большое, богатое хранилище рукописных военно-исторических документов, в том числе свыше 10,000 дел, касающихся деятельности Суворова. К сожалению, не было возможности все это тщательно пересмотреть, на что потребовались бы годы, а потому выбирались дела только наиболее нужные, в расчете пополнять пробелы. Документальные данные о Суворове нашлись лишь с 1769 года, т. е. за первую Польскую войну, и их удалось собрать столько, что преимущественно по ним участие Суворова в этой войне написано. Кроме того добыты документы, относящиеся к 90-м годам и в том числе к войне 1794 года; эти последние во многом дополнили материал, найденный в Военно-ученом архиве. Получены также разные сведения, относящиеся к другим годам, особенно за время пребывания Суворова в Херсоне; они большею частию отрывочны, случайны, почти ничего систематического не дали, но многие из них существенно полезны и даже важны. Точно также сослужили службу и те документы этого архива, неудовлетворительные копии с которых были найдены раньше в других местах; таких бумаг оказалось немало. Вообще Московский архив главного штаба заслуживает особенного внимания; было бы очень полезно дать ему надлежащее устройство и разобрать. Уже на многих тетрадях появилась с краев ржавчина; если не остановить её распространение, масса документов, быть может драгоценных, пропадет безвозвратно. Московский главный архив министерства иностранных дел. В этом громадном и по благоустройству своему образцовом хранилище, автору было предъявлено 11 картонов, как заключающие в себе документы, имеющие прямое соотношение к истории Суворова. В 9 из них находились бумаги, касающиеся войны 1799 года; в двух остальных относящиеся до Польской войны 1794 года, также за время пребывания Суворова на юге России до и после этой войны. Сведения о войне 1799 года богаты, но для автора они не представлялись существенно нужными, потому что 30 лет назад были разобраны гр. Милютиным и послужили материалом для его книги "История войны 1799 года". Тем не менее некоторые из дел, которыми пользовался гр. Милютин, были тщательно прочитаны, причем оказалось, что гр. Милютин воспользовался всем, что имеет какую либо важность, и что идти по его следам в Главном московском архиве, значит терять время понапрасну. Таким образом автор удовольствовался лишь беглым знакомством с этими документами и извлек из них очень немногое. Он был счастливее при разборе двух других картонов, но и тут найден материал большею частию второстепенного значения: крупных данных собрано мало. Сведения, отсюда добытые, послужили дополнительным материалом для некоторых из 90-х годов, в том числе и последней Польской войны; отчасти нашли они себе место и в других главах. По всей вероятности московский Главный архив мог бы дать гораздо больше сведений о Суворове, при рассмотрении дел Потемкинских, Румянцовских и иных, но это потребовало бы очень много времени. Государственный архив министерства иностранных дел, в Петербурге. Этот огромный и хорошо устроенный архив конечно только малою своею долею мог быть полезен для исторического исследования о Суворове. По просмотре очень объемистого алфавита, было намечено для прочтения до 200 дел, и хотя большая их часть оказалась не подходящими к теме сочинения, но зато остальные вознаградили потерянное время. К Государственному архиву автор прибегнул как к последней надежде, после долгих и неудачных поисков в других местах материала для пополнения некоторых пробелов, преимущественно опалы и ссылки Суворова. Надежда эта не обманула. Правда, дела тайной экспедиции этого архива не освещают предмет во всей его последовательности и подробностях, однако они все таки дали возможность подвести под него историческую основу. Затем тут же оказались драгоценные документы для истории Польской революции и войны 1794 года; ничего подобного никакой другой архив не давал. Наконец, здесь же найдено много разнообразных, крупных и мелких данных, часто очень характерных, так что почти в каждой главе настоящего сочинения есть сведения, основанные на документах Государственного архива. Их нашлось бы еще больше, если бы рамки труда были шире; однако многие подобные данные не остались мертвыми и теперь, потому что вошли если не в описание, то в освещение описываемого. Вообще архивные изыскания, требующие иногда большой траты времени как кажется по пустому, представляют ту выгоду, что вырабатывают взгляд. Документы петербургского Государственного архива обладают этим свойством по преимуществу, потому что отличаясь разнообразием, бросают на деятелей, на события и вообще на характер эпохи много света с разных сторон. Сенатский архив, в Петербурге. Сюда понадобилось обратиться с исключительною целью отыскивания в генерал-прокурорских делах сведений по опале и ссылке Суворова, но ничего не найдено, ибо данные эти, как оказалось потом, находились в делах тайной экспедиции, т.е. в Государственном архиве. Взамен того Сенатский архив дал несколько случайных, отрывочных сведений по разным другим предметам, - запас, небогатый ни качеством, ни количеством. Синодский архив, в Петербурге. Отсюда понадобилось только бракоразводное дело, затеянное Суворовым, но ничем не кончившееся; оно пролило много света на взаимные отношения Суворова и его жены. Рукописное отделение Императорской публичной библиотеки, в Петербурге. Тут было указано автору на Карабановский сборник и на Memoires de Loevenstern. Первый составлен из рукописей, принадлежавших известному их собирателю, именем которого и называется. Почти все содержание этого сборника было уже раньше исчерпано гр. Милютиным и некоторыми другими, так что пришлось попользоваться немногим. Мемуары Левенштерна состоят из двух тетрадей; одна из них имеет предметом настоящее столетие, другая дала несколько характерных указаний на конец прошлого, преимущественно на время Императора Павла. Отсюда извлечено, между прочим, несколько анекдотов о Суворове, но вообще получено очень немногое; Левенштерн удерживается от своих собственных суждений на счет генералиссимуса. Сборник Императорского одесского общества истории и древностей. Благодаря любезности покойного вице-президента Общества г. Мурзакевича, автор книги, в бытность свою в Одессе, получил на рассмотрение часть рукописного архива Общества, имеющую соотношение к Суворову. Бумаг было немного, немногим пришлось из них и воспользоваться, больше всего перепискою Суворова с Потемкиным из Крыма и Прикубанского края; встречались, но редко, бумаги и другого содержания и за другое время. Сборник барона Бюлера. Автору книги была любезно предложена бароном Ф.А. Бюлером на рассмотрение часть фамильного архива, подходящая к предмету предпринятого труда. Тут оказалось весьма мало такого, что было бы неизвестно из других источников, и в книгу вошло из этого собрания документов всего два-три сведения. Материалы графа Д.А. Милютина. Узнав в начале 1881 года от автора настоящей книги о предпринятом им труде, граф Д.А. Милютин с обязательным вниманием предложил ему большую картонку рукописей, сохранившихся от времени составления книги "История войны 1799 года". Картонка заключала в себе копии с документов, выписки из разных источников, заметки и проч. Большие достоинства сочинения графа Милютина, и в числе их полнота, не обещали большой жатвы в этих материалах, что и оправдалось на деле; но разница целей военно-исторических за один год от биографических за 70 лет, сделала знакомство с материалами графа Милютина производительным. Они во-первых дали один очень важный документ, дотоле тщетно разыскиванный, и затем доставили порядочное количество сведений, относящихся к двум последним годам жизни Суворова, которые хотя не внесли существенно нового в исследование, но служили дополнением и разъяснением разных частностей. Материалы г. Дубровина. Наш известный военно-исторический писатель, Н.Ф. Дубровин, любезно предложил автору настоящего труда кое-что из рукописных своих материалов. По отношению к Суворову оказалось не много такого, что было бы неизвестно из других источников, но в этом немногом, кроме мелочных сведений, нашлись отчасти и указания по некоторым не вполне ясным или спорным вопросам. Знакомством с перечисленными выше архивами и собраниями документов не ограничились поиски автора за рукописными, неопубликованными источниками; но в результате получалась одна обманутая надежда, так как лица, у которых предполагалось найти сборники подходящих документов, вовсе их не имели, или имели кое-что слишком незначительное, или же по разным причинам их утратили. Для характеристики подобных неудачных поисков можно привести примеры. По удостоверению редактора-издателя исторического сборника "Русский архив", П.И. Бартенева, существовала записка А.С. Пушкина, написанная им по поручению покойного великого князя Михаила Павловича и излагавшая факт личного оскорбления Суворова генералом Нащокиным. Записка эта была составлена нашим великим поэтом со слов его друга, Нащокина - сына, и должна была находиться в бумагах великого князя. Были приняты две различные дороги к отысканию записки, но обе они привели к полной неудаче: записка, если существовала, то пропала. В 60-х годах вышла во Франции книга барона Амбера "Gens de guerre", в которой нашел место и Суворов. По поводу разразившейся над ним в 1800 году немилости Императора Павла, в книге говорится, будто у автора, барона Амбера, хранятся документы, заранее собранные приближенными к Суворову лицами для оправдания генералиссимуса. Хотя предвидеть немилость Государя было решительно нельзя, и приведенное Амбером сведение представлялось очень сомнительным, однако не следовало упускать случая - ознакомиться с новыми документами. Было сделано, чрез посредство третьего лица, сношение с русским военным агентом в Париже, бароном Фредериксом, который взялся за дело горячо, разыскал местопребывание Амбера в одном из департаментов Франции и обратился к нему с письмом. Генерал Амбер отвечал, что документы о Суворове, о которых упоминается в его книге, находились первоначально у маршала Мармона, перешли к его адъютанту (впоследствии генералу) Деларю, а от последнего достались отцу его, Амбера, следовательно действительно существовали; но в 1871 году разграблены в Париже коммунарами вместе со всем другим его, Амбера, имуществом и таким образом утрачены безвозвратно. Для исследования и систематического изложения Суворовского метода воспитания и обучения войск, очень важно было познакомиться с первыми шагами Суворова на этом пути, во время командования Суздальским полком. Не подлежало сомнению, что существовал свод составленных им тогда правил, который он сам называл в 70-х годах "Суздальским учреждением": но несмотря на все старания ретивого и знающего архивариуса, его не удалось отыскать в делах Московского архива главного штаба, где он скорее чем где либо должен был находиться. Разысканы были лишь отрывки "Суздальского учреждения", в виде нескольких отдельных афоризмов, правил и указаний на прошлое, и хотя это прошлое было тогда очень не далеко (всего год или два), но между ним и тогдашним настоящим уже легла грань. Однако разыскание "Суздальского учреждения" было так важно, что сделана еще попытка: спрошен Суздальский полк, - куда сдали его архив за давнее время. В ответе не получено ничего утешительного. Вопрос повторен чрез начальство, ответ последовал тот же: архив был сдан в два места: в одном он сгорел, в другом "за давностью уничтожен". Б. Печатные книги и статьи. История войны 1799 года, Д. Милютина, изд. второе, 1857 года, Спб., три тома. Первое издание, 1852 года, принадлежало отчасти перу г. Михайловского- Данилевского, второе же исключительно гр. Милютину, который притом воспользовался добавочными материалами, а потому оно, по этим двум причинам, значительно лучше. Этот замечательный военно-исторический труд не утратил до сих пор ни одного из своих многочисленных достоинств, а по отношению собственно к Суворову, т.е. как систематическое сочинение за известный период его деятельности, книга гр. Милютина есть лучшее из всех произведений русской и иностранных литератур. Гр. Милютин пользовался богатыми источниками, и метод его исследования отличается замечательною основательностью, добросовестностью и критическим талантом; если к этому прибавить прекрасное изложение, то не будет преувеличенным утверждение, что книга его нисколько не устарела в 30 лет. Есть конечно в ней и слабые стороны, к числу которых принадлежит отчасти односторонняя оценка русской политики, недостаток категоричности в некоторых выводах о Суворове, не совсем удовлетворительная полнота его военной характеристики. Впрочем книга писалась больше 30 лет назад, а 30 лет из 85, прошедших со времени смерти исторического лица, значат много; да и причины, вызвавшие сочинение гр. Милютина на свет, также могли наложить на него особенную сдержанность тона. Можно указать еще на главу, содержащую в себе небольшой очерк жизни и деятельности Суворова до 1799 года; в этом очерке особенно видно уменье сказать многое в немногих словах, но вместе с тем тут попадаются и фактические погрешности, и не совсем верные выводы. Во всяком случае частные недостатки прекрасного труда графа Милютина видны только вооруженному глазу и совершенно заслоняются огромными его достоинствами. Книга гр. Милютина избавила автора настоящего сочинения от лишних 2-3 лет архивной работы, послужив ему главным источником для описания последней войны Суворова. Хотя приходилось обращаться к некоторым из первоначальных источников, которыми пользовался и гр. Милютин, но это требовалось только временами, для разъяснения недоразумений и проверки критического метода. Конечно не все, заключающееся в соответствующих главах настоящего сочинения сходится с книгою гр. Милютина; но это объясняется и невозможностью полного сходства двух взглядов, и некоторыми добавочными источниками, гр. Милютину неизвестными, и неполною тождественностью двух сочинений по их целям. Самая возможность не соглашаться в чем либо с гр. Милютиным служит косвенным доказательством больших достоинств его труда, так как во-первых, невольно обязывает на объяснение причин, а во вторых потому, что масса приложений и оправдательных документов, составляющая третий том его книги, указывает дальнейший путь исследованию и облегчает работу критики. Суворов и падение Польши. Соч. Ф. фон-Смитта. Пер. с немецкого кн. Голицына, Спб., 1866. Книга эта пользуется общею известностью не только по её достоинствам, но и по малому числу серьезных сочинений того же рода. К сожалению, она оканчивается 1792 годом, так что между сочинениями Смитта и гр. Милютина остается пробел в 7 лет времени, не заполненный ничьим другим равносильным трудом. Из этого впрочем не следует выводить заключение, чтобы книга г. Смитта могла стоять по своим достоинствам на ряду с книгой гр. Милютина; она выше других, но уступает последней во многих отношениях. Г. Смитт, пользовавшийся обильными источниками и между ними Суворовским сборником, представляет Суворова не с одной официальной, внешней стороны, а касается его внутренней жизни; поэтому книга г. Смитта выделяется своею полнотою из ряда других, не страдает официальною сухостью и читается довольно легко. В ней есть жизнь и движение; попадаются места драматичные, даже увлекательные, как напр. измаильский штурм; г. Смитт очевидно много изучал предмет и питает симпатию к своему герою. Но наряду с этими крупными достоинствами, книга имеет и довольно значительные недостатки. Внутренняя жизнь Суворова только затронута, но не развита; легендарная, идеализованная его оболочка заменена историческою далеко не вполне; в книге нет единства, а какая-то двойственность, соответствующая двойной цели, видной из заглавия. Критика военно-историческая довольно слаба, между прочим вследствие недостаточности официальных данных; биографическая еще слабее, так что попадаются часто промахи, фактические ошибки, слишком рискованные заключения; изложение разжижено совершенно лишними рассуждениями и разглагольствованиями. Говоря вообще, книга Смитта имеет большие, неоспоримые достоинства и стоит гораздо выше уровня нашей заурядной литературы о Суворове, но все-таки совсем не так высоко, как поставила ее слишком снисходительная критика. Les campagnes du feldmarechal comte Souvorov Rymnikski, par Anthing, trad. d'allemand par Serionne, Gotha, 1796, 3 vоl. Антинг - немец, познакомившийся с Суворовым в начале 90-х годов и пленившийся его личностью, как был раньше пленен его делами. Принятый затем в русскую службу, он однако никакого официального положения при Суворове не имел. Написанная и изданная им книга кончается Польской войной 1794 года; первую её часть читал сам Суворов, вторую одно из доверенных его лиц. По желанию Суворова, Антинг избегал говорить в своем сочинении о его личности, а излагал только военные дела; он часто переписывался по этому предмету с племянником Суворова Хвостовым и получал от Суворова денежные пособия. В книге Антинга мало критики, сочинение его впадает в панегирик, в цифрах частые преувеличения, встречаются натяжки; вообще видно, что автор писал при жизни своего героя. Кроме того Антинг знал плохо русский язык, а между тем писал со слов русских людей и по русским документам. Но при всех своих дурных сторонах, сочинение Антинга есть один из самых лучших источников для изучения военной жизни Суворова. Следует только смотреть на него не как на историю, а как на летопись, или на скелет исторического произведения. Антинг воспроизводит фактическую сторону в подробности и согласно с официальными данными; не раз случалось автору настоящего сочинения находить во вновь открываемых архивных документах такие сведения, которые имеются только у Антинга, а у других отсутствуют или искалечены. Встречаются у него и ошибки, притом довольно часто, но большею частью в мелочах; ошибки эти, при малейшем критическом приеме, сами себя выдают. Говорят еще, что у Антинга выставлена одна лицевая сторона предмета, но разве это не есть общий недостаток? К Антингу все относятся свысока, особенно позднейшие историки, и совершенно напрасно, потому что в тоже время сами немилосердно у него черпают, а если не делают этого, то плодят погрешности и ошибки. Вообще книга Антинга послужила основой, для многих сочинений на русском и иностранных языках, и если они почти все плохи, то не Антинг в этом виноват. Histoire des campagnes du marechal de Souworov, Paris. 1802, 3 vol. (par Alphonse de Beauchamp). Первые два тома есть перевод с Антинга, третий посвящен кампании 1799 года. Последний том есть произведение очень поверхностное, основанное на газетных известиях, которые приняты на веру, почти без разбора; везде просвечивают слабое знакомство с военным делом и тенденция - написать Суворову панегирик. Ошибок много и некоторые весьма грубы, так что иногда смысл события извращен совершенно. При всем том нельзя браковать книгу безусловно: при знакомстве с предметом и внимательности, из нее можно заимствовать сведения, которых у других нет и которые отзываются правдой. Победы князя Италийского, графа А.В. Суворова-Рымникского, Москва, 1815, второе издание, 7 частей. Крупный представитель множества компилятивных произведений о Суворове. Большею частию это вольный перевод с Антинга и Бошана с добавлениями из разных других печатных источников, без разбора, без критики. Неизвестный автор этой книги, или лучше сказать компилятор, пытается поправлять Антинга, то сокращая его, то расширяя новыми сведениями, но большею частью очень неудачно. История Суворова, Н. Полевого, Петербург, 1858, издание второе. Книга написана талантливо, но по источникам немногочисленным и не первоначальным, а печатным, т. е. по сочинениям и компиляциям значительною долею сомнительного достоинства. Г. Полевому был простор для развития своего повествовательного дарования, но не для исторического исследования, и книга его, хотя названная историей, совсем не дает того, что обещает заглавие. Ошибок и сплошных неверных сведений в ней очень много, может быть больше, чем в компиляциях второго разряда, потому что Полевой задался гораздо обширнейшей сравнительно с ними задачей и, обладая для её решения достаточными личными средствами, не мог однако употребить их производительно по крайней бедности материала и неблагоприятным цензурным условиям времени. Histoire du feldmarechal Souvorof liec a celle de son temps, par L. M. P. de Laverne, Paris, 1809. Это громкое заглавие придано одному тому в 500 страниц довольно крупной печати. Указывая на Антинга и Бошана, как на панегиристов, а не историков, Лаверн говорит, что оба они страдают многословием, тенденциозностью, близорукостью, расплываются в подробностях и упускают общее. Все это он, Лаверн, решился исправить своей книгой, запасшись будто бы громадным материалом и массою сведений, которые собрал во время своего пребывания в Германии и России, особенно о последних десяти годах жизни Суворова. Между тем он сам впадает в ошибки именно такого рода, в которых упрекает других: характерных подробностей дает мало, временами вдается в панегирик, расплывается в фельетонных мыслях, отвлеченных умствованиях и таких рассуждениях о военном деле, которые обнаруживают недостаточное его знакомство с предметом. Но книга его имеет и достоинства; он старается быть беспристрастным, в чем местами и успевает; критика у него сильнее, чем у других; выводы его, особенно в сфере политики, значительною долею верны; Суворов представляется более живым человеком, чем под пером большинства. В общем результате книга Лаверна, не будучи глубоким историческим трудом, все-таки заслуживает внимания и в особенности должна была иметь значение в эпоху своего появления. В ней нет педантской сухости, читается она легко и в литературе о Суворове занимает довольно видное место. Precis historique sur le celebre feldmarechal comte Souworow Rymnikski, prince Italikski, par Guillauman-ches-Duboscage, Hambourg, 1808. Книга составлена из нескольких отделов, трактующих о разных предметах по отношению к России; но все это не заслуживает внимания, кроме глав, посвященных Суворову. Гильоманш-Дюбокаж, французский эмигрант, поступил в русскую службу подполковником и находился при Суворове 1 1/2 или 2 года (с ноября 1794). В это время было тихо, но Суворов готовился к походу против Французов и с рвением занимался подготовлением войск к предстоявшей войне. Дюбокаж описывает его, как лицо близко знакомое, но не давая систематического, полного его жизнеописания, ограничивается сообщением разных заметок, наблюдений, анекдотов, где Суворов находится постоянно на первом плане. Много тут встречается ошибок и ложных суждений, так как о минувшем времени Дюбокаж пишет с чужих слов, не усвоив еще ни русского языка, ни знакомства с русскою жизнью. Он беспрестанно впадает в панегирик, под влиянием безграничного энтузиазма и удивления, которые Суворов успел ему к себе внушить. При всем том книга Дюбокажа богата материалом для характеристики Суворова и в особенности дорога многочисленными обстоятельными сведениями о Суворовском методе воспитания и обучения войск. Дюбокаж трактует об этом предмете как опытный, понимающий дело офицер и как очевидец, имевший возможность, охоту и уменье - вникнуть в то, что наблюдал. В этом отношении Дюбокаж не имеет соперников; никто другой из современников Суворова не остановился с таким вниманием на характерной черте генералиссимуса; никто другой не уразумел так правильно и не сумел передать так толково существенные черты Суворовской военной теории. Собрание писем и анекдотов, относящихся до жизни князя Италийского графа А.В. Суворова Рымникского; изд. 3, Москва, 1814. (Левшина). Напечатанные в этой небольшой книжке документы и сведения большею частью заслуживают доверия, хотя автор и не указывает источника, откуда они взяты. Между ними есть много очень характерного, но попадаются и ошибки. Жизнь Суворова, им самим описанная, или собрание писем и сочинений его, изданных с примечаниями С. Глинкою, 2 части, Москва, 1812. Заглавие слишком громкое для двух небольших книжек, в которых значительную часть занимает собственное повествование автора, а меньшую письма Суворова, отчасти напечатанные раньше у Левшина. Однако книжка Глинки (как и Левшина) имеет значение для историографа, даже если он знаком с Суворовским сборником, т. е. с самым богатым собранием бумаг Суворова. Между письмами, помещенными у Глинки, есть несколько наименее по-видимому заметных, которые существенно важны для некоторых мало разъясненных моментов жизни Суворова. Встречаются впрочем и ошибки; одна из них ввела Смитта в заблуждение и была причиною помещения в его книгу крупной небывальщины. Рассказы старого воина о Суворове, Москва, 1847 года, 3 части. (Старкова). Это не есть выдержанное, построенное на строгом плане историческое сочинение, а просто воспоминания. В книге можно встретить все - описание походов, битв, анекдоты, даже сцены, написанные в драматической форме, есть и выписки из статей других авторов. Первые две части относятся к войнам 1794 и 1799 годов; третья составлена из разных разностей. Было бы напрасно искать в книге критического взгляда, оценки; здесь место одним личным впечатлениям очевидца, служившего в нижних чинах. Из бесхитростного повествования Суворовского служаки можно наглядно удостовериться в неотразимом обаянии Суворова на подчиненных и в боевом энтузиазме, который внушал он войскам. Из книги можно убедиться, что на войне не все действующие силы можно измерить, взвесить или исчислить и что этим неосязаемым боевым элементом Суворов и был особенно богат. Энтузиазм автора доходит чуть не до обожания Суворова: этою стороною книга и дорога. Затем она дорога воспроизведением мелочей внутренней и бытовой стороны военной жизни того времени, т. е. тем, чего не находим в реляциях и официальных документах и что обыкновенно не попадает в заурядные военно-исторические сочинения. Критиковать подобные мемуары нельзя; они вне обычной критики и ей не поддаются; тут беспрестанно натыкаешься на крупную наивность, на доказательство, выражающееся только подчеркиванием слов и тому подобное. Но по этому самому черпать из книги г. Старкова можно только после основательного изучения предмета, или употреблять ее не иначе, как с документальными данными. Г. Старков многое совсем забыл, другое сильно перепутал; анахронизмов у него не перечесть; выставляются действующие лица, которые находились совсем в другом месте; приводятся цифры, совершенно неверные. Это обстоятельство требует осмотрительности и осторожности, но отнюдь не бракует самый материал, и книга остается характерным и обильным источником для истории Суворова. Gens de guerre, portraits; par general baron Ambert, Paris, 1863. В книжке нашли место несколько типических военных лиц, в числе их и Суворов. Амбер берет материал о нем из других авторов, пытаясь быть в своих взглядах самостоятельным, что однако удается ему лишь изредка. Он находится под давлением общеусвоенного, шаблонного взгляда большинства иностранных критиков и потому бракует Суворова со стороны стратегической и тактической, не сочувствует его системе воспитания и обучения войск и вообще доходит в своей военно-цеховой рутинности до третирования Суворова как бы свысока, ссылаясь на авторитет Тьера. Это последнее обстоятельство достаточно свидетельствует о легковесности суждений и приговоров Амбера, и действительно у него встречаются критические приемы совершенно-ребяческие, в роде того, что Суворовское обучение войск не помешало Русским быть разбитыми под Альмой (в 1854 году). Нечего и говорить, что фактических ошибок в книге не оберешься. Но истина и военное чутье проскакивают в Амбере наружу против его воли, и он любуется Суворовым, как типом военного человека; теплая симпатия к русскому полководцу сквозит у него явственно и высказывается в признании, что Русские оценили Суворова недостаточно и что Французы на их месте поступили бы иначе. Из крайности безусловного осуждения Амбер то и дело переходит в другую, - идеализирует, поэтизирует Суворова, впадает в исторически неверный панегирик. Вообще книга его не стоит, чтобы на ней долго останавливаться; сделано же это здесь потому, что в иностранных литературах она есть позднейшее произведение о Суворове, появившееся после длинного периода молчания. В этом отношении она заслуживает внимания, и в настоящем сочинении делаются неоднократные на нее ссылки, иногда в утвердительном, а чаще в отрицательном смысле. Генералиссимус Суворов. Жизнь его в своих вотчинах. Изд. Н. Рыбкин, Москва, 1874. Небольшая книга эта составлена по документам Кончанского сборника, до той поры остававшимся неизвестными, и потому есть ценное приобретение для литературы, не имевшей ни одного сочинения о Суворове - помещике и хозяине. К сожалению г. Рыбкин не удовольствовался своей задачей и взял шире, примешав разные не идущие к теме сведения; таким образом он испортил план своего сочинения и понизил его достоинства. Глава первая совсем не нужна, в последней многое не идет к делу, приложения и того больше, а между тем все эти добавки изложены поверхностно и с погрешностями, так что даже факсимиле Суворова вовсе не напоминает его руку. Нельзя безусловно согласиться и с многими выводами г. Рыбкина о хозяйственной деятельности Суворова; он смотрит на своего героя скорее в качестве энтузиаста, чем историка, а потому приходит иногда к заключениям слишком поспешным. При всем том книга г. Рыбкина имеет немалое значение, заключая в себе много ценного материала, которого нигде, кроме ее, не найти. Биография Суворова, им самим писанная. Москва, 1848. Книжка эта есть ничто иное, как поданное Суворовым прошение о внесении его в родословную книгу дворян московской губернии, с несколькими дополнительными документами последующих лет. Все это было напечатано в двух журналах, а потом уже издано особо, с заглавием автобиографии. Здесь Суворов излагает свою службу и пересыпает изложение характерными военными и военно-педагогическими заметками и наставлениями. Не во всем можно слепо положиться на повествование Суворова о самом себе, так как он любил представлять себя в выгодном свете, да и многое из давних лет успел забыть. Но это замечание относится только до подробностей и цифр, а собственно канве прошения нет причины быть неверной. К числу ошибочных сведений относится также изложенное Суворовым происхождение его фамилии, о чем сказано в своем месте. Вообще же автобиография Суворова есть небольшое, но ценное пособие в смысле дополнительного к другим; она разрешает многие недоразумения, особенно хронологические. Наука побеждать, Суворова, изд. Антоновского, Петербург, 1809. Это свод Суворовских правил по обучению войск, в разбор которого здесь можно не входить, так как документ помещен целиком в приложении VП и вошел в содержание главы XXII. Действия Суворова в Турции в 1773 году, Саковича, Спб., 1853. Небольшую эту книжку составляют перепечатанные из Военного журнала 1853 года две статьи того же автора, составленные по архивным документам, до того времени неизвестным. Метод исследования довольно строгий, сказано много нового, но кое-что из документальных данных пропущено, вероятно вследствие цензурных условий. Книжка написана зрело, с критическим талантом, читается легко; Суворов понят довольно верно и представляется живым. К сожалению, брошюра эта не обнимает в одинаковой мере исследования всю кампанию, а касается преимущественно Туртукая; о прочем говорится вскользь, упоминается и о Козлуджи (1774 год), так что сочинение не совсем отвечает своему заглавию. Попадаются в нем и кое-какие фактические погрешности, указывающие на некоторую торопливость исследователя. Но в общем книжка положительно хорошая и принадлежит к числу лучших сочинений о Суворове, несмотря на свой незначительный объем. Исторический обзор деятельности Румянцева, Прозоровского, Суворова и Бринка в 1775 - 1780 гг., Саковича, Москва, 1858. Книга эта тоже составлена по архивным документам и есть самостоятельное исследование. Она посвящена периоду не видному, мало разработанному, в котором почти нет крупных событий, все довольно мелко и незначительно в военном отношении. Это не остановило г. Саковича, и он разработал предмет очень обстоятельно. Труд его, может быть не очень занимательный в чтении, вследствие самых свойств описываемого времени, тем не менее достоин полного внимания, служит обильным материалом не для одной военной истории и должен быть отнесен к числу источников, самых капитальных по своей достоверности. Война России с Турцией и Польскими конфедератами 1769-1774. А. Петрова, 1866-1874 год. Спб., 5 томов. Книга составлена преимущественно по архивным документам, а также и по некоторым таким, которыми другие писатели мало пользовались или не пользовались вовсе. Труд почтенный и добросовестный, исследование подробное и тщательное; но как военно- историческое сочинение оставляет многого желать. Книга эта есть скорее богатый материал, собранный и сведенный в одно целое, чем обработанное и законченное сочинение. Встречаются тут небрежности и погрешности, но они не важны; важнее то, что книга дает представление лишь об абрисе или чертеже, а не о картине войны, о скелете, а не о теле. Не достает освещения, глаз не поражается контрастом света и тени, все одинаково серо и бесцветно. Характеров тут нет, а одни события; сам Суворов не привлекает к себе внимания. Не только изложение, но и план могли бы быть лучше в смысле удобочитаемости; недостатки того и другого производят сухость и отрывочность. Причина сухости заключается между прочим и в том, что г. Петров имеет слишком большое пристрастие к источникам официальным и недостаточно пользуется неофициальными. При всем том книга его есть бесспорное приобретение для русской военно-исторической литературы, по обилию и качеству собранного в ней материала. Вторая Турецкая война 1787-1791. А, Петрова, 1880 г., Спб., 2 тома. Характер этой книги, её достоинства и недостатки те же, как и предыдущей; это есть тоже исследование, дающее много нового, доселе мало известного или неизвестного. Хотя попадаются тут и ошибки, даже чаще, чем в истории первой Турецкой войны, но некоторыми своими частями вторая Турецкая война выходит под пером г. Петрова живее первой, напр. кампания 1789 года, а еще больше Екатерина II и Потемкин. Однако на характерные черты автор все-таки скуп; о Суворове он не говорит почти ничего нового, и хотя, в сущности, на Суворове сосредоточивается весь интерес и все движение до 1791 года, но это важное обстоятельство мало его оживляет. Даже измаильский штурм сух и безжизнен. Но все-таки, в общем результате, книга эта, обладая однородными с первой достоинствами, более её сглажена относительно недостатков, читается легче и, в смысле военно-исторического сочинения, стоит несколько выше. История Российско-Австрийской кампании 1799 года, Е. Фукса, Спб., 1825 г., 3 части. Это сочинение, не удовлетворяющее самым снисходительным требованиям критики, пользовалось большою, хотя, так сказать, невольною известностью, до выхода в свет сочинения графа Милютина. После того произведение г. Фукса утратило всякое значение, но тем не менее должно быть помещено в настоящий обзор. Первая часть может быть обойдена, заключая в себе собственно "историю" кампании; она не имеет никаких даже относительных достоинств, по отсутствию критики, громадному количеству ошибок, неверностей и даже нелепостей. Но две последние состоят исключительно из документов, которыми хотя и пользовался гр. Милютин из первых источников, однако далеко не все эти документы приведены в его книге, так что автору настоящего сочинения представлялась иногда надобность делать справки и проверки по Фуксу. Правда, документы напечатаны у Фукса нередко с произвольными исправлениями, сокращениями и вообще изменениями, но при пользовании ими (довольно впрочем редком) параллельно с книгой гр. Милютина, опасность ошибочных выводов устранялась сама собой. Отыскивать же нужные документы, для случайной надобности, по архивам, было бы трудом непроизводительным по большой трате времени. История генералиссимуса князя Италийского графа Суворова Рымникского, соч. Е. Фукса, Москва, 1811 г., 2 части. Истории тут вовсе нет, а есть ряд статей, литературно-исторический винегрет, с длинным и беспорядочным введением в послужной список Суворова, который однако тоже не выдержан, потому что одно в нем изложено слишком коротко, другое слишком пространно. Книгу нельзя даже назвать сборником статей о Суворове, потому что в ней попадается много такого, что к жизнеописанию Суворова не относится. Читатель беспрестанно натыкается на разъяснения, уподобления, сравнения; поминутно обязан делать с автором отчаянные прыжки то далеко вперед, то далеко назад. Это сочинение есть в сущности хаотическое вступление в кампанию 1799 года, о которой сказано перед сим; напыщенный язык, высокопарные разглагольствования, пустота содержания и странность плана - соперничают между собою чуть не на каждой странице. Отсутствие малейшего признака дарования и поразительное бессилие Фукса справиться со своей задачей, венчаются разными более чем странными заимствованиями у других; так например, Фукс взял рассуждение Фонтана о Вашингтоне и применил это к Суворову. Не меньше замечательно невежество Фукса в военном деле; "фузилер" он переводит "оружейный мастер"; укрепление "кавальер" у него обращается в "конного ратника", так что одна из колонн, штурмующих Прагу, должна взять двух кавалеристов. Анекдоты князя Италийского графа Суворова Рымникского, изд. Е. Фуксом, Спб., 1827. Набор анекдотических подробностей о Суворове, без всякой системы и порядка, притом часто и не новых, а взятых из прежних изданий самого Фукса и из других авторов. В форме анекдотов пущены в ход небывальщины; случается и так, что слова Суворова передаются в превратном смысле, прямо противоположном истине. Эта истина беспрестанно отходит у Фукса на последний план, а вперед выдвигается эффект, желание щегольнуть острым словцом, неожиданным оборотом, риторикой. Собрание разных сочинений Е. Фукса, Спб., 1827. Несколько статеек, из которых к Суворову относятся немногие; в них есть довольно любопытные о нем сведения. Несмотря на низкий исторический уровень всех четырех сочинений Фукса, они дают много разностороннего материала о Суворове. Было бы совершенно несправедливо отвергать сплошь все, написанное о Суворове Фуксом; надо только осмотрительно пользоваться его сведениями, а осторожность эту можно приобрести единственным путем, - близким знакомством с Суворовым по другим, более достоверным источникам. Тогда в нагроможденной Фуксом массе данных найдется многое такое, что разовьет правильное представление о Суворове, разъяснит недоразумения, пополнит недосказанное, рассеет сомнения. В таком смысле автор настоящего сочинения и старался пользоваться Фуксом. Histoire critique et militaire des guerres de la revolution, par Jomini, 14 vol, Paris, 1824. Книга эта пользуется всеобщею заслуженною известностью; два её тома, 11 и 12, посвященные войне 1799 года, можно признать лучшим описанием этой войны в иностранных литературах, особенно потому, что оно отличается по отношению к Суворову беспристрастием в такой мере, которая до сей поры оказывается для иностранных писателей недостижимою. Книга была бы еще лучше, если бы в нее вошло побольше сведений из русских источников; этот недостаток делает сочинение Жомини несколько односторонним, а относительно лично Суворова и не совсем удовлетворительным, хотя историк и имел в своих руках мемуары маркиза Шателера, состоявшего генерал-квартирмейстером при Суворове в Италии. Сочинением Жомини пользовался и гр. Милютин, тем не менее источник этот так важен, что автор настоящей книги, руководясь преимущественно книгою Милютина при изложении войны 1799 года, обращался нередко и к сочинению Жомини. Histoire de la revolution francaise, par Thiers, Paris, 1823-1827, 10 vol. Сочинение это пользуется огромною известностью и выдержало очень много изданий. Минуя общую его характеристику, скажем только, что в изложении военных событий Тьер почти постоянно грешит против правды, давая читателю взамен её блестящее изложение, которое мастерски маскирует недостаток здоровой основы содержания. В описании войны 1799 года (том 10) Тьер обнаруживает большое, плохо скрываемое нерасположение к Русским, а по отношению собственно к Суворову обращается в совершенного памфлетиста. Сочинение его попало при настоящем случае в число источников только потому, что, отличаясь самою причудливою критикой всех действий Суворова, дает много отрицательного материала, т, е. неиссякаемую тему для объяснений и опровержений. Краткий обзор этого небольшого числа сочинений кажется достаточен для качественной оценки литературы нашего предмета. Затем остается еще много книг, которыми тоже приходилось пользоваться, но они или дали мало, или служили только для освещения предмета, да и вообще разбор их ничего к сказанному не прибавил бы, так что можно ограничиться перечислением их заглавий. К числу таких источников относятся: Precis des evenеments militaires, ou essais historiques sur les campagnes de 1799-1814, par M. Dumas, Paris, 1816-1826, 20 vol. Precis des derniers guerres des Russes contre les Turcs. Trad. de l'allemand par La Coste, Paris, 1828. Remarques sur le militaire des Turcs et des Russes, 1771, par Warnery, Breslau. Precis historique de la guerre 1769 -1774, par Causin de Perceval, Paris, 1822. Des changements survenus dans l'art de la guerre 1700- 1815, par Chambray, Paris, 1830. Observations sur l'armee francaise en 1792-1808, St. Petersbourg, 1808. Expose des principales circonstances, qui ont occasionne les desastres des armees autrichiennes. Tr. de l'anglais, Londres, 1801. Memoires sur 1а Pologne et les Polonais, 1783-1815, par Oginski, 4 vol., Paris, 1826. Memoires de Segur, 3 vol., Paris, 1827. Перечень из журнала 1787-1790, Раана, Спб., 1792. Анекдоты князя Италийского, Зейдель, Спб., 1865. Описание лагеря в Красном Селе, Спб., 1765. Записки Энгельгардта, Москва, 1867. Памятные записки Храповицкого, Москва, 1862. Записки Державина, с примечаниями Бартенева, Москва, 1860. Записки Грибовского, издание второе, Москва, 1864. Воспоминания Лубяновского 1774-1834, Москва, 1872. Записки А.Т. Болотова, 4 тома, Спб., 1871-1873. Мои безделицы, И. Вернета, Москва, 1840. Биографии русских генералиссимусов и генерал-фельдмаршалов, Бантыш- Каменского, 4 тома, 1841, Спб. Словарь достопамятных людей Русской земли, Бантыш-Каменского, 8 томов, Москва и Петербург, 1836-47 г. Военная история новых времен, кн. Н. Голицына, Спб., 1878. Устав пехотной строевой, 1764, Спб. Воинский устав о полевой пехотной службе, 1797, Спб. Инструкция полковничья пехотного полку, 1764, Спб. Инструкция конного полку полковнику, 1766, Спб. Памятники новой русской истории, 1871, Спб. Крестьяне в царствование Екатерины II, В. Семевского, Спб. 1881. Цесаревич Павел Петрович, Д. Кобеко, 1883, Спб. Военная библиотека, 16 томов, Спб., 1871-1874. Военный сборник, 1858-1883, Спб. Военный энциклопедический лексикон, 14 томов, Спб., 1852-1858. Сочинения Д. Давыдова, Спб., 1848. (Встреча с великим Суворовым). Восемнадцатый век в русских исторических песнях, Бессонова, вып. 9, Москва, 1872. Затем было перелистовано несколько десятков книг и брошюр, имеющих своим предметом преимущественно Суворова. Большую их часть составляют так называемые популярные сочинения и хотя попадаются между ними книги содержания не общедоступного, но все они не имеют никакого значения для сколько-нибудь серьезного читателя, а потому не стоят перечисления. Совсем иное следует сказать о так называемых исторических сборниках, которые зародились в русской литературе довольно давно, но размножились лишь в последнее время. К этому разряду относятся следующие издания. Чтения в Императорском обществе истории и древностей при московском университете, 1846-1882 г., Москва. Русский архив, 1863-1882 г., Москва. Русская старина, 1870-1882 г., Спб. Сборник русского исторического общества, Спб., с 1867 г., 38 томов. Исторический вестник, 1880-1882 г., Спб. Русская историческая библиотека, 1872 - 1880, семь томов, Спб. Архив князя Воронцова, Москва, с 1870 г., 29 томов. Древняя и новая Россия, Петербург, 1875-1879 г. Записки одесского общества истории и древностей, Одесса, с 1844 г., 11 томов. Библиографические записки, 1858, 1859 и 1861 годов. Осмнадцатый век, изд. Бартенева, 4 книги, Москва, 1868-69. Существование этих изданий составляет факт очень отрадный; они и теперь уже приносят несомненную пользу исторической науке, а впереди обещают несравненно большую. В особенности дорог в них сырой материал, при условии, что он добыт из надежного источника. Этому условию удовлетворяют, правда, не все сведения, идущие за исторические; встречается иногда просто путаница, неизвестно каким путем народившаяся; но это отсутствие критики в выборе материала еще не так важно, как в статьях обработанных, имеющих вид исследования. Случается также натыкаться на дурно прочитанные документы, чем затемняется и даже извращается смысл приводимых сведений; встречается немало и балласта, т. е. данных, давно известных, но идущих снова за новинку; наконец, в некоторых из этих изданий слишком много анекдотов и мелких сведений, годных разве только для развлечения читателей. Но все это не бракует изданий для употребления с научной целью. Материала в них так много, и между ним попадается такой серьезный, что он с лихвою выкупает время, потраченное на разборку балласта, да и самые мелочи кидают иногда луч света в тьму и указывают путь исследования. Из упомянутых изданий были особенно полезны для истории Суворова: Сборник русского исторического общества, Архив князя Воронцова, Русский архив и Русская старина. Несмотря на то, что автор настоящего сочинения пользовался довольно обильным архивным материалом, не попадавшим еще в печать, эти сборники дали ему массу ценных сведений; много сомнений и недоумений было ими разъяснено, многое условно - верное сделалось благодаря им или несомненным, или ложным. Они сильно упростили и дополнили архивную работу; самое разноречие помещаемого в них материала давало возможность прибегать к сопоставлениям и облегчало задачу критики. В заключение обзора источников остается упомянуть про статьи русских газет и журналов, не одних исторических, но вообще всех. При посредстве третьего лица, автор книги обращался в 1880 году за указаниями по этому предмету к известному нашему библиографу г. Межову и, благодаря его любезности и доброхотству, получил возможность познакомиться со всем или почти со всем, что в русской периодической литературе нынешнего столетия было напечатано о Суворове. Из статей, на которые сделаны были г. Межовым указания (около 250), конечно большая часть оказалась такими, которые и искать не стоило, но в остальных найден материал, заслуживающий внимания, а некоторые дали сведения мелкие, но существенного значения. Все эти статьи, а также и другие, напечатанные в исторических сборниках, в военных периодических изданиях и в форме отдельных брошюр, заключают в себе обыкновенно разные случаи или эпизоды из жизни Суворова, анекдоты, какую-нибудь частную его характеристику и т. под.; но между ними почти нет таких, которые бы были посвящены разъяснению и определению его военного значения. Исключения редки и качеством не высоки; они касаются каких-нибудь мелочей военного дела, или пускаясь в обобщения, не выходят из сферы общих мест и почти не разъясняют особенностей Суворовской военной теории. Лучшим из таких небольших военно-биографических трактатов о Суворове следует признать две или три публичные лекции г. Басова, напечатанные в Военном Сборнике 1874 года под заглавием "Суворов и его образ действий". В общих чертах Суворов здесь изображен довольно верно; в разъяснении его военной характеристики сделано несколько шагов за черту, которую другие обыкновенно не переступают: восхваления не вращаются в круге риторических фигур, возгласов и восклицаний. При всем том г. Басов далеко не совладал со своей задачей, не очертил Суворова резкими штрихами, не провел грани между собственно Суворовским и общим, безличным. Представление получается неполное, и военный образ Суворова остается недорисованным. В виду такой бедности нашей периодической литературы по отношению к военной характеристике самого выдающегося лица русской военной истории, следует отметить крупное исключение, а именно статьи г. Драгомирова, напечатанные в 60-х и 70-х годах, преимущественно в военных журналах, и изданные в 1881 году под заглавием: Сборник статей М. Драгомирова, 1856 -1881 гг., Спб., 1881, два тома. Не следует искать в этой объемистой книге чего-нибудь похожего на трактат, посвященный военной характеристике Суворова. Г. Драгомиров не есть его военный историк, а только комментатор: тема его - не Суворов, а воспитание и обучение войск. Суворов служит тут не целью, а средством для проведения тех или других принципов, - авторитетом, на которого г. Драгомиров указывает для подкрепления своих суждений и выводов. Комментарии г. Драгомирова мастерские; они отличаются безыскусственностью и здравым смыслом; аргументацию его трудно опровергать без натяжек, изворотов и иных полемических фортелей. Мало того, кому привелось изучать Суворова по многочисленным данным, в продолжение многих лет, вникая в важное и второстепенное, тот может засвидетельствовать, что комментарии г. Драгомирова имеют за собою самое важное достоинство - верность. Из ссылок г. Драгомирова видно, что кроме "Науки побеждать" Суворова и приказов Австрийцам в 1799 году, комментарии основывались исключительно на книге Дюбокажа. Если это так, то взгляд г. Драгомирова на Суворова, как на военного педагога, свидетельствует в нем большую точность мышления и ясное понимание Суворовской военной теории. Действительно, г. Драгомиров подметил в Суворове то, чего другие в нем не усматривали. Чем больше набиралось у автора настоящего сочинения данных для военной и особенно военно-педагогической характеристики Суворова, тем больше он убеждался в меткости и верности комментарий г. Драгомирова. Г. Драгомиров есть основатель и глава известной военной школы; таким признают его и некоторые иностранные писатели, следящие за русской военной литературой. Если направление этого учения с достаточною определительностью видно из "Сборника статей", то с большею систематичностью оно проведено в другой книге г. Драгомирова, "Учебник тактики". В ряду других учений, оно по всей справедливости заслуживает названия "школы Суворовской", представляя собою наглядное доказательство, что Суворовские военные идеи у нас еще не пропали бесследно. Перечисленные здесь источники постоянно цитируются в тексте книги, ибо автор считал долгом - указывать, откуда именно те или другие фактические данные им извлечены. Если это не нужно для большинства читателей, то может очень пригодиться будущим исследователям, в особенности указания на рукописные материалы. Цитаты сгруппированы в конце каждого тома, в особом отделе; сделанные в наименованиях источников сокращения будут понятны всякому без особого объяснения. После "Ссылок и Пояснений" помещены в каждом же томе "Приложения"; сюда вошли под 12 номерами по одному и по несколько документов, наиболее существенных для характеристики Суворова. Автор ограничился помещением в книге этого небольшого числа приложений потому, что выписывание целиком и печатание документов, которыми он пользовался, потребовало бы много лишнего времени и увеличило бы нынешний объем книги вдвое, а может быть и больше. К книге приложено два портрета Суворова. Снимок, находящийся в первом томе, сделан с гравюры Валькера, оригиналом для которой служил портрет, писанный с Суворова Аткинсоном в Петербурге, в начале 1796 года. Ко второму тому приложен снимок с портрета. Суворова, писанного Шмидтом в Праге (Богемия) в конце 1799 года и гравированного Уткиным. Обе гравюры любезно предложены автору книги Д.А. Ровинским. В третьем томе помещен снимок с маски, сделанной с мертвого лица Суворова, оригинал которой (бронзовый) принадлежит князю А.А. Суворову. Маска эта до сих пор оставалась никому неизвестной и воспроизводится в первый раз. Снимков с автографов Суворова приложено к первому тому 3 и ко второму 1; все они соответствуют тому периоду времени, который каждый из этих томов обнимает. Два факсимиле на русском языке и по одному на французском и немецком. Автограф Суворова, относящийся к 1759 году, составляет редкость; в Суворовском сборнике есть только одно его собственноручное письмо 1764 года, остальные все принадлежат позднейшему времени; в правительственных архивах автору книги не удавалось видеть Суворовских автографов раньше 1769 года. Признано излишним прикладывать еще факсимиле за последние годы жизни Суворова, потому что почерк его остался тот же. Сделанные под портретами его подписи взяты тоже с автографов. Издание снабжено 4 небольшими картами военных действий Суворова в Турции, Польше, Италии и Швейцарии. Карты эти приложены к тем томам, к которым относятся, но одна из них (Польши), помещенная во втором томе для войны 1794 года, идет также и к первому, для первой Польской войны. В заключение автор считает своею обязанностью - упомянуть о лицах, оказавших ему наибольшее содействие в труде, ныне появляющемся в свет. Покойный князь Александр Аркадиевич Суворов не только согласился поделиться с автором сокровищами своего фамильного архива, но даже все документы, хранившиеся у него в Петербурге и селе Кончанском, доверил автору без всяких стеснительных условий и формальностей, на неопределенное время. - Граф Д.А. Милютин, к которому автор обратился за ходатайством о допущении его в Государственный архив, с правом знакомиться со всеми без исключения документами, касающимися Суворова, - с полным доброхотством взял на себя по этому делу предстательство, результатом которого было высочайшее разрешение в Бозе почивающего Императора Александра II. Не ограничиваясь этим, граф Милютин предложил автору свои материалы, оставшиеся после всем известного его сочинения о войне 1799 года. - Таким же образом получены материалы от барона Ф.А. Бюлера и Н.Ф. Дубровина; не последовало отказа и от вице-президента Императорского одесского общества истории и древностей, покойного Н.Н. Мурзакевича, на просьбу ознакомиться с рукописными документами Общества. - Затем, как было сказано, В.И. Межов оказал автору большую услугу своими указаниями на статьи о Суворове в повременных русских изданиях с самого начала нынешнего столетия. - Равным образом. известный своими изданиями Д.А. Ровинский познакомил автора с коллекциею портретов Суворова и постоянно помогал ему советами, указаниями и содействием по выбору портретов разъяснению разных сомнений, по избранию способа воспроизведения портретов и т. под. - Немало приходилось автору пользоваться советами по этому предмету и другого знатока, любителя и собирателя, П.Я. Дашкова. - Сверх того автор очень много обязан В.В. Стасову, который несколько лет подряд, с не ослабевавшим интересом и доброжелательством к медленно двигавшемуся труду, никогда не отказывал в своем содействии при разыскивании некоторых источников, в качестве библиотекаря Императорской публичной библиотеки снабжал беспрепятственно целою массою книг на дом и, таким образом постоянно облегчая работу, на много сократил время её исполнения. - Наконец, нельзя не помянуть добрым, признательным словом покойного Г.Н. Александрова, начальника московского архива главного штаба. Дряхлый и больной старец, с трудом передвигавший ноги, он употреблял все свое свободное время и скудный остаток сил на разыскивание документов, сверял переписанное, наводил справки, разъяснял недоразумения и только спрашивал - не может ли быть еще в чем полезен. И все это делалось для лица, ему, г. Александрову, не известного, без всякой задней мысли, из одного сочувствия к предпринятому труду, из доброжелательства к трудящемуся человеку и из уважения к науке. вернуться Ссылки и пояснения к 1 тому Краткое понятие о материалах, на которые здесь сделаны ссылки, дано в отделе третьего тома, озаглавленном "Источники". Наименования источников будут понятны, если предварительно ознакомиться с этим отделом. К главе I. 1. Суворовский сборник, папка. В автобиографии Суворова (прошение его в московское дворянское депутатское собрание), происхождение рода Суворовых рассказано иначе, и выход из Швеции их родоначальников, Наума и Сувора, отнесен к 1622 году. Это известие сомнительно. Из справки архива вотчинного департамента видно, что при Петре Великом, Суворовых, владевших землей, было очень много; в какие-нибудь 70-80 лет род их не мог достигнуть таких размеров. За год до подания А. В. Суворовым прошения о внесении его в дворянскую родословную книгу московской губернии, подал подобное же прошение в тверскую дворянскую опеку его двоюродный брат, бригадир Федор Александрович Суворов, ссылаясь на родословную, имеющуюся в московском разрядном архиве, поданную от Наумовых раньше 1701 года. Эта родословная в настоящем случае и предпочтена, тем более, что в ней поименно обозначено много лиц, Суворовых, в восходящем порядке. 2. Суворовский сборник, папка. — Кончанский сборник, тетради 3 и 23. 3. Московский архив главного штаба, опись 10, связка 566. 4. Кончанский сборник, тетрадь 23. — Государственный архив, V, 1710 и VП, 549. — Русская старина 1873 года. 5. Суворовский сборник, том 4 и папка. — Московский архив главного штаба, опись 10, связка 566. — Биография Суворова, им самим писанная. 6. Вотчинный архив, тетрадь 17. — Кончанский сборник, 23. — Московский архив главного штаба, опись 10, связка 566. 7. Воронцовский архив, книга 17. 8. Суворовский сборник, папка. 9. Записки Энгельгардта 1876 г. 10. Жизнь Суворова, им самим описанная, Глинки. 1812 г., и некоторые другие. 11. Воронцовский архив, книга 17. — Час досуга 1860 года, № 6. 12. История войны 1799 года, гр. Милютина. 13. Анекдоты князя Италийского, изд. Фуксом, 1827 года. 14. Час досуга 1860 года, Ж 6. 15. Суворовский сборник, том 4. 16. Русский Инвалид 1856 года, Ж 275. — Журнал министерства народного просвещения, литературные прибавления, 1843 года. Подписанные под статьями Суворова буквы С. и А. С, были приняты Новиковым за «Сумароков» и «Александр Сумароков», а потому эти две статьи и помещены в собрание сочинений Сумарокова. Кроме указанных источников, материалом для этой главы служили книги — Суворов и падение Польши, Смитта, и отчасти История Суворова, Полевого. К главе II. 1. Жизнь Суворова, Глинки. 2. Русский архив 1877 года. 3. Русский архив 1866 года. 4. Записки А. T. Болотова, Спб., 1871-73 г. 5. Суворовский сборник, папка. 6. Сын отечества 1822 года, часть 75. 7. Биография Суворова, им самим писанная, Москва, 1848 года. 8. Воронцовский архив, книга 4. 9. Материалы г. Дубровина. Главным материалом служили книги: Суворов и падение Польши, Смитта; Les cаmpаgnеs du feldmаrechаl Souworov, pаr Аnthung; Военный сборник 1865 года, №5. К главе III. 1. Материалы г. Дубровина. 2. Суворовский сборник, папка. 3. Русский архив 1869 года. — Сборник русского исторического общества, том I. 4. Сборник русского исторического общества, том И. 5. Описание лагеря в Красном Селе, Спб., 1765 года. 6. Инструкция полковничья пехотному полку, 1764 года. Анекдоты князя Италийского, Фукса, 1827. — Суворов и падение Польши, Смитта, 1866 г. 7. Анекдоты, Фукса. — Биографии генералиссимусов и фельдмаршалов, Бантыш-Каменского, 1841 г. 8. Московский архив главного штаба, опись 205, книги 40 и 89. 9. То же, опись 196, связка 42. 10. То же, опись 205, книга 89. 11. Московский архив главного штаба, опись 196, связка 42; опись 205, книга 43. 12. Московский архив главного штаба, опись 205, книги 43 и 89; опись 196, связка 42. 13. Remаrques sur le militаire des Turcs et des Russes, pаr Wагnеrу. — Русская старина 1873 г. — Инструкция полковничья, 1764 г. — Московский архив главного штаба, опись 205, книги 89 и 43; опись 196, связка 42. 14. Московский архив главного штаба, опись 205, книги 43 и 89. 15. Военно-ученый архив, M 507. — Московский архив главного штаба, опись 196, связка 42; опись 205, книга 89. 16. Русский архив 1869 г. — Московский архив главного штаба, опись 205, книги 89 и 43; опись 196, связка 42. 17. Военно-ученый архив, M 507. — Московский архив главного штаба, опись 205, книга 89. 18. Воронцовский архив, книга 17.-Анекдоты, Фукса. — Московский архив главного штаба, опись 196, связка 42. К главе IV. 1. Суворовский сборник, А. — Вотчинный архив князей Суворовых, тетрадь 17. — Московский архив главного штаба, опись 205, книга 41. — Сборник русского исторического общества, том 1. 2. Московский архив главного штаба, опись 205, связка 2. 3. Биография Суворова, им самим писанная. 4. Московский архив главного штаба, опись 205, связка 19. 5. То же, опись 205, книга 63. Выбор Люблина и распределение сил но постам люблинского района, сделаны были не Суворовым, а Веймарном. 6. Тоже, опись 205, книга 40. 7. Тоже, опись 205, книга 43. 8. Московский архив главного штаба, опись 205, книги 65 и 132. Происшествие это ошибочно отнесено Антингом к 1771 году. 9. То же. опись 205, книга 63.-Русский архив 1867 года, 10. Государственный архив, ТИ, 549.-Запискн Энгельгардта 1876 года. 11. Московский архив главного штаба, опись 205, книга 48. 12. То же, опись 205, книга 120. 13. То же, опись 205, книга 46. 14. То же, опись 196, книга 42; опись 205, книги 11 и 40. 15. То же, опись 205, книга 88. 16. То же, опись 205, книга 89. В большей части сочинений об этой войне, дела под Ланцкороною, Раховым и Красником показаны происходившими позже; приведенные здесь числа основаны на донесениях Суворова. 17. То же, опись 205, книга 90. 18. То же, опись 205, книги 89 и 120. 19. То же, опись 205, книга 91. Материалом для этой главы служили кроме того книги: Суворов и падение Польши, Смитта; Les cаmpаgnеs de Souworov, Антинга; война 1769-1774 г., Петрова; отчасти Histoire du feldmаrechаl Souworov, Лаверна, и Жизнь Суворова, Глинки. К главе V. 1. Московский архив главного штаба, опись 205, книги 101 и 120. 2. То же, опись 205, книга 115. 3. Так по крайней мере представляется дело по имеющимся документам, пока не открыты другие, способные осветить предмет иначе. 4. То же, опись 205, книга 95. 5. То же, опись 205, связки 131. 6. То же, опись 205, книга 108. 7. Анекдоты князя Италийского, Фукса. 8. Моск. архив главного штаба, опись 205, кн. 108. Останавливаемся на неважных по-видимому числовых подробностях потому, что у некоторых авторов цифры сильно преувеличены. 9. Тоже, опись 205, связки 131 и 132. 10. У весьма многих авторов. 11. Моск. архив главного штаба, опись 205, книга 142. 12. Реляция о сталовичской победе представлена Суворовым 25 сентября из Бялы (см. московский архив главного штаба, опись 205, книга 108), т.е. на походе, значит скоро; в ней изложено все, о чем в оправдание свое говорит Суворов. Журнал военных действий не найден между архивными документами. 13. Смитт утверждает, будто Суворов был временно удален из Польши, до решения его судьбы, и приводит в доказательство письмо его к Бибикову из Крейцбурга, в октябре 1771 года. Из дел московского архива главного штаба видно, что Суворов продолжал оставаться на своем посту и нести прежнюю службу в октябре, ноябре и дальше. Смитт был введен в заблуждение ошибкою или опечаткою, вкравшеюся в книгу Глинки "Жизнь Суворова"; письмо из Крейцбурга написано в октябре не 1771, а 1772 года, во время следования Суворова в корпусе Эльмпта из Литвы в Финляндию. 14. Московский архив главного штаба, опись 205, книги 93 и 94. 15. То же, опись 196, связки 4 и 42; опись 205, книги 46 и 89. 16. То же, опись 205, книги 89, 92 и 93. 17. То же, опись 205, книга 101. 18. Некоторые историографы Суворова говорят противное, но ничем своих слов не доказывают. Недоразумения между Бибиковым и Суворовым могли быть, но отношения их оставались хорошими, что подтверждается последующими письмами Суворова. 19. Московский архив главного штаба, опись 205, книга 142. 20. То же, опись 205, книга 89. 21. То же, опись 196, связка 45. 22. То же, опись 94, связка 124 и указы военной коллегии за 1773 год. 23. Это известие нельзя признать безусловно верным, оно идет из французского источника и, по статье о врачебной помощи, противоречит книге Антинга, том 1, который был прочитан в рукописи самим Суворовым. 24. Московский архив главного штаба, опись205, приказы. 25. То же. опись 205, книга 88. 26. Сборник русского исторического общества, том 23. 27. Государственный архив, ХII, 232. 28. Московский архив главного штаба, опись 201, книга 74. Кроме того, материал для этой главы дали те же книги, которые обозначены выше, в конце ссылок на главу IV. К главе VI. 1. Московский архив главного штаба, опись 205, связка 131; опись 47, книга 178/180. 2. Журнал военно-учебных заведений 1856 года. 3. Военно-ученый архив, M 507. 4. Отечественные записки 1841 года, 5. Воронцовский архив, книга 24. 6. Московский главный архив министерства иностранных дел, 1799, cаmpаgnеs, связка 2. 7. Московский архив главного штаба, опись 194, книга 19. 8. Под "официальным изложением" разумеем изложение сражения при Козлуджи в книге г. Петрова "война 1769-1774 годов", составленное по официальным архивным документам. 9. Анекдоты князя Италийского, Фукса. Сын Каменского, приехав в 1799 году к Суворову в армию, сомневался в хорошем приеме, вследствие неудовлетворительных отношений между его отцом и Суворовым, но скоро разубедился в основательности своих опасений. 10. Военно-ученый архив, Ж 371. 11. Записки одесского общества истории, том 8. — Воронцовский архив, книга 24. 12. Постановление это взято из книги г. Петрова — «Война 1769 — 1774 годов», составленной по подлинным документам весьма добросовестно; отыскивание его в подлиннике, как требовавшее много времени, признано поэтому излишним. Главным материалом для главы служили книги: Война 1769-1774 годов, г. Петрова; действия Суворова в Турции в 1773 году, г. Саковича; отчасти книги Смитта и Антинга и Автобиография Суворова. К главе VII. 1. Сборник русского исторического общества, том 6. 2. То же, том 13. 3. Автобиография Суворова. 4. Воронцовский архив, книга 24. Здесь письмо о кончине Суворова — отца помечено 1774 годом, август, Симбирск; тогда как В.И. Суворов умер в 1775 году. В 1774 году А. В. Суворов находился в августе на пути к Панину, а потом в дороге к Саратову, как это видно из настоящей главы. Есть и в других местах подобные ошибки. 5. Чтения в московском обществе истории 1875 года. 6. Русский архив 1866 года. — Памятники новой русской истории. Упоминается также в двух или трех других изданиях. 7. Сведение это попало в литературу по-видимому от Нащокина-сына, который принадлежал к числу друзей А.С. Пушкина. 8. Чтения в московском обществе истории 1876 года. — Жизнь Суворова, Глинки. 9. Чтения в московском обществе 1876 года. 10. Русская старина 1874 года. 11. Военно-ученый архив, M 154. 12. Отечественные записки 1824 года, часть 20. 13. Русская старина 1873 года. Письмо это и некоторые другие, ошибочно показаны адресованными графу П. И. Панину, что видно даже из самого их изложения. 14. Москвитянин 1856 года, том 4. 15. Жизнь Суворова. Глинки. Наиболее обильным материалом для настоящей главы служила книга г. Саковича: Исторический обзор деятельности Румянцева, Прозоровского, Суворова и Бринка в 775-1780 гг.; также приходилось пользоваться статьею г. Анучина в Русском Вестнике 1808 г. №11 и книгою Антинга. К главе VIII. 1. Воронцовский архив, книга 24. 2. Суворовский сборник, папка. 3. Русская старина 1873 года. 4. Воронцовский архив, книга 24. — Суворовский сборник, папка. 5. Сборник одесского общества. 6. Сборник русского исторического общества, т. 27. 7. Донские войсковые ведомости 1858 года, «N» 4. 8. То же, 1856 года, M 30, 33 и 46. 9. Сборник одесского общества. — Сборник русского исторического общества, том 27. Материалом для главы служили кроме того книги Антинга и Смитта; отчасти Лаверна и Сегюра. К главе IX. 1. Московский архив главного штаба, опись 10, связки 78 и 566. — Сенатский архив 2 департамента, №632. — Государственный архив, V, 93. — Русский архив 1873 г. 2. Московский архив главного штаба, опись 10, связка 566; опись 65, связка 198. — Вотчинный архив князей Суворовых, тетрадь 7. 3. Сенатский архив 2 департамента, 632. — Кончанский сборник, тетрадь 23.-Вотчинный архив, тетради 12 и 17. — Автобиография Суворова. 4. Кончанский сборник, 21. 5. Кончанский сборник, 14 и 21.-Вотчинный архив, 7. 6. Суворовский сборник, папка. 7. Суворовский сборник, 2 и папка. — Кончанский сборник, 22. 8. Суворовский сборник, папка. — Кончанский сборник, 21. 9. Суворовский сборник, папка. — Кончанский сборник, 18. 10. Суворовский сборник, V и папка. — Кончанский сборник, 21. 11. Суворовский сборник, папка. — Кончанский сборник, 14 и 24. 12. Суворовский сборник, 1.-Кончанский сборник, 21. 13. Кончанский сборник, 23.-Вотчипный архив, 7. 14. Суворовский сборник, У и папка. — Кончанский сборник. 17. 15. Кончанский сборник, 13. 16. То же, 18. — Суворовский сборник, папка. 17. Суворовский сборник, Д. 18. Кончанский сборник, 1, 4 и 8. 19. То же, 6 и 13.-Суворовский сборник, папка. 20. Суворовский сборник, V и папка, — Кончанский сборник, 18. 21. Кончанский сборник, 21 и 24. 22. То же, 16 и 18. 23. То же. — Суворовский сборник, папка. 24. Кончанский сборник, 1. 4, 8, 16 и 24. 25. Суворовский сборник, Д и папка. — Вотчинный архив, 9. 26. Кончанский сборник. 18 и 23. 27. То же, 6 и 16. 28. То же, 6, 9, 17 и 24. — Суворовский сборник, папка. 29. Суворовский сборник, папка. — Вотчинный архив, 8. 30. Суворовский сборник, папка. — Кончанский сборник, 1 и 12. — Вотчинный архив, 7 и 17. 31. Государственный архив, ХVIII, 176. — Кончанский сборник, 21. — Вотчинный архив, 7 и 17. 32. Московский архив главного штаба, опись 205, связка 93. 33. Синодский архив, 459-349. — Военно-ученый архив, № 99.-Русская старина 1871 и 1876 годов. Останавливаемся на этих подробностях потому, что время женитьбы Суворова доселе или вовсе не обозначалось, или показывалось ошибочно. 34. Синодский архив, 459-349. 35. Русский архив 1873 года. Случай этот отнесен в источнике ко времени, когда Суворов не был в Астрахани. Говорится также, будто при Суворове находился тогда протоиерей, член синода, нарочно присланный из Петербурга, и что с донесением о примирении Суворова с женой отправлен к Императрице курьер. Все это сильно требует документального подтверждения. 36. Суворовский сборник, Д. — Кончанский сборник, 21. — Вотчинный архив, 7. 37. Кончанский сборник, 11, 14, 21 и 24. — Воронцовский архив. книга 24.-Записки одесского общества, том 8. 38. Кончанский сборник, 21 и 24.-Русский архив 1865 г. 39. Русский архив 1866 г. — Раут 1854 г. 40. Переписка князя Александра Аркадьевича Суворова. Время рождения Аркадия Суворова обыкновенно показывается всюду неверно, на год и на два раньше действительности. 41. Синодский архив, 459-349. — Кончанский сборник, 24. — Русский архив 1866 г. — Русская старина 1871 г. — Записки одесского общества, том 8. Сверх того материалом для главы служили книги — генералиссимус князь Суворов, г. Рыбкина, и Крестьяне в царствование Екатерины II, В. Семевского. К главе X. 1. Суворовский сборник, С 2. Переписка князя Александра Аркадьевича Суворова. Многие говорят, будто паша предупредил и о предстоящем нападении турецкого флота, но это документами не подтверждается. 3. Военно-ученый архив, № 891. — Суворовский сборник, А. 4. Сборник русского исторического общества, том 27. 5. Государственный архив, ХI, 267. 6. Суворовский сборник, À и папка. — Русская старина 1876 г. 7. Суворовский сборник, А и папка. 8. Военно-ученый архив, Л° 891. — Записки одесского общества, том 4. 9. Военно-ученый архив, Ж 891. — Суворовский сборник, А и папка. 10. Суворовский сборник, С— Русская вивлиофика 1834 г. 11. Суворовский сборник, С— Русская старина 1876 г. 12. То же.— Сборник русского истор. общества, том 27. 13. Государственный архив, V, 116.-Маяк 1840 года, часть 6. 14. Суворовский Сборник, С— Воронцовский архив, книга 24 15. Русская старина 1876 года. 16. Записки одесского общества истории, том 11 17. Сборник одесского общества истории. 18. Мемуары Сегюра. 19. Суворовский сборник, папка. — Записки Энгельгардта. — Журнал министерства народного просвещения, литературные прибавления, 1843 г. 20. Воронцовский архив, книга 24. 21. Записки Храповицкого. 22. Записки Энгельгардта. — Рассказы старого воина. 23. Военно-ученый архив, № 893. 24. Суворовский сборник, 1. Кроме того материалом для главы служили книги Смитта, Антинга и Петрова. К главе XI. 1. Суворовский сборник, А. — Записки Энгельгардта и многие другие. 2. Записки Энгельгардта. 3. Государственный архив, V, 116. 4. История Суворова, Лаверна. 5. История кампании 1799 года, Фукса. 6. Арнаутами назывались Молдаване, Валахи, а отчасти люди и других племен Балканского полуострова, добровольно вступавшие в русскую службу со своим конем и вооружением, за что получали по червонцу в месяц, провиант и фураж. Они были очень худые солдаты и отчаянные грабители, ни мало не щадившие своих соотчичей. (Раан, Энгельгардт и др). 7. Военно-ученый архив, M 893. 8. Суворовский сборник, А. 9. Жизнь Суворова, Глинки. 10. Записки одесского общества, томы 7 и 8. — Записки Энгельгардта. 11. Суворовский сборник, А. — Русская старина 1876 г. 12. Перечень из журнала 1787-1790 г., Раана. 13. Военно-ученый архив,'№ 893. — Русская старина 1875 и 1876 гг. 14. Precis historique sur le comte Souworov, pаs Guullаumаnche-Duboscаge. 15. Северный архив 1822 года, часть 2. 16. Суворовский сборник, А и Д. — Русская старина 1876 г. 17. Сборник одесского общества, — Сын отечества 1839 г., часть 9. — Записки Храповицкого. — Русская старина 1876 г. — Воронцовский архив, книга 13. — Собрание писем и анекдотов, Левшина. 18. Суворовский сборник, À. — Русская вивлиофика 1834 г. — Русская старина 1875 и 1876 гг. 19. Записки одесского общества, том 8. 20. Отечественные записки 1828 г., часть 35. — Русская старина 1876. 21. Отечественные записки 1822 года, часть 9. Кроме того материал для главы дали книги Смитта, Антинга и Петрова. К главе XII. 1. Военно-ученый архив, № 893. 2. Записки Энгельгардта, 3. Мои безделицы, Вернета. — Анекдоты, Фукса. 4. Материалы гр. Милютина, Письмо это имеет ошибочную пометку 1790 года. 5. Военно-ученый архив, 893. — Северный архив 1822 г., ч. 2. — Воронцовский архив, книга 24. 6. Сборник барона Бюлера. — Записки Энгельгардта. — Анекдоты Фукса. 7. Воронцовский архив, книга 24. 8. Суворовский сборник. Г. 9. Русский архив 1871 года. 10. Суворовский сборник, Г. — Русский архив 1876 г. — Русская старина 1875 г. 11. Суворовский сборник, Г. — Русский архив 1871 года. 12. Военно-ученый архив, 893. — Отечественные записки 1822 г., ч. 2. 13. Суворовский сборник, Vи Г. — Рассказы старого воина. — Книга Дюбокажа. 14. Военно-ученый архив, 891 и 893. — Русский архив 1871 года. 15. Московский архив главн. штаба, опись 94, связка 191. 16. Военно-ученый архив, 891 и 893.- Отечественные записки 1822 г., ч. 9. 17. Жизнь Суворова, Глинки. 18. Распространен анекдот, будто Суворов назначил Кутузова комендантом Измаила и послал ему это сказать в самый критический момент, когда заметил в 6 колонне колебание. Это более чем сомнительно, потому что тогда стояла полная ночь, и Суворов не мог видеть того, что происходило у Кутузова, тем паче, что находился от 6 колонны далеко; Кутузов же к нему за подмогой не посылал и обошелся собственными средствами. 19. Анекдоты князя Италийского, Зейделя. 20. По всей вероятности это письмо Австрийского императора дало повод некоторым писателям утверждать, что перед началом дела, курьер привез предписание Потемкина, отменяющее штурм, но Суворов, будто бы догадываясь о содержании бумаги, не велел допускать до себя посланного раньше взятия крепости. 21. Военно-ученый архив, 893.- Суворовский сборник, 1 и папка. — Записки одесского общества, т.9. — Русский архив 1874 года. 22. Воронцовский архив, 24. — Отечественные записки 1822 г., ч. 9. 23. Сын отечества 1849 года. 24. Русская старина 1876 года. Источниками для составления главы служили кроме того книги гг. Петрова, Антинга и Смитта. К главе XIII. 1. Московский главный архив министерства иностранных дел, сношения с Польшей, связка 11. — Записки Державина. 2. Воронцовский архив, книга 24. Первая записка неудовлетворительно прочитана и воспроизведена. 3. Суворовский сборник, А. — Государственный архив, XX, 325.-Жизнь Суворова, Глинки. 4. Суворовский сборник, А. — Русский архив 1874 года. 5. Суворовский сборник, У. 6. Военно-ученый архив, 893.— Русская старина 1876 г. 7. Суворовский сборник, I, А, К и папка. — Государственный архив, XX, 324. — Анекдоты Зейделя. 8. Суворовский сборник, I. — Государственный архив, XX, 324 и 325. — Жизнь Суворова, Глинки. 9. Суворовский сборник, А. — Государственный архив, XX, 324. — Собрание разных сочинений Фукса. 10. Суворовский сборник, I и V. — Государственный архив, XX, 324 и 325. 11. Государственный архив, XX, 324 и 325. 12. Суворовский сборник, I. — Чтения в московском обществе 1864 года. — Книга Варнери. 13. Суворовск. сборн., V.- Государственный архив XX, 323. 14. Государств. архив, XX, 323.- Славянин 1828 г., №1. 15. Государственный архив, XX, 323. — Глинка. 16. Государственный архив, XX, 329. — Глинка. 17. Суворовский сборник, I и V.- Глинка. — Собрание писем и анекдотов, Левшина. 18. Государственный архив, XX, 325. 19. Воронцовский архив, книга 13. — Записки Энгельгардта. 20. Русский архив 1876 г— Воронцовский архив; книга 13. 21. Суворовский сборник, I и V. 22. Русская старина 1875 года. 23. Суворовский сборник, I, V и папка. 24. Государственный архив, XX, 324. — Суворовский сборник, V. — Записки Храповицкого. — Собрание писем и анекдотов, Левшина. 25. Суворовский сборник, I. 26. Суворовский сборник, I и V.-Анекдоты Зейделя. 27. Суворовский сборник, I. — Глинка. Повествуя об этом времени, один из писателей, Смитт, рассказывает про благодеяния Суворова, про его пенсии родным сестрам и проч. Тут много преувеличения или же анахронизмов; Смитт был введен в заблуждение сходством имен, принял обязательные уплаты за благодеяния и т. п. Не лишнее заметить, что панегиристы Суворова слишком раздули в нем черту благодетельной щедрости. 28. Суворовск. сборн., В. — Государствен. архив, XX, 323. Сверх перечисленных источников, материалом для главы служила книга Смитта. |
