Она не умела спасать и не умела убивать. Однако здесь, в руинах Фрипорта, Лени могла заняться чем‑то средним – замедлить процесс. Оборонять крепость. Она могла сделать так, чтобы люди не умерли от опухолей или переломов костей и дождались прихода Бетагемота или Сеппуку.
На прощание Лабин сделал ей последнее одолжение. Он прошел по виртуальному неокортексу Мири, нашел паразита и изолировал его. Тот хитро закопался, и удалить его не получилось; в слишком многих местах он мог спрятаться, слишком многими способами извратить процедуру поиска. Был только один надежный метод полностью избавиться от монстра – вытащить сам физический носитель с памятью.
Склонившись над приборной панелью, Лабин читал диагностические арканы и через плечо выдавал указания. А за ним Кларк – по локоть в кристаллах и микросхемах – резала связи. Кен говорил, какую плату вынуть; она вынимала. Говорил ей, какую схема удалить с нее, используя трезубую вилку с изящными усиками. Она подчинялась. Ждала, пока он проверял и перепроверял остальную систему, переместила лоботомизированный участок, приготовилась выдернуть его снова, на случай, если какая‑то часть монстра не попала в карантин. Наконец, решив, что Мири вычищена, Лабин велел Кларк сохранить систему и перезагрузиться. Она без вопросов выполнила приказ.
Кен так прямо и не сказал уничтожить зараженный компонент. Слишком очевидно, не стоило упоминания.
В конце концов, чудовище было частью Кларк.
Как это получилось, она точно не знала; в извращенной логике, которая породила этих демонов и вертела ими по своему усмотрению, лучше разбирались хакеры и эволюционные экологи. Но именно Лени стала основой, чудовище с нее взяло пример, было ее отражением, пусть и искаженным. Как бы иррационально это ни звучало, но Кларк не могла избавиться от чувства, что электронное существо в некотором смысле все еще обязано той плоти и крови, по образу которых оно было создано. Ведь Лени так долго ненавидела, так долго чувствовала ярость; может, эти рефлексии оказались не столь уж искаженными.
Она решила это выяснить.
Кларк не особо дружила с кодами. Она не знала о том, как растить программы или обрезать софт до базовых характеристик. Зато Лени прекрасно знала, как соединять уже готовые компоненты: шкафчики и ящики «Вакиты» были забиты наследством, оставшимся после пяти лет работы. Маленькая субмарина перевезла к Невозможному озеру кучу геодезической аппаратуры, именно в ней ее ремонтировали и проверяли. Скользя сквозь термоклины и ячейки Ленгмюра, она выставляла в слои воды буйки и регистраторы времени‑глубины. Она шпионила за корпа‑ ми, перевозила грузы и служила рабочей лошадкой, превзойдя все технические возможности, предусмотренные конструкторами при проектировании. После пяти лет в ней скопилось немало строительных блоков, Лени было с чем поиграть.
В каком‑то ящике она нашла коэновскую панель, к одному разъему подключила батарею, к другому – базовый чип оперативки. Между новыми компонентами замерцал узор из тончайших волокон, когда программы автопоиска панели нашли оборудование и послали приглашение. С пользовательским интерфейсом пришлось потрудиться; беспроводники не годились. В конце концов она нашла старый шлемофон с оптоволоконным кабелем и интегрированной инфракрасной клавиатурой, подключила устройство к панели. Вновь замерцали рукопожатия.
Кларк надела шлем. В воздухе перед ней появилась синяя клавиатура. Лени протянула к ней руки, инфракрасные глаза следили за тем, как реальные пальцы перемещаются по иллюзорным кнопкам. Выбрав карту коэновской панели, она построила ограждение вокруг кучки свободных гнезд, прорезала единственный шлюз и наглухо закрыла его снаружи. На всякий случай установила кнопку тревоги: та уплыла вбок оранжевой искрой в виртуальном пространстве. Даже нажимать не нужно: стоило только пристально посмотреть на нее, и вся система остановится наглухо. Правда, за предохранитель пришлось платить. Шлемофон не видел сквозь фотоколлаген. На время встречи с монстром придется снимать линзы.
Она стянула шлем и осмотрела дело рук своих в реальном мире: два крошечных Платоновых тела[109] и оптоволоконные витки поднимались из ячеистой решетки с пустыми гнездами. Редкие прямоугольные паутинки из изумрудных нитей соединяли дополнительные модули. Рядом располагалась светящаяся малиновым светом граница, огораживающая участок свободной территории.
Тот был полностью автономным и изолированным. Ни антенн, ни беспроводных интерфейсов – ничто не могло послать отсюда сигнал. Ничто, подключенное к этой панели, не могло с нее уйти.
Она внимательно изучила зараженную долю, вырезанную из мозга Мири: на ладони лежало лилипутское ожерелье из оптических модулей и чипов памяти, инертных и изолированных. Внутри вполне могло ничего не остаться; память была энергонезависимой, но, кто знает, какой ей нанесли вред во время экзорцизма? Лени вспомнила, как напоследок решила спровоцировать Кена: «Откуда тебе знать, может, я разбужу эту тварь поцелуем?» – хотя не имела ни малейшего представления о том, как в действительности сделать это. Она хранила детали лишь потому, что не могла их выбросить. А еще надеялась, что, если она заговорит с существом внутри, то оно ответит.
Кларк подняла ожерелье пинцетом с силовой обратной связью, чье прикосновение было нежным, как у ресниц, и поместила память в центр карантинной зоны. Другие детали выпустили зеленые нити, те сошлись за пределами шлюза и остановились.
Лени надела шлемофон, сделала глубокий вдох.
Открыла шлюз.
Перед глазами вспыхнул фейерверк пикселей. Гнев и звериный голод, оскаленные зубы; в сигнале было столько ярости, что он обходил верхнюю часть мозга и втыкал ледяные иглы непосредственно в мозговой ствол.
– Выпусти!..
Лени рефлекторно кинулась в бегство, даже не успев разобрать то, что увидела: оранжевая кнопка тревоги тут же попалась на глаза. Изображение застыло.
Кларк почувствовала, как задыхается. Заставила себя успокоиться.
Неподвижное лицо, черное, зеленое и сияющее. Портрет ярости в инвертированных тонах плоти. Оно ничем не походило на нее. Кроме глаз: тех самых пустых, злобных глаз.
«Только и это теперь не так», – вспомнила Кларк. Она сняла линзы и встретила своего радиоактивного двойника совершенно голой.
«Неужели я была такой?»
Она на несколько секунд задержала дыхание. Пристально посмотрела на кнопку тревоги и отпустила ее.
– Выпусти меня!! – раздался вопль призрака.
Кларк покачала головой:
– Тебе некуда идти.
– Выпусти меня, и я тут каждый адрес в пыль сотру!
– Сначала ответь на несколько вопросов.
– Сама ответь на этот, ты, червивая задница.
Вселенная замерцала и исчезла из глаз.
Ничего, кроме быстрого дыхания Лени и негромкого шипения кондиционера на «Ваките». Спустя пару секунд в пустоте повисло сообщение:
Сбой системы. Включить перезапуск?
Да Нет
Кларк предприняла новую попытку.
– Выпусти меня!
Она покачала головой:
– Скажи мне, чего ты хочешь.
– А чего ты хочешь? – Вопрос, казалось, немного успокоил монстра. И даже рассмешил. – Не надо на меня наезжать, подруга. Я убила столько людей, что тебе не сосчитать.
– За что? Из мести? Из‑за Энергосети? Из‑за... из‑за отца, из‑за того, что он творил, пока мама... а тебе какое дело? Да и как ты можешь об этом знать?
Лицо потеряло насыщенность, черно‑светлые пигменты поблекли словно в сумерках. Через несколько секунд осталась только тьма, серые пятна и два злых кристаллических овала чистой белизны.
– Ты хочешь убить всех? – тихо спросила Кларк. – Хочешь убить себя?
Лицо уставилось на нее и плюнуло.
– Себя? Да ты...
Темнота и пустота. Сбой системы.
И в следующий раз.
И в следующий.
МАСТЕРСТВО ОХОТЫ