В нескольких сантиметрах над дном светящимся изобилием прямых углов парят изумрудные линии. Под ними вдоль камней бегут желтовато‑серые металлические трубы; крохотные призмы через регулярные интервалы прорывают их поверхность. В каждой есть щель, из которой выбиваются четыре луча когерентного света, и еще четыре, и еще. Проволочная шахматная доска, наложенная на скалистое дно.
Рифтеры двигаются в двух метрах над сетью.
– Я не уверен, – скрежещет Брандер, – но мне кажется, это один луч. Просто отраженный от самого себя.
– Майк…
– Вижу.
Поначалу это всего лишь размытая зеленая колонна, медленно проявляющаяся в отдалении. Но приближение приносит с собой ясность: лучи, рассекающие поверхность океана, смыкаются в круге, изгибаются вертикально вверх, образуют сверкающие прутья цилиндрической клетки. Внутри нее прямо из дна растет толстый металлический побег. На его вершине виднеется большой диск, расцветая индустриальным зонтиком, откуда исходят спицы лазерного света, бесконечно отражаясь от дна.
– Это как… как карусель, – жужжит Кларк, вспомнив старую картинку из еще более давних времен. – Без лошадей…
– Не блокируйте лучи, – раздается голос Лабина, он висит с другой стороны от сооружения, направив на него сонарный пистолет. – Они слишком слабые и вреда не принесут, если только не попадут в глаз, но лучше не вмешиваться в то, что они делают.
– И что же? – спрашивает Брандер.
Лабин не отвечает.
«Ради всего…»
Но волнение Кларк только отчасти вызвано механизмом, стоящим перед ней. С толку сбивает другое, усиливающееся чувство: ощущение чужого разума: не ее, не Брандера, но, тем не менее, чего‑то знакомого.
«Кен? Это ты?»
– Мы не это видели на сонаре. – Лени чувствует неуверенность Майка даже в его словах. – Что бы там ни было, оно двигалось.
– Объект, который мы засекли, скорее всего, посадил эту штуку, – жужжит Лабин. – И уже давно ушел.
– Но что это… – Голос Брандера затихает, превращаясь в механический хрип.
Нет. Это не рифтер. Сейчас она это понимает.
– Оно думает, – говорит Лени. – Оно живое.
Кен вытаскивает еще один инструмент. Кларк не видит показателей, но сквозь воду до нее доносится красноречивый треск.
– И радиоактивное, – подытоживает Лабин.
Сквозь бесконечную тьму, раскинувшуюся между «Биб» и Землей Карусели, до них доносится голос Накаты.
– …Джуди… – шепчет он, слабый настолько, что почти не разобрать, – …рассеивающий слой…
– Элис? – Кларк выворачивает вокодер настолько, что может повредить уши. – Мы тебя не слышим. Повторить можешь?
– …просто… нет сигнала…
Лени едва разбирает слова, но каким‑то образом чувствует в них страх.
Небольшой толчок дрожью проносится мимо, вздымая клубы ила и топя сигнал Накаты. Лабин заводит «кальмар» и уносится прочь. Кларк и Брандер следуют за ним. Где‑то там, во тьме, «Биб» приближается децибельными отрезками.
Следующие слова они умудряются разобрать сквозь шум:
– Джуди пропала!
– Пропала? – отзывается Майк. – Куда пропала?
– Просто исчезла! – Голос мягко шипит словно отовсюду. – Я говорила с ней. Она находилась наверху, над глубинным рассеивающим слоем, была… Я ей сообщила о сигнале, который мы засекли, и она сказала, что тоже заметила какое‑то движение, а потом пропала…
– Ты проверила сонар? – хочет знать Лабин.
– Да! Разумеется, я проверила сонар! – Слова Накаты все яснее. – Как только ее отрезало, я все проверила, но ничего не увидела. Может, там что и было, но рассеивающий слой сегодня очень плотный, и я не уверена. Прошло уже пятнадцать минут, а она по‑прежнему не выходит на связь…
– Сонар ее в любом случае не уловил бы, – мягко говорит Брандер. – Он не пробьется через ГРС.
Лабин не обращает на него внимания.
– Послушай, Элис. Она сказала тебе, что увидела?
– Нет. Просто какое‑то движение, а потом я больше ничего от нее не слышала.
– Насколько велика зона контакта сонара?
– Не знаю! Оно там было на секунду буквально, а слой…
– Это могла быть подлодка? Элис?
– Я не знаю, – голос плачет, бесплотный и страдающий. – Да и зачем? Кому это надо?
Никто не отвечает. «Кальмары» плывут вперед.
ЛИНЬКА
Они выбрасывают ее из воздушного шлюза, все еще запутанную в сеть. Она знает, в таких условиях лучше не драться, но ситуация скоро может измениться. Думает, что, может, они решат потравить ее газом. Иначе почему не снимают шлемы, задраив люк? И что насчет этого слабого шипения, которое длилось еще несколько секунд после продува? Намек, конечно, тонкий, но, проведя год на рифте, наизусть выучиваешь всю гамму звуков воздушного шлюза. С этим что‑то было не так.
Неважно. Поразительно, сколько кислорода можно вытащить электролизом из того малого количества воды, что хлюпает в грудных трубопроводах. Карако может задерживать дыхание, пока рак на горе не свистнет, что бы, черт побери, это ни значило. И теперь они, наверное, думают, что в этой импровизированной газовой камере она лежит без сознания, или под кайфом, или просто очень спокойная. Возможно, теперь похитители вытащат ее из этой идиотской сети.
Она ждет, обмякнув. Вскоре слышится мягкий электрический треск, и путы спадают, клейкие молекулы лишаются поляризации, прямо как «липучка», льнущая к кошачьей шерсти. Джуди смотрит сквозь стеклянные немигающие линзы – по ним им ничего не прочитать – и насчитывает троих. Может, еще несколько за спиной.
Это зомби или кто‑то вроде того.
Их кожа словно сгнила от желчи. Ногти почти сливаются с пальцами. Лица слегка искажены, размыты желтоватыми растянутыми мембранами. Мягкие темные овалы выступают сквозь пленку на месте ртов.
«Тела в презервативах, – доходит до Карако. – Это что такое? Они думают, я заразная?»
И через какое‑то мгновение:
«А нет?»
Один из них наклоняется к ней, держа в руке что‑то вроде пистолета.
Она наносит резкий удар рукой. Лучше бы пнуть, конечно, – в ногах больше силы, – но уроды, приволокшие ее сюда, не позаботились снять с нее ласты. Кулак с чем‑то сталкивается: похоже на нос. Нос под латексом. Приятный хруст. Кто‑то сейчас сильно пожалел о своей самонадеянности.
Наступает секунда потрясенной тишины. Карако использует ее, перекатывается на бок и резко поднимает ногу назад, вонзив пятку кому‑то под колено. Кричит женщина, удивленное лицо оказывается рядом с ней, пятно рыжих волос прилипло к щеке, и Джуди нагибается, чтобы снять эти длинные клоунские ласты…
Наконечник электрического стрекала висит в десяти сантиметрах от ее носа. Он не колеблется даже на миллиметр. После секундного замешательства – «а насколько далеко я могу зайти, в любом случае?» – Карако замирает.
– Встать, – говорит мужчина с шокером.
Сквозь презерватив комбинезона ей едва видны тени там, где должны быть его глаза.
Она медленно снимает ласты и встает. Разумеется, у нее не было ни единого шанса. Да она всегда понимала это. Карако для чего‑то нужна им живой, иначе они не стали бы заморачиваться и брать ее на борт. Джуди же, в свою очередь, хочет ясно дать понять, что эти сволочи ее не запугают, неважно, сколько их будет вокруг.
Катарсис есть даже в проигранной битве.
– Успокойтесь, – говорит мужчина, один из четверых, как она видит сейчас, включая того, кто выходит из помещения с красным пятном, расплывающимся под оболочкой. – Мы не хотим причинить вам вред. Но вам нужно знать, что лучше не стоит пытаться сбежать отсюда.
– Сбежать?
Их одежда – вся – единообразна, но это не униформа: свободно сидящие белые комбинезоны, судя по виду, явно одноразовые. Никаких лейблов. Никаких бирок с именами. Карако принимается осматривать саму подлодку.
– Сейчас мы намереваемся снять с вас гидрокостюм, – продолжает обладатель стрекала. – И хотим провести быстрый медицинский осмотр. Ничего особенно инвазивного, уверяю вас.