– Телеграмма Николасу фон Бингену. Это вы? – провозгласил он громким, официальным голосом. Николас испугался. Он уже успел отвыкнуть от своего настоящего имени. В цирке все называли его не иначе как Ник Бинг, а Николас фон Бинген существовал только на адресах, написанных рукой отца и Алекса.

– Да, я. – Николас настороженно принял конверт и аккуратно расписался в длинной ведомости. Почтальон уехал, под внимательным взглядом Кристианы он достал листок бумаги. В темноте трудно было различить строчки, и взгляд скользнул вниз, к подписи. Телеграмма пришла от Алекса.

«С глубоким прискорбием сообщаю, что твой отец умер в первые часы нового года. Во сне, от пневмонии. Спасти не удалось. Прости. С искренним соболезнованием и любовью. Алекс».

Николас прочитал короткий текст, но ничего не понял. Не произнеся ни слова, прочитал еще раз и еще, и только после этого смысл нескольких скупых строчек прояснился. Его словно пронзила молния. Со слезами на глазах он протянул листок Кристиане. Удар оказался слишком жестоким. Представить мир без отца было невозможно. Кроме мальчиков в его жизни существовал только отец… а еще мать, которую он никогда не знал и, скорее всего, по воле Гитлера, уже никогда не узнает.

Кристиана взяла телеграмму, прочитала и в то же мгновение бросилась утешать. Николас беззвучно плакал в ее объятиях. Они долго сидели на крыльце, и постепенно в сознание проникал истинный смысл случившегося: отца больше нет на свете. Кристиана оставалась рядом до рассвета и лишь с первыми лучами солнца, когда Николас уснул на диване в гостиной, тихо вышла, чтобы вернуться в свой трейлер. Никто не слышал, как она на цыпочках прокралась в спальню. Отец и братья изрядно выпили, всем грозило тяжкое похмелье.

Наутро мальчики встали и обнаружили отца в странном месте: прежде он никогда не проводил ночь на диване. Николас открыл глаза и посмотрел с тем же выражением, с каким когда-то объявил, что им придется покинуть Германию. Сразу стало ясно, что случилось что-то ужасное.

– В чем дело? – строго потребовал ответа Тобиас. Что, если им снова предстоит спасаться бегством? Лукас тоже испугался. Телеграмму Николас убрал в карман, чтобы сыновья ее не увидели. Пусть узнают о потере от него.

– Дедушка, – с трудом проговорил он. – Тяжело заболел. Воспаление легких. – Прежде чем произнести самые страшные слова, пришлось глубоко вздохнуть. Дети молча ждали. – Вчера он умер. Поздно вечером, когда вы уже спали, пришла телеграмма от Алекса. – Мальчики заплакали, и Николас обнял сразу обоих. Втроем они прорыдали все утро, потом собрались с силами и вышли на улицу. Долго-долго гуляли, а когда вернулись, возле трейлера их ждал Джо Херлихай с письмом соболезнования от Джона Ринглинга Норта и с собственными словами сочувствия. Николас был глубоко тронут. Джо постоял несколько минут и ушел, чтобы не мешать.

Все разговоры в этот день сосредоточились на дедушке. Кристиана рассказала о случившемся горе своим родным, но тревожить Николаса не захотела, а потому не пришла. Новость уже облетела цирк, во второй половине дня Галина и Сергей зашли, чтобы выразить соболезнование.

Невестки Шандора Марковича приготовили большую кастрюлю супа. Вечером Кристиана принесла ее, поставила в кухне на плиту и собралась уходить, но Николас попросил остаться, чтобы вместе пообедать. Его жестоко угнетала невозможность попасть на похороны, но в то же время не оставалось сомнений, что Алекс все сделает достойно: выберет лучшее место на семейном кладбище и закажет заупокойную мессу. Мучительно было сознавать свою полную беспомощность, невозможность оказаться там, куда влекло сердце. Николас точно знал, почему так внезапно умер отец: его убило их изгнание. Понимал он и то, что теперь уже никогда не вернется на родину. Не сказав никому ни слова, мысленно простился с Германией и поклялся остаться в Америке навсегда. Дверь в прошлое захлопнулась.

Как и надеялся Николас, Алекс организовал похороны Пауля фон Бингена на семейном кладбище, отстоял поминальную мессу в часовне поместья и заказал надгробный памятник. Они с Марианной тяжело переживали потерю.

Две недели спустя, когда Алекс чистил стойла, прибежал взволнованный запыхавшийся мальчик – один из тех, кто помогал ему в конюшне. Алекс повернулся, чтобы узнать, что произошло. После смерти Пауля он погрузился в мрачное состояние и с горечью догадывался, как чувствовал себя Николас, получив телеграмму. Уже на следующий день Алекс написал другу письмо с подробным рассказом о последних днях отца и выражением глубокого сочувствия. Он заверял, что потеря невосполнима для всех, что они с Марианной остро чувствуют отсутствие дорогого человека и скорбят.

– Они занимают замок фон Бингена! – закричал мальчик с порога. Алекс взглянул в полном недоумении.

– Кто? Каким образом? – Он ничего не понял.

– Военные. По-моему, руководит ими полковник, а может быть, даже генерал. Приехали на большой машине и устраиваются. – Алекс на миг похолодел от неожиданности и подступающего гнева.

– Говори точнее! – приказал он.

– Там много солдат с ящиками, большие машины и офицеры. Замок открыт, и кто-то мне сказал, что они его занимают. Теперь там устроят местный штаб и будут жить военные.

Без единого слова Алекс вышел из конюшни и через двор зашагал к дому. Марианна уехала на одну из ферм, чтобы навестить недавно родившую женщину и передать кое-какие продукты. Мысль о том, что нацисты захватили особняк Пауля, да еще сразу после смерти хозяина, казалась невыносимой. Алекс надел лучший костюм, старательно причесался, сел в мерседес и поехал в поместье фон Бингенов. Мальчик точно описал картину: легковые машины и грузовики во дворе, повсюду ящики, два десятка солдат и полковник, громко отдающий распоряжения. Алекс глубоко вздохнул, чтобы выглядеть спокойным, и направился прямиком к полковнику. Подошел и любезно улыбнулся.

– Добро пожаловать в наши края, – произнес он, протянув руку, и с болью заметил на машине два флага со свастикой.

– С кем имею честь? – ледяным тоном осведомился полковник.

– Граф Алекс фон Хеммерле. Поместье Шлосс-Альтенберг, в пяти километрах отсюда. – Он примерно указал направление. – Вижу, вы решили навестить графа фон Бингена. – Он постарался говорить нейтральным тоном, однако не смог скрыть сарказма.

– Граф фон Бинген мертв, – бесстрастно произнес полковник. – Скончался две недели назад. Замок реквизируется на нужды армии.

– Я имел в виду его сына, графа Николаса фон Бингена, – уточнил Алекс невинным тоном. – Полагаю, он унаследует и титул, и имущество отца.

– Должен с сожалением сообщить, – ровным голосом продолжил полковник, – что покойный граф был женат на еврейской женщине, а «граф Николас», как вам, несомненно, известно, бежал из Германии еще год назад как еврей. Евреи не имеют права на владение землей и вступление в наследство. Отныне замок принадлежит Третьему рейху. Я занимаю территорию от имени нашего фюрера, Адольфа Гитлера. Рука взметнулась в салюте, который мог бы без труда разрубить айсберг. Алекс не счел нужным салютовать в ответ: гражданским лицам не было предписано делать это в обязательном порядке, хотя некоторые, особенно рьяные патриоты считали за благо перестраховаться.

– Понятно, – с удивлением произнес он. – Простите, не знал. Этот пункт устава не разглашался. – Он успешно изобразил неведение, и полковник снисходительно кивнул.

– Возможно. Говорят, вы владеете прекрасной конюшней, – заметил он, глядя ему в глаза. – И замечательными лошадьми. – Итак, новый сосед отлично знал, с кем имеет дело. Следовало ждать скорого визита со всеми вытекающими последствиями. Забрать он мог все, что угодно, вплоть до самого замка. Армия обладала полной свободой действий.

– Благодарю за комплимент. Надеюсь, теперь, когда вы расположились так близко, нанесете мне визит. – Алекс церемонно поклонился и сдвинул каблуки так, как это делали немецкие аристократы, а не военные. Приветствие выглядело не менее уважительным, чем салют полковника, но значительно более элегантным. К тому же оно напоминало о благородстве господина фон Хеммерле, в чем и состояло его намерение.