– А сегодня доктор приедет? – уточил Николас. У него сложились особые отношения с гриппом: пять лет назад лютой зимой, во время эпидемии этой коварной болезни, умерли его жена и четырехлетняя дочка. Он с трудом пережил потерю и, подобно Алексу, так и остался вдовцом – правда, в отличие от друга, с двумя сыновьями – Тобиасом и Лукасом. Когда умерли мать и сестра, Тобиасу исполнилось десять, и он помнил обеих, а вот шестилетний Лукас был совсем еще маленьким. Сейчас спокойный, мягкий Тобиас боготворил Марианну, которая была на два года старше, а живой, озорной Лукас радовался жизни и чувствовал себя прекрасно в любом месте, особенно на спине лошади. Тобиас унаследовал нежную натуру матери, в то время как Лукасу достались огненная энергия и жизненная сила отца. В молодости Николас то и дело попадал в самые невероятные переделки, да и сейчас еще то и дело давал повод для острых обсуждений, будь то очередной бурный роман, причем порой даже с замужней женщиной, или очередное безумное пари – обычно касающееся бешеной скачки верхом. Наездником он был великолепным, хотя и не обладал непревзойденным искусством Алекса фон Хеммерле. Ему никогда не хватало терпения выдрессировать лошадь так, как это делал друг – при том, что он искренне восхищался липицианами Алекса и его уверенным мастерством в сложной науке выездки. Прежде чем отправить животных в Вену, в Испанскую школу верховой езды, фон Хеммерле давал им крепкую основу исполнения удивительных фигур, заслуживших признание у строгих профессионалов и славу у благодарных зрителей.
– Можешь уделить мне минуту? – спросил хозяин, проходя мимо конюшни. Гости уже начали разъезжаться и, садясь в машины, желали друг другу приятного вечера.
– Никуда не спешу, – с небрежной улыбкой ответил Николас и вслед за Алексом свернул к конюшне. Они дружили с детства, хотя Хеммерле был на два года старше, и даже вместе учились в Англии, в частной закрытой школе. Алекс занимался серьезно, в то время как Николас предпочитал приятно проводить время. Впрочем, с тех пор практически ничего не изменилось: он и сейчас от души наслаждался жизнью, при этом оставаясь отличным другом и хорошим отцом, если не считать отдельных проявлений безответственности. Вдовство лишь слегка омрачило его жизнерадостный нрав, а управление поместьем пока не требовало усилий: дело в том, что отец, граф Пауль фон Бинген, пребывал в добром здравии и самостоятельно справлялся с хозяйством. В результате Николас свободно располагал своим временем – в отличие от друга, которому уже в двадцать лет, после смерти отца, пришлось заняться и поместьем, и финансовыми вопросами. В результате Николас до сих пор вел себя словно мальчишка, а Алекс вот уже два десятилетия ощущал себя взрослым, обремененным ответственностью человеком. Друзья удачно дополняли друг друга и со временем стали почти братьями.
Алекс открыл тяжелую дверь конюшни и подвел приятеля к безупречно чистому стойлу, где белоснежная кобыла липицианской породы кормила новорожденного жеребенка. Черный, как уголек, малыш нетвердо держался на тонких ножках. Николас давно знал, что липицианы появляются на свет темно-коричневыми или вороными, так что резкий контраст цветов вовсе не показался ему странным. Прежде чем молодая лошадь посветлеет, должно пройти пять-шесть лет, а полная выездка, как правило, занимает не меньше десятилетия. Четыре года жеребенок проведет дома, а потом отправится на учебу в Вену. Долгий и сложный процесс воспитания настоящего липициана требует знаний, терпения и преданности.
– Хорош, правда? – гордо спросил Алекс. – Пожалуй, лучше еще не бывало. Родился от Плуто (Николас знал, что это лучший жеребец-производитель). Да и мамочка Петра отлично справилась. Уже мечтаю, как буду его тренировать. – Радовался он так, как отец радуется рождению сына.
– Замечательно, – искренне похвалил Николас, и друзья вышли из амбара. Алекс с удовольствием пригласил бы его остаться к столу, однако решил этого не делать: хотелось пообедать вместе с Марианной в ее комнате.
– Может быть, прокатишься завтра со мной до северной границы поместья? – предложил он. – Подумываю заняться чисткой леса, так что не мешало бы взглянуть. Выедем пораньше, чтобы вернуться к ланчу.
– Был бы рад, – с сожалением ответил фон Бинген и остановился возле своего «дюзенберга». Вообще-то он больше любил «бугатти», но сегодня выбрал более респектабельный вариант. – Увы, не могу. Должен встретиться с отцом: старик вдруг решил серьезно поговорить. Ума не приложу, в чем дело. Давно уже не делал ничего такого, что могло бы вызвать раздражение. – Оба рассмеялись. Отца и сына связывали самые теплые отношения, хотя старший фон Бинген нередко отчитывал младшего, прослышав о скандальной интрижке, бешеной скачке или безумной гонке на автомобиле. Помимо этого, Пауль фон Бинген постоянно пытался вовлечь сына в управление поместьем, и сейчас Николас подозревал, что разговор вновь пойдет об этом.
– Боюсь, папочка попытается взвалить на меня руководство фермами. Ужасная работа.
– Рано или поздно все равно придется взяться за дело, так почему бы не начать уже сейчас? – рассудительно заметил Алекс.
На их землях до сих пор жили крестьяне, прежде считавшиеся слугами, а теперь арендовавшие свои фермы у хозяев поместий. Устоявшийся порядок представлял собой неотъемлемую часть государственной системы, а традиционный жизненный уклад оформился много лет назад. Сельская идиллия защищала от бурных событий современного мира и позволяла вести спокойное, едва ли не безмятежное существование вдали от шумных тревожных городов. Первая мировая война и последующая депрессия ввергли Германию в хаос. С приходом к власти Гитлера экономика страны наладилась, однако проблемы не исчезли. Гитлер пытался вернуть соотечественникам чувство национальной гордости, но ни его пламенные речи, ни полные лихорадочного патриотизма митинги не радовали независимо мыслящих немцев. Алекс считал фюрера смутьяном, наотрез отказывался принимать его идеи, а объявленную в марте аннексию Австрии воспринимал как опасное проявление неумеренных амбиций. И все же среди покоя полей и лесов Баварии суета Гитлера казалась чем-то далеким и почти ненастоящим. Ничто не могло изменить веками устоявшегося уклада. Как жили люди с незапамятных времен, так и будут жить еще много-много лет, занимаясь все теми же вечными делами. Бури внешнего мира не проникали в благословенную тишину, и друзья утешались мыслью о том, что их дети, внуки и правнуки обретут на цветущей земле надежный и уютный дом.
Молодые графы фон Хеммерле и фон Бинген с детства воспитывались таким образом, чтобы стать аристократами и украшать германскую землю своим присутствием. Судьба наградила обоих щедрым состоянием, о котором они никогда не говорили и редко задумывались. Огромные поместья, трудолюбивые арендаторы и преданные слуги гарантировали и им самим, и их потомкам безмятежную, защищенную от любых неприятностей жизнь.
– Понятия не имею, зачем браться за хозяйство уже сейчас, – поморщился Николас, засовывая в «дюзенберг» длинные ноги, и недовольно взглянул на друга. – Отец проживет еще тридцать лет, если не больше, и прекрасно справится без моего участия. – Он криво улыбнулся. Так с какой же стати встревать? Лучше заняться чем-нибудь другим. Например, завтра с утра поехать в лес вместе с тобой. Но ничего не выйдет: если хотя бы не сделаю вид, что слушаю отеческие наставления, старик ужасно расстроится. – Николас давным-давно знал наизусть все доводы старого графа.
– Бездельник, – насмешливо заметил Алекс, хотя и понимал, что на самом деле друг куда серьезнее и надежнее, чем хочет казаться. Николас искренне любил сыновей и не жалел средств на помощь арендаторам: например, на собственные деньги отремонтировал обветшавшие дома. Он заботился о людях, но в то же время не хотел брать на себя ответственность за земли и фермы: считал сельское хозяйство делом невыносимо скучным и старательно убеждал себя, что отцу эта работа доставляет удовольствие. Да, фон Бингена всецело занимала помощь тем, кому в жизни повезло меньше, чем ему. Но, разумеется, на первом месте для него всегда оставались Тобиас и Лукас – со своими мальчишками он проводил не меньше времени, чем Алекс с любимой дочерью. Преданность детям и веками устоявшимся семейным ценностям скрепляла дружбу.
