– Актиния?
– Ты не слышал? Ее теперь так называют.
– А почему?
– Без понятия.
Лабин подошел к шахматной доске: шесть цилиндрических голубых иконок сияли в точках, где гражданских удерживали для «содействия ведущемуся следствию».
– Конечно, нам еще далеко до проверки всего населения, – продолжил Бертон. – Пока мы сосредоточились на явных фэнах, на переодетых. Таких среди гражданских еще предостаточно. Но из допросов ясно, что они ничего не знают. Кларк могла бы собрать армию, если бы захотела, но, судя по всему, не попросила у них даже сэндвич. И это очень странно.
Лабин снова натянул на голову шлемофон и холодно заметил:
– Я бы сказал, что это ставит Кларк в выгодное положение. Она, похоже, загнала тебя в тупик.
– Есть и другие подозреваемые, – возразил Бертон. – И множество. Мы ее выследим.
– Удачи, – тактический дисплей на визоре Лабина почему‑то оказался черно‑белым. «Ах да, точно. Линзы». Он навел взгляд на голубые цилиндрики, сияющие по всей зоне, и подправил настройки, пока картинка не насытилась цветом. Такие совершенные, четкие формы, и каждая отражает серьезное нарушение гражданских прав.
Кена часто удивляло, как вяло сопротивляются мирные жители, когда сталкиваются с такими мерами. Невинных людей задерживали сотнями без всяких обвинений. Изолировали от друзей, семьи и – по крайней мере, тех, кто мог себе такое позволить, – психолога. Все, разумеется, ради общего блага. В случае угрозы выживанию всего вида гражданские права ни у кого не должны быть на первом месте, но ведь обычные подозреваемые не знали, что стоит на кону. Они видели лишь очередной пример того, как громила с корочкой, вроде Бертона, строит из себя крутого.
Но почти никто не сопротивлялся. Может, у людей уже развился условный рефлекс из‑за карантинов, отключений электричества и всех тех невидимых границ, которые УЛН возводило буквально за минуту. Правила могли измениться в любую секунду, почва могла уйти у вас из‑под ног только потому, что ветер занес семена какого‑нибудь экзотического сорняка за пределы его ареала обитания. С таким бороться невозможно, ветер не победить. Оставалось лишь приспосабливаться, и люди эволюционировали в стадных животных.
Или же просто смирились с тем, что были такими всегда.
Но только не Лени. Почему‑то она пошла по другому пути. Прирожденная жертва, пассивная и податливая, как водоросль, она неожиданно отрастила шипы и закалила их до состояния стали. Кларк была мутантом: та же самая среда, которая всех превратила в пробки, болтающиеся на волнах, из нее сотворила колючую проволоку.
На пересечении Мэдисон и Ла Салль расцвел белый бриллиант.
– Засек ее, – затрещал по комму какой‑то незнакомый Лабину голос. – Скорее всего, это она.
Он вклинился в канал:
– Скорее всего?
– Снимок с камеры наблюдения в подземном торговом центре. Там ЭМ‑сенсоров нет, поэтому подтвердить мы ничего не можем. Зато есть профиль в три четверти на полсекунды. Байесовский анализ выдает восемьдесят два процента.
– Вы можете опечатать это здание?
– Не автоматически. Там нет общих рубильников, ничего такого.
– Хорошо, значит, делайте вручную.
– Принято.
Лабин переключил каналы:
– Инженерный отдел?
– Здесь. – Кену установили выделенную линию связи с отделом градостроительства. Люди с другой стороны, естественно, знали лишь то, о чем им сказали: они понятия не имели, что стоит на кону, им не сообщили никаких имен, чтобы они не прониклись к цели сочувствием. Опасный и вооруженный беглец, ваше дело – не задавать вопросов, точка. Зато практически никаких шансов для серьезных утечек информации.
– У вас есть схема «Ла Салля»? – спросил Лабин, давая увеличение на шахматной доске.
– Разумеется.
– Что там внизу?
– Сейчас практически ничего не осталось. Там были магазины, но большинство владельцев переехало. Теперь там просто пустые торговые ряды.
– Нет, я имею в виду подземную часть. Полупроходные каналы, служебные туннели – вот это все. Почему я ничего из этого не вижу на картах?
– Там же все древнее. Еще с двадцатого века, если не старше. Куча тоннелей даже в базу данных не пошла; когда мы обновляли файлы, их никто не использовал, кроме бомжей да наркоманов, а у нас и так постоянно с сетью проблемы...
– То есть вы не знаете? – В голове у Лабина раздался тихий сигнал, кто‑то еще хотел с ним поговорить.
– Может, кто‑нибудь отсканировал старые чертежи и записал на кристалл. Я проверю.
– Приступайте. – Кен переключил каналы. – Лабин.
Это был один из дозорных с мола:
– Мы теряем сцеп пену.
– Уже? – По плану она должна была продержаться еще час.
– Дело не в ливне, а в сточных водах. Осадки со всего города сейчас стекаются к молу. Вы видели, какой объем идет по этим каналам?
– Еще не смотрел. – Ситуация «улучшалась» с каждой минутой.
Бертон, исправно выполняя свои обязанности, успевал, оказывается, и поглядывать на Лабина. И сразу же бросил:
– Сейчас буду.
– Не нужно, – ответили с дамбы. – Я передам вам сигнал с...
Лабин вырубил канал.
Пенистая вода с ревом извергалась из широкой, как автоцистерна, пасти в облицовке мола. Лабин никак не ожидал выброса такой силы: поток уходил на четыре метра от стены, прежде чем гравитация уговаривала его принять вертикальную форму. Сцеппена отступала по всем фронтам; в открывшемся пространстве дыбилось озеро Мичиган, отвоевывая еще больше территории.
«Прекрасно».
Только вдоль охраняемого периметра располагалось одиннадцать стоков. Лабин распорядился перебросить два десятка людей с суши к берегу.
В ухе затараторил человек из градостроительного:
– ...то наш...
Пришлось выкрутить на максимум фильтры в шлемофоне, рев бури слегка утих.
– Повторите.
– Кое‑что нашел! Двумерная схема с низким разрешением, но там, похоже, ничего нет, кроме рабочего соединительного туннеля под потолком и коллектора под полом.
– В них можно как‑то попасть? – Даже со всеми фильтрами Лабин едва слышал собственный голос.
У его собеседника такой проблемы не было.
– Не из главного зала. Там хозяйственный блок под следующим зданием.
– А если она залезет в канализацию?
– Тогда, скорее всего, попадет в водоочистную установку в Бернеме.
Так, Бернем они оцепили, но...
– Что значит «скорее всего»? Куда еще она может попасть?
– Канализация и система отведения ливневых вод сливаются вместе, когда их затапливает. Так спасают очистные сооружения от переполнения. Но это не так плохо, как кажется. Когда доходит до таких крайностей, поток уже до того сильный, что просто растворяет в себе отходы...
– То есть вы хотите сказать... – Молния разрезала небо на неровные куски. Лабин с трудом заставил себя замолчать. Гром в последовавшей тьме чуть не оглушил. – Вы хотите сказать, что она может пробраться в ливневый коллектор?
– Да, теоретически, но это не беда.
– Почему?
– Чтобы системы смешались, там должно идти ну очень много воды. Вашего беглеца туда затянет, и он утонет. Просто не сможет бороться с потоком, а воздуха там не останется...
– То есть сейчас все идет через ливневые каналы?
– По большей части.
– А решетки выдержат?
– Не понял, – ответил инженер.
– Решетки! Которые закрывают водосбросы! Они смогут выдержать поток такой силы?
– Они опущены.
– Что?!
– Они автоматически складываются, когда количество тонн воды в секунду превышает норму. Иначе они начнут сдерживать поток, и вся система навернется.
«Ртуть наносит ответный удар».
Лабин открыл канал операционного оповещения:
– Она пойдет не по суше. Она...
Кинсман, женщина с дельфинами, неожиданно ворвалась в эфир:
– Ганди что‑то засек. Переходите на двенадцатый.
Кен переключился и оказался под водой. Полкартинки застилали статические помехи, которые даже «байесы» не могли расчистить сразу. Другая половина была ненамного лучше: пенистая серая стена из пузырей и болтанки.
