— Нянечка, я застрял, не могу мешок натянуть! — пищал маленький Подколзин.
Около ребят суетились нянечка, тетя Тиша и сестра. Каждого надо было укутать шерстяным одеялом. Отовсюду звали на помощь.
— Ой, я дышать не могу!
— Укутайте, пожалуйста, мне ноги!
— Ка-ак меня запеленали, рук не вытащишь!
— У меня нос чешется вот тут. Нет, вот тут почешите!
Тетя Тиша с растерянным лицом бестолково металась из стороны в сторону и шипела, как паровоз:
— Ш-ш-ш-ш, тише, тише, был звонок на сон.
В школе час отдыха был законом, здесь же, в изоляторе, ребята стали бунтовать. То им было неудобно лежать, то снег летел в лицо и ветер поддувал в какую-нибудь щелку, то они замерзли, то вспотели.
— Скоро вставать? Скоро? — спрашивали они у тети Тиши через десять минут после укладывания.
Рядом с Зоей, с правой стороны, лежали Эмма и Катя. Они отвернулись от нее и тихонько разговаривали. Зоя прислушивалась. О чем они?
— Нечего тебе, Зоя, подслушивать, — запальчиво сказала Эмма, — все равно Сорока со мной дружит.
— Ну и пусть! Очень она мне нужна, — зло ответила Зоя и отвернулась.
С шумом влетел Занька:
— Трам-там-там! Эй, вы! Признавайтесь, кто стащил мою кровать с меткой?
Он подошел к кровати, на которой лежал Чешуйка, отвернул одеяло, внимательно оглядел ножку и, размахивая растопыренными пухлыми пальцами, ехидно сказал:
— Эге-ге-ге, слезайте-ка с моей раскладушки, сеньор Чешуя!
Но «сеньор Чешуя», подскочив как ужаленный, залепетал быстро и взволнованно:
— Ничего не твоя, я и вчера на ней спал! — И он крепко ухватился за край кровати.
Занька молча схватил кровать и вместе с Чешуйкой перевернул на пол. Тот вынырнул, схватил раскладушку за изголовье и начал тянуть в свою сторону.
— Слышишь, как скрипит? — кричал Чешуйка. — Моя так же тонко скрипела.
— Ну и пусть скрипела, а только, если хочешь знать, это моя раскладушка: у нее черное пятно на ножке. Вот, смотри, Чешуй несчастный!
Занька взял за ножку, но «несчастный» Чешуй не стал смотреть, а рванул раскладушку к себе изо всех сил. Раздался треск, и оба упали. В руках у Заньки осталась деревянная ножка с черным пятном, а Чешуйка барахтался под сломанной раскладушкой. С другого конца веранды бежала испуганная тетя Тиша.
Ребята раскутались, захихикали, подняли спор.
— Это Чешуйкина кровать.
— А ты почем знаешь?
— Она у него всегда так скрипит.
— Сам ты скрипишь! На ней Занька вчера спал.
— Что за класс этот третий «А»! Чистое наказанье, даю честное слово! — рассердилась няня, унося сломанную кровать.
Понемногу успокоились. Из-под меховых капюшонов торчали вздернутые носы и щеки, разрумяненные морозом.
Через сетку веранды виднелась темнозеленая стена леса. Пахло горьковатым дымком. С сосен от ветерка сыпался снег. Звенели льдинки. Тук-тук-тук! Где-то совсем близко стучал дятел. С шумом проехал грузовик, должно быть на кухню.
Занька вертелся на новой раскладушке и искоса поглядывал на лежащего рядом Чешуйку. Бедняга долго обиженно шмыгал носом. Ему было жаль сломанной раскладушки с черным пятном на ножке, которая умела так приятно и тонко поскрипывать. Новая совсем не скрипела, как он ее ни раскачивал.
На его шершавом длинноносом лице остались две полосы от слез. Спать ему не хотелось, лежать без дела скучно. Как нарочно, нигде не торчит ни единого перышка. Он осмотрел всю подушку, покосился на тетю Тишу, которая водила покрасневшим носом по книге, и осторожно мизинцем проковырял дырочку в ветхой наволочке. Оттуда он вытащил длинное перо, золотисто-зеленое с синим отливом, должно быть из петушиного хвоста, и стал поддувать.
Перо тяжело кружилось и падало на одеяло, а Чешуйка, красный, надув щеки, старался поддуть его к потолку.
Один за другим ребята раскрыли глаза и зашептали:
— Да ты не так дуешь, Чешуйка! Дуй, дуй вправо! Выше его гони!
Занька забыл про ссору, раскутался, перегнулся к Ивину и помогал поддувать.
— Сильней, сильней дуй, Чешуйка, — шептал он, весь багровый от усилий.
Тетя Тиша услышала шопот, увидела летающее перышко, захлопнула книгу и пошла к веселой компании.
— Тише, тише, тише! — испуганно зашипела она.
Поймала перышко, скомкала в комочек и выбросила за сетку.
Зое стало жаль перышка. Она легла на спину. Видно ей голубое ясное небо без единого облачка и светлые верхушки сосен, запорошенные снегом.
Слышны далекие веселые крики.
Надоело смотреть в небо. Она выдернула ниточку из шерстяного одеяла, скрутила шарик и стала подбрасывать кверху.
Глава шестнадцатая
Обнявшись втроем, Сорока, Эмма и Мартышка громко хохотали и толкали друг друга в сугробы. Они снова стали неразлучны. Вечером на прогулке к Зое подбежала Мартышка, молча сунула ей записку и убежала к девочкам. Зоя подошла к фонарю, развернула записку и прочла:
«Зоя! Катя Сорокина с тобой дружить не будет, потому что ты очень много командываешь, говоришь: очень нужна мне Сорока, и еще ты очень много воображаешь. Прошу не командовать. Атдай Катину ленту, а если не адашь, то мы не будем никогда с тобой водитца. Ну, Зойка, дружба прекращается навсегда.
Эмма, Катя и Мартышка».
Зоя вспыхнула, разорвала каракули на мелкие клочки и втоптала их глубоко в снег. «Это все Эмка! — с ненавистью подумала Зоя, и горячие слезы подступили к глазам. — Не хочет, чтоб Катя со мной дружила».
Обиженная, она бесцельно бродила вокруг изолятора. В окно второго этажа было видно, как девочки побежали наверх, в спальню. «Наверное, от тети Тиши прячутся», подумала Зоя. И правда, вслед за ними по лестнице поднялась тетя Тиша.
Многие ребята из третьего «А» теперь упорно не хотели гулять. Тетя Тиша вытаскивала их из-под кроватей, из-под лестниц; они убегали, прятались, и снова она охотилась за ними.
А на улице крепкий декабрьский морозец пощипывал нос. Снег скрипел под ногами.
На черном небе загорались крупные дрожащие звезды. Переливаясь голубым огнем, сияла Венера.
Тетя Тиша, замученная и расстроенная, вышла на прогулку. Все, кто не катался на катке, окружили тетю Тишу.
— Ольга Юрьевна, расскажите нам про звезды.
— Вон эта какая звезда?
— Да я близорука, ребята, не вижу.
— А вы очки наденьте, Ольга Юрьевна.
Тетя Тиша не любит очки. Она долго роется в карманах, медленно протирает стекла и долго осматривает небо.
— Вот эта — Венера, а эта, красноватая — Марс.
— Ну вот, Подколза, а ты спорил, что это Меркурий.
— Лучше всех Венера.
— А почему эта звезда мигает, а вот эта нет?
— Ольга Юрьевна! А как звезды сделались?
— А почему вот эти, вон, вон, мигают?
Ребята хотели знать все. Какое расстояние от земли до луны, можно ли жить на звездах? И почему около луны бывает круг?
Тетя Тиша рассказывала монотонным голосом, а ребята жадной толпой облепили ее со всех сторон, смотрели ей в рот и на небо и, запинаясь на ходу, старались не пропустить ни одного слова, потому что слушать про небо очень интересно.
Ребята заслушались. Сорока рассеянно взяла под руку Лермана, а он даже не заметил. Так и гуляли по темной аллее.
А когда вышли на освещенное место, Подколзин, который пятился задом, вдруг взглянул на Лермана, схватился за живот и залился визгливым смехом.
— Ой, не могу! — закричал он. — Ой, не могу, робюшки!
— Да чего ты, Подколза?
— Что это он? — спрашивали ребята.
Смеялся он так заразительно, что, глядя на него, захохотали все и даже тетя Тиша.
А Подколзин, весь красный, держался за живот, трясся, задыхался.
— Лермашка-то… — простонал он сквозь слезы и махнул рукой на Лермана, — Лермашка-то… ой, не могу!.. Под ручку гуляет!
И тут все увидели, что Сорока держит под ручку Лермана. Ребята кричали, падали, катались в снегу от смеха. Лерман, красный и злой, выдернул руку и крикнул:
