— Я их слышу, — откликается снизу Кэндлриггс. — Они возвращаются.
Мара кубарем скатывается с дерева и мчится вниз по склону, но Горбалса по-прежнему нет. Хмурые древогнёзды вернулись без него.
— Мы осмотрели все тела, — качает головой Айброкс, — обыскали все закоулки. Среди убитых его нет, значит, его забрали в город.
Мара поднимает голову к небесному городу. Горбалс станет рабом в Новом Мире?! И Винг тоже? Она медленно оседает на землю.
— Ты ни в чём не виновата, Мара, — говорит Молиндайнар.
Но Мара-то знает, что, если бы не она, Горбалс никогда не очутился бы на соборном острове, а сидел бы в безопасном укрытии.
* * *
Ночь накрывает их точно крышка гроба. Ни ветерка не тревожит бездвижную поверхность моря; единственный источник света — холодный слабый отблеск исполинских башен Нью-Мунго. Древогнёзды молча сидят вокруг прогоревшего костра.
— Поешь немного, Мара, — просит Бруми-ло, хотя сама ничего не ела и трясётся как в лихорадке.
— Она сама не своя, сидит как на иголках, — отвечает за неё Айброкс, отодвигая свою тарелку. — Впрочем, и я тоже.
— Расскажи нам историю, Кэндлриггс, — умоляюще говорит Бруми-ло. — Сегодня нам очень нужна история.
— Да, — подхватывают остальные, — историю, Кэндлриггс, историю.
— Мне сегодня не до историй, — вздыхает старуха. — И, кроме того… — она смотрит на древогнёздов глубоко запавшими глазами, — бывают такие истории, которые лучше не рассказывать…
Мара решительно поднимается на ноги.
— Но, может быть, сейчас самое время их услышать! — восклицает она.
Кэндлриггс переводит на неё взгляд своих круглых глаз, и Мара вздрагивает — столько во взгляде этом горечи и боли.
— Возможно, ты и права, Мара Бэлл, — говорит старуха. Голос её звучит резко и громко. — Древогнёзды, в эту жестокую ночь я расскажу вам жестокую историю.
Все как один придвигаются поближе.
— Давным-давно, — начинает Кэндлриггс, — я полюбила одного юного мечтателя. Мы оба учились в университете, в том самом старинном здании на холме, где ты нашла свои книги, — она поворачивается к Маре, — и мечтали о прекрасном будущем. Но затем налетела эпоха штормов и разметала, начисто смела наши мечты.
Кэндлриггс тяжело вздыхает.
— Мы учились на факультете природных технологий; тогда эту науку называли наукой будущего. Каледон, мой возлюбленный, считался одним из лучших студентов; он изобретал удивительные конструкции и технологии, а за основу брал явления, уже существовавшие в природе. Вскоре Каледона забрали в свою лабораторию учёные, которые бились над тем, как остановить наступающий океан. Это он придумал небесные города, которые смогут выдержать любой потоп. Я хорошо помню, как смеялась над его первыми проектами — они выглядели невозможными, невыполнимыми. Но, как видите, оказались вполне реальными.
Все невольно бросают взгляд вверх, на гигантские туннели, нависающие над их головами.
— Каледон считал, что пора оставить Землю со всеми её проблемами и начать осваивать небо. Мы станем небожителями, говорил он. Это звучало как прекрасный сон, который очень скоро обернулся кошмаром. Когда я начала понимать, во что может превратиться его мечта, я потребовала, чтобы он остановился, но, конечно, это было бесполезно. Мы были молоды и упрямы — и сердиты друг на друга. А мечта уже захватила его целиком; он ничего не хотел слышать и стал твёрд, как кремень.
В глазах Кэндлриггс вспыхивает боль, и Мара сжимается, ощущая эту боль как свою собственную.
— Книги стали топливом, без которого его мечта не смогла бы осуществиться. Сокрытые в них знания заслонили от него реальный мир, заставили позабыть о самом себе… — Кэндлриггс смотрит прямо перед собой. — Он учился в университете, и если бы не это знание, почерпнутое из книг, между нами и небом сейчас не было бы преграды, не стояла бы стена, не выпускающая нас наружу и не впускающая других людей внутрь… Не было бы полиции, которая забирает людей, чтобы обратить их в рабов и заставить строить небесную империю. Теперь вы понимаете, почему я ненавижу университет и всё, что с ним связано? — Она опускает голову, и голос её начинает дрожать. — Это гиблое место превратило юношу, которого я когда-то так любила, в изобретателя жестоких небесных городов Нового Мира,
Древогнёзды сидят, онемев от изумления. Однако у Мары рвётся с губ вопрос:
— Но, Кэндлриггс, он ведь спас множество народу! Ведь в Нью-Мунго живут тысячи людей, которые иначе бы утонули, и такие города построены по всему миру. Конечно, он не мог помочь всем, но почему он не спас вас? Почему вы здесь, хотя должны были быть вместе с ним, в Новом Мире?
— Поначалу предполагалось, что Новый Мир должен вместить всех, — отвечает Кэндлриггс. — Да, я уверена, что Каледон хотел именно этого. Он надеялся спасти всех, кого только будет возможно. Но за 30-е и 40-е годы прошлого века не выдалось ни одного прохладного лета. Стояла безумная жара, и вода поднималась гораздо быстрее, чем ожидалось. Все прогнозы и предположения оказались ошибочными, а все международные договоры о мерах, предупреждающих глобальное потепление, были нарушены. Правительства разных государств никак не могли прийти к соглашению по этому поводу, а если какие-то договоры и заключались, то никто их всё равно не соблюдал. А потом стало слишком поздно. По всей планете начались ужасные наводнения. Поначалу Европу это не очень затронуло. Но после того как потоп уничтожил Нью-Йорк и Токио — столицы двух чрезвычайно могущественных государств, — в мире началась паника. Уходили в отставку правительства, рушилась экономика, распадалось общество. Никто больше не отвечал ни за что, и помощи ждать было неоткуда. Мир был как огромный корабль, налетевший на скалу и быстро уходящий под воду. Невозможно описать ужас и отчаяние тех дней…
Первые города Нового Мира были только-только построены. Все они в точности повторяли свой образец — Нью-Мунго; Каледон настоял, чтобы самый первый небесный город вырос над его — над нашим — родным городом. К тому времени люди уже старались селиться как можно дальше от береговой линии и от подступающей воды — на возвышенностях в старой части города, в многоэтажных домах новых районов, на крышах, на холмах. Затаив дыхание, мы следили за тем, как с ошеломительной скоростью растут гигантские башни, протягиваются над нашими головами туннели. Они были такие странные, такие удивительные! И мы верили, что будем спасены. К этому времени Каледон уже перестал быть моим. Он стал очень важным человеком и получил огромную власть — ещё бы, ведь это он придумал Новый Мир! Его идеи распространялись по всей планете со скоростью поднимающегося океана. Во всех странах спешно строили такие же города, пытаясь убедить население, что все будут спасены. И тут… — Голос Кэндлриггс дрожит, но она решительно берёт себя в руки и продолжает рассказ. — И тут всё изменилось. В том числе и Каледон. Я уже была в Нью-Мунго вместе с ним. Наши семьи и друзья должны были переехать со дня на день, и тут произошло то, чего, как нас уверяли, не должно было произойти никогда. Огромная волна накрыла Европу, в мгновение ока затопив весь континент.
Некоторое время Кэндлриггс молчит, глядя на огонь.
— В глубине души я всегда понимала, что города Нового Мира не смогут вместить всех нуждающихся, но… Нью-Мунго даже не попытался забрать к себе столько народу, сколько можно было приютить — пусть даже в тесноте. Руководство Нового Мира не ускорило строительство других небесных городов, не попыталось обеспечить лодками, пресной водой и едой тех несчастных, которые уже остались без крова. Вместо этого Новый Мир попросту захлопнул свои ворота. Мощная стена, которая, как я думала, должна была защитить город от моря, стала крепостной стеной, преградившей вход людям, терпящим бедствие.
Оказывается, руководство Нового Мира приняло решение давать приют только самым лучшим, самым умным, талантливым и опытным. Был разработан специальный тест, проверяющий уровень умственного развития, и в небесный город допускались лишь те, кто прошёл этот тест с самыми высокими показателями. Все остальные считались отбросами и чужаками — даже члены вашей семьи или друзья — и не могли последовать за вами. Каледон заверял меня, что и сам подчиняется тем же правилам, но я была уверена, что уж своих-то родителей он исхитрился переправить в небесный город. Их-то он ни за что бы не бросил, — добавляет она с горечью.