Они пошли в пионерскую комнату.

— Тебе папа давно не писал?

— Давно, — вздохнула Зоя.

Вздохнула и Тонечка.

— А ты знаешь, где он?

— Знаю, — оживилась Зоя.

— Где?

— На Дальнем Востоке.

— А что он там делает?

— Там, знаете, такая река Амур — бо-ольшая, и там тигры. Папа их снимает для кино.

Зоя охотно рассказывала о папе. Они шли медленно, обнявшись.

— Смелый твой папа, — задумчиво сказала Тонечка.

— Знаете, какой смелый! Он даже самого тигра не побоится. Он один раз на самолете летел, и вдруг самолет как перевернется! А папа… — Зоя испуганно осеклась. Сердце у нее застучало, во рту похолодело: в дежурке рабочие отбивали щит.

— Ты чего? — удивилась Тонечка, взглянув ей в лицо.

— Эй! Посторонись! — крикнули рабочие.

— Несите его на улицу, — сказала им Тонечка.

Она вошла в дежурку и подобрала снятые со щита рисунки.

— Зоя, помоги мне собрать эти рисунки в папку.

Зоя нерешительно, бочком пролезла в дверь.

— Смотри-ка, ваза за щитом стояла… Какая пыльная! — удивилась Тонечка. — На, поставь ее на стол, не запачкайся.

Зоя робко заглянула в вазу. Воды не было, пахло затхлым. Она посмотрела на Тонечкино веселое, приветливое лицо и тихо сказала:

— Я туда… очки бросила.

— Какие?

— Сломанные. Это я их сломала… нарочно.

Зоя перевернула тяжелую вазу, и оттуда выскочили роговые обломки.

— Зачем же ты их сломала? — удивилась Тонечка.

— Да… я думала, она Мика выбросила.

— Кто она?

— Ну, Клавдия Петровна.

— Это ее очки?

Зоя молча кивнула головой.

— И она ничего не знает? — спросила Тонечка. — Ну-ка, Зоя, расскажи мне все по порядку.

Зоя, смущенная и красная, все рассказала Тонечке.

В дежурку вбежала девочка с охапкой душистых березовых веток.

— Тонечка, можно, мы за подснежниками пойдем?

— Идите и Зою возьмите. Беги одевайся, Зоя!

Тонечка подозвала Сороку, Эмму и Мартышку и что-то пошептала им. Девочки стали сразу серьезными. Лица у них сделались почти испуганными.

— Только смотрите не проговоритесь, — сказала Тонечка, оглядываясь на раздевалку. — И последите, чтоб ей не попалась «Пионерская правда».

Девочки закивали головами, подхватили радостную Зою и побежали в парк.

— Давайте «клады» искать, — предложила Эмма.

— Давайте.

— Ой, какой клад вчера нашла Софрончик! Банка из-под консервов, а в ней переводная картинка, карандаш и круглое зеркальце.

— Я еще лучше клад нашла в прошлом году, — перебила Ида. — Коробка из-под конфет, а в ней три бусины, перочинный ножик, еще две раковины и потом… потом… Что еще, Эмма?

— Еще блокнот и шелковые нитки.

— Ну вот, еще блокнот и шелковые нитки. Помнишь, Эмма, мы вместе шли? Я себе иду и ничего даже не думаю, смотрю — из-под моха торчит что-то. Пнула ногой, а там клад! Ну, давайте искать.

Поискали, поискали, но «кладов» на этот раз не нашли. С букетиками подснежников, лениво нежась под весенним солнцем, пошли в школу. Над ними гудели пролетавшие жуки и золотистые мухи. Березы раскрыли клейкие зеленые листочки. От тополей тянуло нежным сладким ароматом.

У Эммы из-под ног выскользнула юркая ящерица.

— Лови, лови, Эмма!

Эмма упала на живот, но ящерица шмыгнула под пень.

— Эх, упустили!

Они сели караулить ящерку. Солнце припекало. Запахло нагретой землей. Помятые подснежники опустили головки. Сорока встрепенулась.

— Пошли, девочки, надо цветы в воду поставить.

— Ты, Зоя, что будешь делать? — на ходу осторожно спросила Эмма.

— Пойду в библиотеку.

— Ты «Пионерку» не читай, — выпалила Мартышка, — потому что, потому что…

Сорока и Эмма свирепо взглянули на нее.

— Там потому что ничего нет, — смутилась Мартышка.

— Там продолжение есть…

— Ничего там нету, — в отчаянии сказала она. — Знаешь что? Побежим наперегонки.

Они помчались к школе. Усталые, задыхаясь, подбежали к крыльцу. Первыми Сорока и Мартышка, Эмма с Зоей чуть-чуть отстали. Из двери выскочил Миша-санитар, возбужденный, потный. Его брови прыгали, черные глаза горели. Он размахивал газетой.

— Ой, ребята, — закричал он, — читали? Одного кинооператора тигр…

— Рябов! — отчаянно крикнула Сорока, вырывая у него газету, и сердито показала на подбегавшую Зою.

Та как будто не слыхала, зато услыхали ребята. Они окружили Рябчика.

— Какой кинооператор?

— Где про это написано?

— Да я сказал не кинооператор, а кино… кино… ну, как это… Ну вот, который еще… — выпутывался Рябчик.

— Снимает, что ли? — подсказывали ребята.

— Да не снимает, а это самое… Ну, как ее… ну… убирает.

— Киноуборщик? — спросил мальчик из третьего «Б».

— Ну да, — обрадовался Миша, — киноуборщик.

— И что он?

— Да ничего особенного, просто так, про него пишут, и всё.

— Выдумал какого-то киноуборщика! — презрительно сказала Эмма. — Пойдем, Зоя.

И они побежали ставить в воду цветы.

— Да ведь я не знал, что это ее отец, — оправдывался смущенный Миша. — И ведь это давно было. А сейчас написано, что ему лучше.

Но Сорока наступала, развернув скомканную газету.

— Видишь, Голубев фамилия и на Дальнем Востоке. Эх ты, «справочное бюро»!

Она хлопнула его по лбу газетой и убежала. На дороге ее перехватила Софрончик:

Сорока растерянно шарила по карманам. Когда кто-нибудь просил показать зелень, обязательно надо было показать что-нибудь зелененькое, иначе проспоришь. С Софрончиком Сорока поспорила на открытку, и уже несколько дней они ловили друг друга. И вот теперь у нее не было зелени. Уже Софрончик залилась торжествующим смехом, как вдруг растерянная Сорока заметила маленький зеленый стебелек от подснежника, застрявший в ботинке. Она радостно выхватила его и ткнула в нос Софрончику.

— Пожалуйста!

У Софрончика вытянулось лицо, и она побежала ловить еще кого-нибудь.

задорно закричала она, налетая на Мартышку.

А Сорока завернула стебелек в бумажку и спрятала в карман.

Вечером, когда Зоя вместе со всеми шла в душевую, ее остановила Клавдия Петровна.

— Пойди сюда, Зоя. — Она отвела ее в сторонку. — Все, все знаю! — торжественно сказала Клавдия Петровна.

Зоя тоскливо переступила с ноги на ногу.

Клавдия Петровна неожиданно обняла ее.

— Глупенькая! И подумать только, вдруг бы ты убежала! — Она горячо поцеловала Зою в лоб и пригладила коротенькие светлые волосы. — Ах боже мой, вдруг бы такая вещь случилась из-за очков!

Клавдия Петровна, взволнованная, отпустила Зою и мелкими шажками пошла в спальню.

Под стихотворением Занька нарисовал Мартышку. Волосы у нее стояли дыбом, из глаз текли извилистые ручьи. Лицо было густо усеяно веснушками. Она махала руками, а свирепый парикмахер заносил над нею огромные ножницы.

Этим стихотворением начиналась стенгазета третьего «А». Сочинил его Прокопец.

Стихотворение про Заньку сочинил Подколзин.