— Если бы в вашем колхозе партбюро по-настоящему занималось политико-массовой работой, то не оставалось бы времени для козней и драчек. — Играя авторучкой, Зухра Каримовна пристально поглядела на Шербека. — На этот раз в партбюро нужно избрать людей, которые чувствовали бы ответственность перед партией и народом. Главное — избрать работящих людей, запомните это.

Когда Шербек, распрощавшись, уже собирался уходить, Зухра Каримовна неожиданно спросила:

— В Аксае есть врач Нигора Назарова?

Сердце Шербека замерло, когда услышал это имя.

— Да, есть.

— А к тому Назарову она имеет отношение?

— Имеет. Это его дочь.

— Так вот от нее тоже поступило заявление. Эти врачи, оказывается, интересный народ. Думала, что заняты только своими рецептами, а вот она предлагает целую систему профилактики. Понаписала столько наименований различных болезней, что без консультации медицинского работника не обойтись. Какой-то девантас...

— Девостация.

Зухра Каримовна вынула из голубой папки, что лежала на столе, заявление Нигоры и протянула Шербеку:

— Вот взгляните.

В заявлении говорилось о том, что в Аксае очень много людей, болеющих «профессиональными заболеваниями» животноводов (бруцеллез, глисты), эти болезни нужно ликвидировать полностью. Люди, к которым она обращалась по этому вопросу, — главврач сельской больницы и заведующий райздравотделом, — на все ее доводы спокойно советовали: «Занимайтесь своими обязанностями, лечите больных, а среди населения пропагандируйте, чтобы употребляли молоко хорошо прокипяченным, а мясо в сваренном виде». В конце заявления говорилось, что при объединенном усилии врачей с ветеринарами и зоотехниками можно ликвидировать в корне эти профессиональные заболевания, которые «гложут животноводов», а также перечислялись конкретные мероприятия, которые необходимо провести в жизнь.

Когда Шербек пересказал содержание заявления Зухре Каримовне, она воскликнула:

— Ох-хо! Эта девушка смотрит, оказывается, далеко вперед! Раз так заботится о здоровье людей и борется с твердолобыми консерваторами, значит хорошая девушка, а?

— Хорошая девушка, — подтвердил Шербек.

— Наверное, красивая девушка?

— Красивая девушка, — сказал Шербек и покраснел, заметив усмешку Зухры Каримовны.

— Раз предложения Назаровой полезны, так почему же мы их не используем? Что нам мешает? Есть ли у нас возможности?

— Зухра Каримовна, над этим вопросом думали ученые прошлого и настоящего. Раньше нельзя было разрешить этот вопрос. Нынче можно, потому что сейчас достаточно специалистов-медиков различных профилей, достаточно медикаментов. Однако было бы правильнее решать эту проблему в союзном масштабе. Конечно, можно провести девостацию в Аксае или по району. Но через некоторое время бруцеллез и глисты снова будут занесены из других районов.

— Выходит, вы советуете оставить положение прежним?

— Нет... почему же... — Шербек почувствовал, что еще немного — и он попадет в число консерваторов, поэтому стал торопливо объяснять: — Ведь мы уже начали борьбу против глистовых заболеваний, начиная с собаки и кончая мелким скотом, обследуем всех животных. Мелкий и крупный рогатый скот, больной бруцеллезом, уничтожаем, со здоровыми проводим профилактику. Короче говоря, Зухра Каримовна, сделаем все возможное, чтобы охранить здоровье людей. А на борьбу с разносчиками болезни крысами и мышами придется поднять всех — от мала до велика.

— Очень хорошо, вы — там, а мы — здесь. Сегодня же вызову этих твердолобых бюрократов из районного отдела здравоохранения. Что касается продвижения тонкорунных овец дальше в колхозы и совхозы — не беспокойтесь, сделаем.

Из райкома Шербек направился в районную прокуратуру, а оттуда в отделение милиции. С помощью Зухры Каримовны он не дал ходу делу Кузыбая, а взял его на поруки.

Когда, закончив дела в районе, он выбрался в обратный путь, давно уже наступила темнота. При свете фар видно, как танцует, вихрится падающий снег. Иногда ветер заносит его сквозь щели в машину. Дорога на Аксай белая, чистая — нет ни одного следа. Шербек иногда поглядывает в зеркальце: на заднем сиденье в полумраке вырисовывается угрюмое лицо Кузыбая. Шербек включил печь. «Интересно, о чем он сейчас думает?» От неловкого движения у Шербека заныло плечо. Он прибавил газу. Мотор со злостью взревел. Дрожь машины через баранку передалась Шербеку. Стук поршней гулко отдается в висках.

А снаружи тьма, снег валит и валит. Телефонные столбы, ветви деревьев, укутанные белым снегом, бегут навстречу машине.

Шербек забыл про Кузыбая, величественная природа, укутанная в семь чачванов, завладела его мыслями. К своим детям она то заботлива, то жестока. Шербек попытался представить ее себе в образе человека. Почему-то перед глазами вставала Зухра Каримовна. Шербек, не отрывая взгляда от запорошенной дороги, усмехнулся. Действительно, в них есть что-то общее. Величественная... даже в старом, рваном халате сохранила бы свою прелесть. Посмотришь раз — будто веет от всего существа ее женской лаской, лицо гладкое, смуглое. В другой раз взглянешь — резкий, властный мужчина: слова бьют как плеть.

«Подкалывает: холостяк, дескать, — улыбаясь, вспомнил Шербек. — Мол, будут говорить, что ступил не на ту стежку. Что же, холостяцкая жизнь — социальное бедствие? А сама? Почему не заведет мужа? Может, она вот так, одна-одинешенька, хочет пройти по жизни, отдавая все только работе? Или еще жива боль о первой и единственной любви?»

Шербек резко сбавил газ: внизу мелькнули огоньки Аксая.

Машина с ветерком пролетела центр кишлака и снова выехала в поле.

Шербек отвез Кузыбая прямо до загона. Кузыбай вылез из машины все такой же хмурый, с обнаженной головой. Шербек, вынув из кармана пальто свернутую тюбетейку, протянул ему.

— На, позабыл у меня в кабинете...

Кузыбай взял тюбетейку, но почему-то не надел, а спрятал за спину и что-то буркнул, глядя в землю.

Кто-то стоявший у двери домика на краю загона вдруг сорвался с места и, покачиваясь, словно пьяный, побежал к машине. Шербек сразу узнал: Мухаббат.

Шербек лихо развернул машину и, высунувшись из окна, громко крикнул Кузыбаю, все еще стоявшему неподвижно:

— А нож не отдам, это мне от тебя на память!

Завязывая перед зеркалом галстук, Шербек за своей спиной увидел мать.

Хури-хала поставила на стол шир-чай[43], лепешки и уселась, приготовившись к разговору. Шербек улыбнулся, зная, о чем будет этот разговор. Все та же старая песенка: когда женишься?

И действительно, мать спросила:

— А ты знаешь, за что тебя ножом пырнули?

— Знаю, мать.

— Теперь каждый мужчина, у которою есть мужское достоинство, будет коситься на тебя. И это знаешь?

Шербек фыркнул.

— Говоришь для его же пользы, а он смеется. По мне, хоть всю жизнь бегай в холостяках!

Шербек почувствовал, что мать обиделась.

— Мамочка... Я на все согласен, что вы скажете. Если скажете сегодня — сегодня женюсь.

Хури смягчилась.

— К кому же пойти? Две дочери завсельпо уже налились соком и ждут женихов. А у Эрмухана-казаха младшая — ух, и девка!.. Ее дед сказал, что если бы старые времена, то цена ей наивысшая — девять баранов, девять лошадей, девять голов рогатого скота...

— Ладно, мама, вы подумайте, и я подумаю, к кому идти. Сами понимаете... торопиться не следует.

— Да, сынок, дело жизни... Говорят: «Поспешишь — людей насмешишь»...

— До чего же вы у меня мудрая, мамочка! А теперь разрешите — пойду посмотрю, что делается в изоляторе.

«Опять обманул, — подумала Хури, когда калитка захлопнулась за Шербеком. — И как это у него ловко получается».

В изоляторе теперь была уже более спокойная обстановка, хотя машины все еще доставляли из загонов больных овец и ветеринарный врач методично вонзал иглу в шею каждой овцы, не обращая внимания на ее крики.

Шербек терпеть не мог стоять над душой у человека, когда он работает. Поэтому, добравшись до изолятора, сразу же надел халат и взял в руки шприц. Но, работая, он не переставал ломать голову над проблемой, как ускорить лечение овец, — ведь на каждую овцу приходится тратить время, а сколько их, еще дожидающихся своей очереди! Взгляд его машинально скользнул по загону и задержался на овцах, прильнувших к деревянной бадье с солью. Молнией сверкнула мысль. Словно увидев диковинное зрелище, он, не отрываясь, глядел на овец, спокойно жующих соль. «А что, если?..» Шербек бегом бросился к домику Суванджана, схватил ведро соли, вернулся к бадье.