С появлением Кристианы жизнь Николаса преобразилась. Поначалу они держали роман в тайне, считая, что так будет разумнее. Вечерами подолгу гуляли в тех районах города, где их никто не знал. Николасу хотелось быть рядом, разговаривать, ближе узнавать любимую. Выяснилось, что, несмотря на разницу в возрасте и в биографиях, взгляды на жизнь, людей и даже цирк во многом совпадали. В двадцать один год Кристиана мудро рассуждала обо всем на свете и в то же время заставляла Николаса чувствовать себя значительно моложе сорока трех с лишним лет. Простая арифметика подсказывала, что, когда оба отпразднуют очередной день рождения, он окажется ровно в два раза старше ее, но это обстоятельство никого не волновало.

– Как бы отнесся к нашим отношениям твой отец? – спросил Николас однажды, когда они присели на лавочку, чтобы отдохнуть после целого часа ходьбы. Приятно было почувствовать себя вдали от тесного циркового мирка. Было решено пока ничего не говорить ни ее родным, ни его сыновьям. Хотелось поближе узнать друг друга и в то же время защитить хрупкое чувство от лишнего внимания.

– Думаю, забеспокоился бы, что ты меня увезешь. Больше работать под куполом некому. Сестра еще слишком мала, ей только что исполнилось тринадцать, а на протяжении вот уже сорока лет Марковичи постоянно выступают на высоте. Так что, пока Мина не вырастет, надежда только на меня. К тому же она боится. – Сама Кристиана страха не знала, и от этого ее номер выглядел фантастическим.

– Если сорвешься, все равно никого не останется. Твоя мама погибла, а отец покалечился. Как же он может толкать тебя на страшный риск?

– Таково наше наследие, традиция. Мой дедушка владел лучшим в Варшаве цирком, но потом проигрался в карты и был вынужден его продать. В Америку родители приехали двадцать лет назад, когда я была совсем маленькой. Цирк – это вся наша жизнь. Но не твоя, Ник. Когда-нибудь ты непременно уедешь. Когда отец узнает о нас, он испугается именно этого.

– А разница в возрасте его не смутит? – Самого Николаса больше всего волновало, что скажут люди: не осудят ли его, зрелого мужчину, за связь с молоденькой девушкой, не объявят ли соблазнителем. Несмотря на пылкие чувства, до сих пор их отношения оставались целомудренными. Николас не хотел торопить события, не хотел ставить Кристиану в зависимое положение – для этого он слишком ее любил. Даже к покойной жене отношение было иным, значительно менее романтичным и возвышенным. А сейчас ему казалось, что начинается новая, лучшая жизнь.

– Ничуть. На возраст отец внимания не обратит, – успокоила Кристиана. – Сам он на двадцать восемь лет старше мамы, она была его второй женой. – Сейчас Марковичу было семьдесят, а Питеру, старшему сыну от первого брака, исполнилось сорок – всего на три года меньше, чем Николасу. – Его заботит лишь одно: чтобы я не бросила цирк.

– А что, если однажды тебе захочется изменить жизнь?

– Другой жизни я не знаю, – просто ответила Кристиана. Николасу отчаянно хотелось разделить с ней лучшее будущее, но предложить он ничего не мог, а она была счастлива настоящим и ни разу не задумывалась о возможности перемен. Цирк оставался для нее таким же священным наследием, каким сам он считал старинное поместье в Баварии. Цирк подарил судьбу, а в ответ требовал самоотверженной преданности.

Они встали и медленно пошли обратно, наслаждаясь уединением вдали от привычной суеты клоунов, жонглеров, гимнастов, слонов и просто постоянно снующих вокруг людей. Приближалось время весенних гастролей; артисты деловито готовились к отъезду, отрабатывая номера и совершенствуя костюмы. Несмотря на все несчастья и неурядицы, Николас никогда еще не испытывал подобного умиротворения. Кристиана обладала душевным спокойствием и сумела внести в его существование гармонию и тихую силу. Отныне он воспринимал действительность под иным углом: вместо потерь видел жизнь рядом с любимой и благодарил судьбу за благословение.

Перед отъездом из Сарасоты цирк дал несколько представлений. Всякий раз, наблюдая за работой Кристианы, Николас приходил в ужас. Теперь страх приобрел форму физического недуга и действовал разрушительно. До той минуты, когда любимая благополучно спускалась с небес на землю, он терял возможность думать, двигаться и даже дышать. Становилось ясно, что продолжаться жестокое истязание не должно, тем более что пару раз Кристиана едва не потеряла равновесие. Вечером, наедине, Николас не сдержался и откровенно высказал все, что думал.

– Неужели не понимаешь, что делаешь? Каждый раз смертельно рискуешь! Везение не может продолжаться вечно! – Выглядел он отчаянно несчастным и с трудом сдерживал слезы. Проволока под куполом цирка превратилась в постоянный и единственный повод для споров.

– Может. Моя бабушка не сорвалась. Дожила до глубокой старости и умерла в своей постели.

– Бабушка – исключение из правила. Знаю, что не должен вмешиваться в твою работу, но хочу, чтобы ты сохранила свою жизнь для меня.

– Даю честное слово, – торжественно пообещала Кристиана, однако Николасу легче не стало. Всякий раз, когда она легко, словно ящерица, скользила по канату к крошечной платформе под куполом, он цепенел от ужаса.

В конце января газеты сообщили, что, выступая в Рейхстаге, Гитлер открыто угрожал евреям. Николас не удивился, однако безумная речь шокировала весь мир. Фюрер заявил, что Европа не увидит мира до тех пор, пока «не избавится от еврейского вопроса». Сомнений в кровавых намерениях нацистов не осталось. Судя по всему, генерал, который приехал к Паулю фон Бингену, чтобы предупредить о надвигающейся угрозе, знал, о чем говорит.

Спустя несколько недель Джон Ринглинг Норт попросил Николаса и Кристиану вместе зайти к нему в кабинет. Они решили, что президент узнал об их чувствах и собирается выразить неудовольствие. В то же время в контрактах обоих не существовало ни единой строчки, запрещающей близкие отношения: в цирке постоянно случались романы, а время от времени заключались браки и рождались дети. И все же Николас опасался упреков, а потому не мог справиться с нервозностью. Да и Кристиана чувствовала себя школьницей, которую вызвали к директору. Однако мистер Норт встретил своих артистов широкой улыбкой. Не понимая, что у него на уме, те старались не смотреть друг на друга.

– Хочу обсудить с вами одну идею, – начал президент. – Вот уже несколько лет Кристиана остается нашей главной звездой. – Он пристально посмотрел на девушку и перевел взгляд на ее спутника. – Ты, Ник, скоро тоже покоришь небосклон. Сомнений нет уже сейчас, а ведь гастроли еще не начались. – Действительно, на каждом представлении липицианы вызывали бурный восторг зала, а их хозяин и наездник доводил дам до безумия. Красавец аристократ из Европы появлялся на белом коне, словно сказочный принц. Даже придирчивые и ревнивые коллеги не могли не признать, что выглядит он потрясающе.

– Предлагаю вам объединить номера, – продолжил мистер Норт и снова широко улыбнулся. – Нет-нет, Ник, не бойся, тебе не придется забираться на проволоку. А вот Кристиана вполне может прокатиться на одном из твоих липицианов. Если бы вам удалось объединиться в рамках твоего номера, публика пришла бы в восторг. Прекрасный рыцарь и волшебная фея. – Он посмотрел на Кристиану. – Ты умеешь держаться в седле?

– Совсем немного, – ответила та, испытывая одновременно растерянность и облегчение: выговора, которого она опасалась, к счастью, не последовало.

– Могу научить, – с готовностью предложил Николас. Идея ему понравилась. – Можно, например, станцевать верхом вальс. Для этого мне потребуется немного поработать с лошадьми, а на первое время можно придумать что-нибудь несложное. По-моему, будет замечательно. – Он пришел в восторг. Эмоциональное обсуждение продолжалось еще несколько минут, после чего взволнованные артисты словно в полусне вышли из кабинета. Событие казалось судьбоносным: теперь уже ничто не помешает проводить вместе дни напролет, начиная с репетиций и заканчивая вечерними представлениями. До начала гастролей оставалось шесть недель – ровно столько Норт отпустил на подготовку номера.