С теплой улыбкой он повернулся к Тобиасу.

– Отличная работа, парень. Ты выглядел потрясающе.

Юноша просиял от счастья.

Едва Норт ушел, на глазах Николаса выступили слезы. Наконец-то они в безопасности! Теперь есть и дом, и работа. А еще на свет появились Пегас и Афина. Он повернулся к Плуто и тихо произнес данное Нортоном имя. Конь заржал, словно рассмеялся, однако возражать не стал.

– Спасибо, – прошептал Николас, нежно поглаживая героя по темной гриве. – Спасибо, Пегас, за помощь. Не бойся, я тебя никогда не подведу. И прости за новое имя. – Пегас вскинул голову и снова заржал, на сей раз одобрительно. Хозяин повернулся, чтобы вывести любимца с манежа, и неожиданно увидел фею, недавно танцевавшую на проволоке. Девушка стояла возле колонны и внимательно наблюдала. Огромные ярко-синие глаза, пышные светлые волосы придавали ей волшебный, неземной облик. Взгляды на миг встретились, но она не улыбнулась, а внезапно исчезла, словно улетела или растворилась в воздухе – светлое видение, благожелательный дух.

– Симпатичная девушка, – небрежно заметил он, обращаясь к одному из рабочих, помогавших отвести лошадей обратно в конюшню, и пытаясь скрыть невольное смущение.

– Она же Маркович. – Рабочий пожал плечами, как будто одним словом объяснил все, однако Николас ничего не понял. Он не знал ни цирковых преданий, ни имен артистов – кроме тех, с которыми успел познакомиться Лукас. – Семья приехала из Польши, все до одного сумасшедшие. Проволока под куполом и без страховки. Именно так отец убил ее мать, а сам покалечился и оказался в инвалидном кресле. Сегодня она репетировала на небольшой высоте, а выступать будет вон там. – Он ткнул пальцем в потолок. – Зрители любят опасность. По-моему, подвергать девочку смертельному риску – преступление, а отцу все равно. Для него главное – угодить толпе. А на то, что дело может закончиться инвалидным креслом или могилой, ему наплевать. Вместе с ней работают четверо братьев, а тетя тоже стала инвалидом. Я их номер смотреть не могу без содрогания. – Рабочий покачал головой.

– Как ее зовут? – спросил Николас, заинтригованный рассказом.

– Кристиана. Кристиана Маркович. Выступает в финале, последним номером перед парадом-алле. Зрители не уходят до самого конца представления, потому что ждут, разобьется она или нет. – Комментарий показался Николасу мрачноватым.

– Выглядит совсем девочкой. – Он не дал бы гимнастке больше пятнадцати лет.

– На самом деле она старше, чем кажется. Ей уже двадцать один. В цирке с рождения. Здесь это одна из самых старых цирковых семей. Есть еще один аттракцион воздушных гимнастов. Чехи, работают у нас четыре года и конкурируют с поляками. Но они почти всегда работают с сеткой, и потому Марковичи считают их трусами и халтурщиками. – Рабочий мрачно усмехнулся.

Мало-помалу Николас начал вникать в отношения между людьми, рядом с которыми ему предстояло жить, почувствовал ревность, интриги и опасности, но образ сказочной воздушной гимнастки, тренировавшейся под руководством отца, не оставлял его ни на минуту. Она сразила взглядом необыкновенных глаз и исчезла. Удастся ли встретиться снова? Хватит ли мужества, чтобы посмотреть ее выступление? Мысль о том, что волшебная красавица может сорваться и разбиться, приводила в ужас, но еще страшнее казалось то обстоятельство, что родной отец сознательно толкает дочь на смертельный риск.

Рабочие поставили лошадей в стойла и ушли. Николас и Тобиас накормили и напоили всех своих питомцев, а Лукас, как всегда, помог отцу и брату. Он с удовольствием наблюдал за выступлением и особенно обрадовался, когда новые друзья отвели его к слонам и даже разрешили посидеть на спине у самого смирного. Младшему из сыновей новая жизнь сулила чудеса и необыкновенные впечатления. Закончив дела и возвращаясь в трейлер – все еще во фраке и цилиндре, – Николас внезапно почувствовал себя частью странного сообщества, в котором оказался по воле судьбы. Проходившие мимо люди приветливо улыбались. Лукас помахал знакомому лилипуту – тот стоял в отдалении с группой приятелей. Нет, это место вовсе не было плохим, просто выглядело новым, незнакомым, а порою очень странным. На ступеньке трейлера сидела Рози, ожидая возвращения нового друга.

– Где ты был? – поинтересовалась она, на сей раз по-английски.

– Папа и брат работали, – объяснил мальчик по-немецки, и Рози понимающе кивнула. Николас заметил, что пришла она не одна, а со старшей девочкой – явно сестрой. Восхищенным взглядом та вогнала Тобиаса в краску. Что и говорить, во фраке и цилиндре юноша выглядел совершенно неотразимым.

– Это моя сестра Катя, – представила Рози, перейдя на немецкий. Тобиас пытался изобразить безразличие, однако все равно не мог скрыть смущения: юная красавица заворожила. В простом голубом платье, стройная, с пышными темными волосами и длинными ногами, она напоминала молодую балерину. Тобиас обратился к ней по-немецки, и хорошенькое личико вспыхнуло радостью: цирковой мир объединял десятки различных национальностей.

Николас пригласил девочек присоединиться к ним за ланчем. Те отправились за разрешением к родителям, а вскоре вернулись и сказали, что их отпустили. По дороге в общую столовую обе держались очень скромно и вежливо, на хорошем немецком языке отвечали на вопросы Николаса. Катя оказалась ровесницей Тобиаса – ей тоже исполнилось пятнадцать, а в цирке братьев Ринглинг семья работала только четыре года, поэтому по-английски она говорила хуже, чем младшая сестра, которая начала лопотать на этом языке с двух лет. Прежде они выступали в Чехословакии и Германии, пока агенты их не заметили и не пригласили в Америку. Катя призналась, что здесь намного лучше, чем в старых европейских цирках, а Рози и вообще не знала другой жизни.

– В Америке к нам очень хорошо относятся, – рассудительно заключила девушка. Она успела очаровать Тобиаса красотой и милой, скромной, но в то же время открытой манерой общения. Рассказала, что отец тренирует ее на трапеции, и Николас сразу вспомнил слова рабочего о том, что эта семья конкурирует с семьей Маркович. Мама девочек тоже выступала на проволоке, но, в отличие от польской гимнастки, не отказывалась от страховочной сетки. Николас понял, что предстоит еще многое узнать о сложной жизни и опасной работе цирковых артистов, об их запутанных, а порою и откровенно враждебных отношениях.

– Сегодня пришло письмо от Тобиаса, – печально сообщила отцу Марианна через три недели после того, как они проводили фон Бингенов в Америку. Алекс взглянул на дочь с удивлением. Не только Германия, но и вся Европа до сих пор не оправились от ужаса жестоких разрушений «хрустальной ночи» и исчезновений множества людей. События доказали, насколько прав был Пауль, когда торопил сына с отъездом. К счастью, Николас и мальчики благополучно прибыли во Флориду, так что теперь им ничто не угрожало.

– Уже? – уточнил Алекс. – Должно быть, написал сразу, как только приехал. Я получил телеграмму из Нью-Йорка: Николас сообщил, что лошади благополучно перенесли морское путешествие, но больше пока ничего не знаю. Как они?

– Письмо грустное. Тобиас написал в день приезда; Флорида показалась ему очень странной.

– Что ж, цирковая жизнь им действительно не знакома, но, по крайней мере, там они в полной безопасности. Немецкий цирк ему тоже показался бы странным.

– Наверное. Говорит, что жить предстоит в трейлере, который меньше нашего прицепа для лошадей. Будет очень тесно. – Марианна жалела друга, и Алекс вполне разделял ее чувства. Да, конечно, будет непросто, но все же значительно приятнее, чем в концентрационном лагере. После потрясшей весь мир «хрустальной ночи» сомневаться в правильности принятого решения не приходилось.

На следующий день Алекс поехал навестить отца Николаса. Вот уже две недели Пауль болел. Расставшись с сыном и внуками, он сразу постарел лет на двадцать. Отчаянно угнетала безысходность одиночества, ведь надежда на встречу таяла с каждым днем. Тучи над Германией с каждым днем все заметнее сгущались. Пауль страдал от мучительного кашля. Алекс встревожился и предложил немедленно вызвать доктора, однако тот наотрез отказался и заявил, что чувствует себя вполне прилично. На самом деле, конечно, это было не так, но настаивать Алекс не решился.