– Я не слишком хорошо консультирую. Этими вопросами занимается мой главный служитель. Он рассказывает просителям, как я, скорее всего, объясню им, что жизнь и должна быть сложной, и боги не вознаграждают тех, кто стонет и жалуется.

– Другими словами, жрец дает советы в стиле «соберись, сосунок», – проговорила Квинн, давясь от смеха. – Понимаю, почему тебе не дают лично беседовать с людьми.

Аларик выгнул бровь:

– А ты зря оскорбляешь меня. Я прекрасно умею общаться с людьми. Просто не люблю.

– Правда? Никогда бы не догадалась.

– Люди надоедливы, – объявил он, скрещивая руки, что произвело восхитительный эффект на мышцы этих самых рук и груди.

У Квинн внезапно пересохло в горле. Она провела в одиночестве почти столько же времени, сколько он. И, конечно, именно потому тело трепетало, а дыхание замирало в легких, когда Аларик оказывался поблизости. Хорошо, что ему не позволено заниматься сексом, иначе они подожгли бы остров своей страстью или установили рекорд мира по неуклюжим ласкам.

– Бедный малыш, – наконец ответила она без всякого сочувствия и принялась за банан: дочистила, откусила огромный кусок, прожевала и проглотила, блаженно сомкнув веки. – Как вкусно… – Подняв глаза и встретив взгляд Аларика, Квинн забыла, о чём говорила. Он смотрел на её рот, и взор его горел изумрудной зеленью.

– Вкусно, – повторил жрец сдавленным голосом. – Квинн, ты испытываешь меня сверх всякой меры. Последние несколько часов я сражался сам с собой, чтобы удержаться и не дотронуться до тебя. Похоже, эту битву я проигрываю. – Он глубоко вздохнул. – Мне необходимо тебя поцеловать. Ты позволишь?

Аларик опустил руки, и Квинн заметила, что он сжал их в кулаки.

– Вряд ли это хорошая идея.

Она поняла, что у неё самой руки дрожат, и бросила фрукт, чтобы спрятать их за спину. Никогда не показывай слабость врагу.

Или потенциальному любовнику.

Квинн перебрала различные варианты ответа и наконец остановилась на правде.

– Если ты поцелуешь меня, как мы сможем остановиться? Не уверена, что мне хватит сил для нас двоих. Не с тобой.

Его улыбка заострилась и стала хищной.

– Квинн, я не хочу останавливаться.

Он приблизился на шаг, затем второй.

– Я мог бы целовать тебя вечно, и всё равно было бы мало.

По прежним кратким и очень немногочисленным столкновениям она понимала, что жрец говорит правду. И перед лицом её была беспомощна.

– Тогда поцелуй меня, наконец, – сказала Квинн, подчиняясь неизбежному.

Аларик перелетел разделяющее их пространство, и ей едва хватило времени глотнуть душистого тропического воздуха, как он оказался рядом, обнял и чуть не оторвал от земли.

– Я ждал тебя всю жизнь, – резко признался он, и совершенная искренность на его лице усмирила мятежницу.

– Как и я тебя, – прошептала она, зная, что должна всё отрицать. Зная, что это неправильно. Во имя восстания она натворила столько жутких дел. Тёмных и смертельных. Извращённых и ужасных. Она не заслужила Аларика, воина-жреца, шагнувшего со страниц мифологии прямо в её сердце.

– Хватит так много думать, – пробормотал он.

А когда жрец захватил её рот своим, Квинн обнаружила, что вовсе не способна думать.

Его поцелуи жгли кожу: рот, лицо, шею. Аларик целовал так, как мог бы просить о милости и благословении умирающий – отчаянно и безудержно. Квинн просто начала падать и тонуть в бездне чувств, желания и нужды. Мятежница поняла, как крепко обвила руки вокруг шеи возлюбленного, как тесно прижалась к его телу - их не разделяет даже дыхание.

Но и это недостаточно близко.

Квинн погрузилась в водоворот чувств, в бурю потребности, по сравнению с которой торнадо, сотворенное Алариком в Токио, казалось лёгким бризом. Давно бездействовавшие нервные окончания посылали яркие вспышки к центру наслаждения в мозгу, пока Квинн не раскалилась от острого, почти болезненного жара незамутнённого желания.

Она ли застонала, он ли – но Аларик поднял любимую выше, а она обхватила ногами его поясницу и прижалась ещё сильнее, чувствуя по его набухшей тяжёлой плоти, что если в прошлом жреца и останавливали правила, сейчас ему определенно не занимать ни желания, ни способности.

Он хотел её, и это знание вело женщину дальше и дальше к краю, лишая здравого смысла и рассудка, к пропасти, наполненной потребностью, вожделением и голодом.

Аларик немного отстранился и посмотрел на любимую сверху вниз, его горящий взгляд стал неистовым и тяжёлым от желания.

– Квинн, ты нужна мне. Немедленно. Подо мной или сверху – как ты захочешь, но нужна обнажённая. Прямо сейчас.

Аларик никогда не был ближе к опасности потерять рассудок, чем теперь с женщиной, которую так крепко сжимал в объятиях. И ощущал, что если она прекратит его целовать, он наверняка умрёт без её прикосновений. Всё существо атлантийца сосредоточилось в омывавших его жгучих волнах потребности и голода. Он хотел Квинн как никакую другую женщину за все долгие одинокие века своей жизни.

Он нуждался в ней. И к дьяволу последствия.

– Аларик? Твои эмоции изменились. О чём ты думаешь?

Квинн старалась сфокусировать ошеломлённый взгляд потемневших глаз.

– Ничего важного, – твёрдо ответил атлантиец и поцеловал её еще раз.

– Нет, – возразила она, пытаясь отстраниться. – Неправда. Что происходит в твоём выдающемся, но тёмном и извращённом мозгу?

Жрец покачал головой и вновь склонился к любимой, но та просунула руку между их телами и оттолкнула его.

– Скажи мне.

Аларик сдался, зная, что она будет настаивать, пока он не подчинится.

– Всю жизнь мне говорили, будто обет целомудрия – ключ к моей власти. Старейшины жёстко вдалбливали в меня необходимость защищаться от плотских желаний и нежных чувств.

Квинн сжала его руку и отошла на шаг, и теперь он видел её лицо. Сейчас у него не осталось выбора. Нужно признаться и невозможно смягчить суровую правду. Потому Аларик просто сказал как есть:

– Велика вероятность, что нарушив обет целомудрия, я потеряю свою магию.

Неприкрытая правда повисла между ними на несколько долгих мгновений, затем Квинн отскочила от жреца так резко, что поскользнулась и упала. Он хотел помочь ей, но она покачала головой, отползая на четвереньках.

– Не прикасайся ко мне. Как ты можешь говорить такое, а потом пытаться дотронуться до меня? – В голосе звучали истеричные ноты, а в глазах горело исступление. – Я не могу принять на себя это бремя, Аларик. И не проси.

– Нет, ты не понимаешь. Это лишь слова старейшин. Кили, учёная, которая прошла смешение душ с Джастисом – чтец по предметам. Она сообщила мне, что старейшины лгали или по крайней мере ошибались. И по правде говоря, самый могущественный Верховный жрец в истории Атлантиды не только не жил в одиночестве, но и был официально женат. Нерей женился на Зелии, и, по словам Кили, они жили в любви и счастье.

Квинн всё продолжала трясти головой.

– Кили. Она же человек, правда?

Аларик утвердительно кивнул.

– Итак, человек, который утверждает, что принимает излучение психической энергии от предметов, говорит тебе: «Аларик, можешь нарушить священную клятву, ничего страшного не случится, волноваться не о чем» – и ты думаешь, этого вполне достаточно?

– То же утверждала и Серай, – в отчаянии сказал он.

– Конечно. И после одиннадцати тысяч лет анабиоза с её памятью ничего не произошло? – Квинн покачала головой. – Нам нельзя рисковать. Может быть, этот Нерей никогда не давал ту же клятву, что и ты. Может, его магия действовала иначе. Или, возможно, она просто ошиблась.

– Когда ты так говоришь, конечно...

– И что случилось с этим Нереем? Вечное счастье? Море пухлых ребятишек?

Аларик помолчал. Как раз тут и заключался недочёт всей истории.

– Когда Зелия умерла, Нерей попытался затопить весь мир. Он почти разрушил купол и всю Атлантиду.

– Хочешь сказать, он свихнулся? – Квинн вскочила на ноги и постаралась отойти как можно дальше от жреца. – Сдурел, обезумел, сбрендил, стал подходящим кандидатом в комнату с мягкими стенами? Он чуть не разрушил всю твою цивилизацию – но Бог с ним, давай разденемся?