– Именно так.
Така кивнула:
– Надо отдать им должное, тогда это действительно было проблемой. Тогда тут столько трупов лежало, штабелями, тебе по плечи было бы. Одно время холера убивала больше людей, чем Бетагемот.
Кларк разглядывала крематорий:
– А почему его так далеко поставили?
Уэллетт пожала плечами:
– Тогда они повсюду были.
Лени вошла внутрь загона. Уэллетт остановила ее, положив руку на плечо:
– Ты лучше держись около старых тел. От свежих можно подхватить что угодно.
Кларк дернула плечом, сбросив ладонь доктора:
– А ты сама как?
– Я вакцинирована с ног до головы. Тут ко мне не многое может прицепиться.
Она подошла к трупу с наветренной стороны, хотя легкий бриз смрад почти не разгонял. Кларк держалась подальше, с трудом подавив рвотный позыв, и принялась собирать части тел. Она провела баллоном со стерипленкой две черты, как будто распятие нарисовала, и нажала на закрепитель. Сморщившийся одноногий труп, лежавший у ее ног, заблестел, когда затвердел жидкий пластик.
– А эти еще в хорошей форме, – заметила Уэллетт, распыляя аэрозоль по мертвому телу. – Раньше‑то надо было дважды в неделю проверять, если хотела найти берцовую кость, соединенную с коленной чашечкой. У падальщиков был праздник.
Спрея Така не жалела, чему Кларк не удивилась. Доктор, может, и обладала иммунитетом от болезней, гнездившихся в этом трупе, но разносить их тоже не хотела.
– А что изменилось? – спросила Кларк.
– Падальщиков больше нет.
Кларк ногой перекатила мумифицированные останки и залила аэрозолем другую сторону покойника. Через несколько секунд покрытие затвердело. Она подхватила на руки тело в саване. Лени казалось, что она держит охапку дров. Стерипленка со слабым скрипом терлась о гидрокостюм.
– Просто загрузи его в Мири, – сказала Уэллетт, продолжая орудовать спреем. – Я уже поменяла настройки.
Лазарет высунул язык с правого борта. Мятая серебряная фольга покрывала его горло. Кларк положила останки на поддон, тот втянулся внутрь как только почувствовал груз. Мири сглотнула и закрыла рот.
– Мне надо еще что‑нибудь сделать? – спросила Кларк.
– Да нет. Она знает разницу между живым человеком и трупом.
Из машины донесся низкий, еле слышный гул, но быстро прекратился.
Уэллетт вытащила человекоподобный кокон из загона. Раздутое тело полностью скрылось под слоями фибропластика, как будто Така превратилась в какого‑то огромного паука и спеленала добычу. Поверхность савана усеивали тела прилипших насекомых. Умирая, они извивались, пытаясь высвободиться из пут.
Кларк подошла помочь доктору и взяла кокон за один конец. Когда они распределили вес, внутри что‑то хлюпнуло. Мири разинула рот – уже пустой – и дохнула Лени в лицо горячей, пыльной отрыжкой. Наружу выполз язык, словно лазарет превратился в громадного ненасытного птенца.
– А кожа дышит в этой штуке? – спросила Уэллетт, когда Мири проглотила вторую порцию.
– Ты про гидрокостюм?
– Я про обыкновенную кожу. Она под кополимером вообще дышит?
– Да он за пять лет изрядно поизносился. Как видишь, до сих пор жива.
– Но тебе в нем все равно плохо. Он же создан для жизни на глубоководье; сомневаюсь, что на суше он полезен для здоровья, если носить его постоянно.
– А почему нет? – пожала плечами Кларк. – Ткань дышит, обеспечивает терморегуляцию. Мне комфортно, полный гомеостаз.
– Так это в воде, Лори. А у воздуха другие свойства. Скорее всего, у тебя дефицит витамина К.
– Со мной все хорошо, – безразличным тоном ответила Кларк.
Лазарет довольно заурчал.
– Как скажешь... – Уэллетт решила не продолжать тему.
Мири снова разинула рот.
Они прокладывали маршрут по заброшенным дорожным знакам и бортовым картам. Уэллетт упорно отказывалась выходить в сеть. Кларк пришлось задать вопрос по поводу остановок на пути. Белфаст? Кэмден? Фрипорт? Еще до конца света они были лишь непримечательными точками на карте: почему бы не поехать в Бангор, всего‑ то несколько километров к северу? Туда, где жили люди.
– Теперь уже нет, – сказала Така, перекрикивая неистовые оркестровые качели, которые, по ее словам, сочинил какой‑то русский маньяк по фамилии Прокофьев.
– Почему?
– «Города – это кладбища человечества». – Она явно кого‑то процитировала. – Существовал какой‑то порог, сейчас точную цифру не вспомню. Некое магическое число количества людей на гектар. И любой городской центр его серьезно превышал. В общем, если Бетагемот попадал на территорию с высокой плотностью населения – не говоря уже о болезнях, которые следовали за ним по пятам, – он распространялся как лесной пожар. Стоило одному чихнуть – заболевала сотня. Микробы любят толпу
– Но в малых городах все было нормально?
– Ну как видишь, не нормально. Там Бетагемот распространялся медленно, да что я говорю – он распространяется до сих пор. В городках народу было мало, а зимой и того меньше. Землю между ними скупили богачи. – Уэллетт жестом указала на жухлую листву за ветровым стеклом. – Здесь были сплошные частные владения. Состоятельные старые мужчины и женщины, которые не тусовались, имели хорошее медицинское обслуживание. Разумеется, теперь их больше нет.
«Наверное, на „Атлантиду" отправились, – подумала Кларк. – Некоторые, по крайней мере».
– В общем, когда «огненная ведьма» появилась, у крупных городов было только два выхода, – продолжала Уэллетт. – Либо отгородиться от мира баррикадами и генераторами статического поля, либо помереть. Некоторые не смогли себе позволить генераторы, поэтому остались без вариантов. Я не была в Бангоре с пятьдесят третьего. Насколько я знаю, там даже тела не убрали.
В Бакспорте они встретили первых живых пациентов.
Мири свернула с главной улицы примерно в два часа ночи и остановилась около циркулятора Кальвина от Красного Креста, на панели которого мигал предупреждающий желтый сигнал. Уэллетт осмотрела его, пользуясь светом от старого, оставшегося еще с прежних времен, рекламного щита, работающего на солнечной энергии, тот неутомимо рассказывал всем вокруг о преимуществах умной одежды и диетических проглоттидов.
– Необходимо пополнить запасы, – Така забралась в Мири и вызвала меню.
– А я думала, они получают все необходимое из воздуха, – сказала Кларк. Иначе для чего еще был нужен фотосинтез. Лени, помнится, сильно удивилась, узнав, сколько сложных молекулярных соединений были нечем иным, как комбинациями азота, углерода и кислорода.
– Микроэлементы заканчиваются. – Уэллетт схватила из раздатчика картридж из целлюлозы, заполненный красной и ярко‑коричневой пастой. – В этом, например, почти нет железа и калия.
Рекламный щит все еще настойчиво предлагал уже несуществующие товары и одежду и на следующее утро, когда Кларк с трудом втиснулась в туалетную кабинку Мири. Когда она вышла оттуда, к ветровому стеклу прилипли два силуэта.
Она осторожно переступила через Уэллетт и устроилась между двумя ковшеобразными сиденьями. Двое мальчишек‑индусов – одному около шести, другой почти подросток – уставились на нее. Склонившись вперед, она посмотрела в ответ. Две пары черных глаз расширились от удивления; младший тоненько вскрикнул. В следующую секунду обоих мальчишек как ветром сдуло.
– Это из‑за твоих глаз, – сказала Така.
Кларк обернулась. Доктор сидела, обнимая спинку водительского сиденья, и моргала от утреннего света.
– И костюма, – добавила она. – Серьезно, Лори, ты в этом прикиде похожа на дешевого зомби. – Протянув руку за спину, она постучала по двери стенного шкафа: – Можешь что‑нибудь взять у меня.
К своему выдуманному имени Лени уже привыкала. Но непрошеный совет Уэллетт – это совсем другое дело.
Когда они вылезли из машины, около той уже выстроилась очередь из шести человек. Така, улыбаясь, пошла к заднему борту и подняла тент. Кларк, еще не совсем проснувшись, последовала за ней; рты Мири раскрылись, когда она проходила мимо. Серебристая обшивка исчезла, в цилиндрических стенах теперь виднелась сеть сенсорных датчиков.