Уолш пожимает плечами:

– Чтобы управляться с медбазой, подготовка не нужна.

– Да она совсем тупая? – Кларк в недоумении мо­тает головой. – Даже если бы на «Атлантиде» хотели нас заразить, они не так глупы, чтобы использовать вирус из стандартного набора.

– Наверно, она думает, что начать следует с простого.

Что же такое у него в голосе?

– Ты ей веришь, – говорит Кларк.

– Ну, не сов...

– Джулия заболела?

– Пока нет.

– «Пока нет», Кевин. Джулия не отходила от Джина с тех пор, как его вытащили. Будь у него зараза, наверняка бы подцепила. А Салико их сколько раз навещал? Один?

– Может, два.

– А Грейс? Я слышала, она постоянно там бывает. Она заболела?

– Она говорит, что принимает меры предос...

– Предосторожности! – фыркает Кларк. – Поща­ди мои уши! Что, на всем хребте у меня одной еще не отказали лобные доли? Не забыл, как в прошлом году Абра подцепил суперсиф? Чарли Гарсиа восемь месяцев не мог избавиться от аскариды в кишках, но я что‑то не припомню, чтобы в этом обвиняли корпов. Кевин, люди болеют, даже здесь, внизу Особенно здесь. Каж­дый второй из нас сгниет даже раньше, чем получит шанс отуземиться.

И опять что‑то проглядывает за непрозрачным бле­ском линз на глазах Уолша. Что‑то не слишком друже­любное.

– Что еще? – вздыхает она.

– Это просто меры предосторожности. Не вижу, ка­кой от них вред.

– Очень большой, если люди сделают выводы, не дожидаясь фактов.

На минуту Уолш замирает. Потом встает на ноги.

– Грейс как раз и пытается получить факты, – го­ворит он, шлепая босыми ногами через отсек. – А по­спешные выводы делаешь ты.

«Ух ты, Кевви! – дивится Кларк. – Никак, у тебя хребет появился?»

Он подхватывает со стула гидрокожу. Сморщенная черная синтетика обнимает его как любовница.

– За перепихон спасибо, – говорит он. – Мне пора.

Лабина она застает зависшим над его сигнальным резервуаром. Трубки, оптоволоконный кабель и прочие детали – почти все уже неисправные, останки давно ра­зобранных систем – лентой обвивают экватор большого бака. Сейчас течения слишком ленивы, чтобы вызвать свечение камня и аппаратуры, и свет дает только налоб­ный фонарь Лабина.

– Абра сказал, что ты здесь, – жужжит Кларк.

– Подержи панель, а?

Она берет у него маленький прибор.

– Я хотела с тобой поговорить.

– О чем? – Кажется, все его внимание отдано янтар­ному пузырьку полимера на одной из проводящих трубок.

Кларк смещается так, чтобы оказаться в его поле зре­ния.

– Ходят идиотские слухи. Грейс внушает людям, буд­то Джерри подсадила Джину какую‑то заразу.

Вокодер Лабина тикает, механически передавая его «м‑м‑м».

– У нее насчет корпов давно фитиль в заднице, но никто ее всерьез не принимает. По крайней мере, не принимал...

– Вот оно что... – Лабин постукивает по клапану.

– Что?

– Трещина в резиновой прокладке вокруг термостата. Оттого и замыкания.

– Кен, послушай меня!

Он смотрит на нее, ждет.

– Что‑то меняется. Грейс никогда так далеко не за­ходила, ты же знаешь.

– Я с ней никогда лбами не сталкивался, – жужжит Лабин.

– Она всегда была одна против всего мира. Но эта зараза, которую подцепил Джин, все переменила. Ее ста­ли слушать. Это опасно.

– Для корпов.

– Для всех нас. Не ты ли меня предупреждал, на что способны корпы, если станут действовать дружно? Не ты ли сказал, что...

«...возможно, придется действовать на упреждение...»

Желудок у Кларк куда‑то проваливается.

– Кен, – медленно жужжит она, – ты же понима­ешь, что Грейс просто чокнутая, нет?

Он не торопится с ответом. Кларк надоедает ждать.

– Ну правда, ты бы ее только послушал. Для нее война как будто и не кончалась. Стоит кому‑то чихнуть, она уже ищет биологическое оружие.

Силуэт Лабина за фонарем чуть сдвигается: кажется, он пожал плечами.

– Есть несколько любопытных совпадений, – гово­рит он. – Джин попадает в «Атлантиду» с тяжелым ране­нием. Джерри оперирует его в медотсеке, за которым мы не можем вести полноценного наблюдения, и помещает в карантин.

– Карантин – это из‑за Бетагемота, – напоминает Кларк.

– Как ты сама не раз отмечала, к Бетагемоту мы все иммунны. Удивляюсь, как это ты не усомнилась в ее оправданиях. – Видя, что Кларк молчит, он продол­жает: – Джина отпускают с «побочной инфекцией», ко­торая не распознается нашим оборудованием и пока не поддается лечению.

– Но ты же там был, Кен. Джерри не хотела выпу­скать Джина из карантина. За это Дейл ее и исколош­матил. Изоляция нулевого пациента – не самый даль­новидный вариант, если тебе надо распространить чуму.

– Полагаю, – жужжит в ответ Лабин, – на это Грейс скажет: они предвидели, что мы все равно его вытащим, и устроили представление, как раз и рассчитывая, что кто‑нибудь потом за них вступится.

– То есть они для того его заперли, чтобы освобо­дить? – Кларк с намеком поглядывает на электролизный приемник Лабина. – Тебе там кислорода хватает, Кен?

– Я просто излагаю, как могла бы рассуждать Грейс.

– Довольно извращенный ход мысли, даже для... – До нее доходит. – То есть она и в самом деле так го­ворит?

Фонарик у него на лбу слегка покачивается.

– Так слухи до тебя дошли. Ты все уже знаешь. – Она качает головой, презирая себя. – А я еще надеялась тебя раскачать.

– Я всегда готов тебя выслушать.

– Мог бы сделать кое‑что еще. То есть я понимаю, что ты не хочешь лезть в эти дела, но Грейс же охре‑ невшая психопатка. Она лезет в драку, а кого затянет в струю, ей плевать.

Лабин неподвижен, непроницаем.

– Я ожидал от тебя большего к ней сочувствия.

– Это как понимать?

– Никак, – жужжит он, выдержав паузу. – Но, что бы ты ни думала о поведении Грейс, ее опасения не со­всем беспочвенны.

– Брось, Кен. Война окончена. – Она принимает его молчание за согласие. – И зачем бы корпам начи­нать ее сызнова?

– Затем, что они проиграли.

– Это уже древняя история

– Было время, когда ты считала себя пострадавшей стороной, – напоминает он. – Сколько крови пришлось пролить, прежде чем ты сочла, что расквиталась до конца?

Его металлический, такой холодный голос вдруг ока­зывается совсем рядом, звучит прямо у нее в голове.

– Я... была неправа, – помедлив, говорит Кларк.

– Это тебя не остановило. – Он отворачивается к своей установке.

– Кен, – зовет она.

Он смотрит на нее.

– Это же чушь. Сплошные «если». Сто к одному, что Джин просто подцепил что‑то от покусавшей его рыбины.

– Предположим.

– Кто сказал, что здесь не болтаются сотни зловред­ных микробов, которых пока не обнаружили? Несколько лет назад и про Бетагемот никто не слышал.

– Это я помню.

– Значит, нельзя допускать эскалации. Пока нет ни­каких доказательств.

В отблеске фонаря его глаза светятся желтовато‑белым.

– Если насчет доказательств ты серьезно, то могла бы сама их раздобыть.

– Как?

Он постукивает себя по груди слева. Там, где распо­ложены имплантаты. Кларк холодеет.

– Нет.

– Если Седжер что‑то скрывает, ты об этом узнаешь.

– Она может скрывать что угодно и от кого угодно. И так не докажешь, что именно она скрывает.

– Заодно бы и выяснила, что на душе у Нолан, раз уж тебя так волнуют ее мотивы.

– Ее мотивы мне известны. Ни к чему гробить химию собственного мозга, чтоб в них увериться.

– С точки зрения медицины риск минимальный, – напоминает он.

– Не в том дело. Это ничего не докажет. Ты же зна­ешь, Лабин, что конкретные мысли читать невозможно.

– Тебе бы и не пришлось. Достаточно считать чув­ство вины...

– Нет, я сказала!

– Тогда не знаю, что тебе посоветовать. – Он снова отворачивается. В луче фонаря трубы резервуара похожи на крошечную контрастную модель опрокинутого на бок города. Под пальцами Лабина с шипением вспыхивает крошечное солнце, на секунду Кларк слепнет. К тому вре­мени, как ее линзы приспосабливаются, поверхность бака уже вся освещена. Лучи преломляются в воде, та мерцает, словно марево в жаркий день; будь глубина меньше, уже взорвалась бы паром.