— Мы не нуждаемся в отдыхе, генерал.

— Это приказ. Вся бригада «D» будет отдыхать. Полковник Шмуэль вернулся в бригаду и велел всем немного поспать. Экипажи разделились надвое — одни спят, другие стерегут — и первые легли на мягкий песок и заснули. Но ненадолго.

В Шейх-Зувейде бригада «D» взяла первых военнопленных, включая подполковника. Его попросили сесть на землю вдали от остальных пленных. Никто не знал, что с ними делать. Танки все время двигались вперед, и личный состав не располагал временем для того, чтобы заниматься пленными. Каждый офицер старался спихнуть проблему на того, кто придет вслед за ним. Часть, захватившая египтян, окружила их колючей проволокой, а поскольку подполковник сидел отдельно, вокруг него сделали отдельную выгородку. Подполковник возбуждал всеобщее любопытство, и скоро во время остановок некоторые стали заговаривать с ним по-английски. На нем была отлично отглаженная легкая форма цвета хаки, черные башмаки из хорошей кожи и кольца на пальцах. У него обозначался кругленький животик, щеки казались нежными и мягкими. Он вообще не производил впечатление человека военного.

Он немедленно и охотно отвечал на любой вопрос, не уставая твердить что не любит войну, что он — мирный человек, что его служба в инженерных частях не требовала от него участия в боевых действиях, что решал он чисто инженерные задачи — задачи обеспечения и ничего больше. Он настойчиво повторял стоявшим вокруг танкистам, что нет человека более любящего мир, чем он.

— Сколько вы пробыли на Синае? — спросил его сержант.

— Двадцать суток, сэр. Я прибыл сюда из Йемена. Приказ. Поверьте мне, сэр, без приказа ничто не заставило бы меня приехать сюда — кроме разве что рыбная ловля, которую я, признаюсь, очень люблю. Может быть, я бы даже ослушался приказа, но я такой страстный рыболов. Вы же видите, по натуре я вовсе не воинственный человек. Нет, без приказа я никогда не оказался бы здесь, уверяю вас. Но мне так нравится ловить рыбу.

В его голосе звучали нотки подлинной печали. Худощавый, усатый младший офицер, находившийся поблизости от ограждения, закричал подполковнику на арабском:

— Заткнись!

Подполковник мягко упрекнул его за грубость, после чего между ними завязался сопровождавшийся богатой жестикуляцией диалог.

Когда пришел приказ о броске на эль-Ариш, один из танкистов положил флягу с водой на землю неподалеку от подполковника, затем часть исчезла из виду по пути к Джеради, и пленные остались без охраны, если не считать находившейся на некотором удалении танковой части, занимавшейся ремонтом и профилактикой машин. Египтяне продолжали сидеть в своих загончиках — отдельно подполковник и отдельно другие. Они сидели и терпеливо ждали. Позднее другая танковая часть остановилась поблизости по пути в Дже-ради, и люди с интересом разглядывали пленных. Один из командиров рассвирепел из-за того, что их оставили без охраны (хотя сам он тоже не мог выделить на это людей). Что взбесило его более всего — фляга с водой, лежавшая рядом с подполковником. На ней красовалась большая буква «7», подтверждавшая, что фляга — собственность ЦАХАЛа. На глазах командира совсем недавно погиб его лучший друг; в ярости он отшвырнул флягу. Тем временем часть получила приказ двигаться дальше и тоже исчезла из виду. Затем появилась мотопехота. Один из лейтенантов, пораженный видом пленных — так нельзя обращаться с людьми! — дал им напиться из канистры. Но и ему пришлось уйти, опять бросив египтян без присмотра, но с запасом воды, оставив им возможность поступать как вздумается до момента появления следующей израильской части.

В эль-Арише дивизия Таля взяла множество пленных, включая двух генералов: командира артиллерии, замещавшего командира 7-й дивизии, и командира артиллерийской бригады. Исполнявшего обязанности командира 7-й египетской дивизии привели к генералу Талю незадолго до того, как бригада «D» атаковала Бир-Лахфан. Во избежание кровопролития Таль попросил египтянина убедить солдат в Бир-Лахфане сдаться, так как их судьба в любом случае решена.

— Я люблю своих солдат, как собственных сыновей, — ответил генерал, — и я не хочу проливать их кровь. Но я солдат, и вы не можете ожидать, что я соглашусь выполнить вашу просьбу. — Вместо этого он предложил поговорить с артиллеристами на береговых батареях. — Вы, возможно, не знаете, но эти батареи легко разворачиваются на 360 градусов, и они могут представлять угрозу для вашего тыла. Вот им я могу предложить сдаться, поскольку эль-Ариш уже пал.

Солдаты из группы Исраэля отвезли его к береговым батареям, но когда они прибыли туда, орудийная прислуга уже разбежалась, успев вывести из строя пушки. Прибыл вертолет и увез обоих генералов в Израиль для допроса.

На второй день войны пленных брали немного. Большинство египетских солдат прятались по деревням и лагерям за первой линией обороны или убегали далеко в пустыню; они сдавались, только когда их вынуждали к этому голод и жажда, спустя несколько дней. На аэродроме в эль-Арише дивизия впервые своими глазами увидела результаты рейдов Израильских ВВС. Аэродром походил на город привидений. О воздушных налетах напоминали только превращенные в прах самолеты и изрытые воронками взлетные полосы, все прочее осталось нетронутым. В продовольственных складах и войсковых лавках сохранилось огромное количество сигарет, галет и мясных консервов, не лучшего качества, но поначалу они показались солдатам деликатесами, так что люди кинулись набивать животы. Даже некурящих убеждали попробовать египетские сигареты.

Руби, радиотехник полковника Шмуэля, заметил, что командир бригады ничего не ест, только пьет черный кофе, который для него приготовили на короткой остановке. Он предложил командиру мясной сэндвич, от которого полковник, еще не отошедший от напряжении, боя и находившийся под впечатлением приказа генерала Таля об отдыхе, отказался. Но поняв, что предложенная ему еда из египетских складов, комбриг пришел в ярость. Из своей бронемашины он увидел двух солдат из резервной части, обыскивавших брошенный вражеский грузовик в поисках трофеев. Комбриг сжал кулаки и едва не выскочил из машины, чтобы учинить немедленную расправу, но подавил ярость и приказал Руби привести к нему солдат. Того, который уже набрал добычи, полковник приказал арестовать.

Арестованный чувствовал себя несправедливо обиженным и стал кричать:

— Если бы египтяне взяли Тель-Авив, там ничего бы не осталось. А вы сажаете меня под замок за то, что я взял сувенир!

Руби испугался, что полковник сейчас разорвет парня на клочки и быстро угомонил крикуна.

По рации из Южного командования оповестили о скором приезде в дивизию командующего силами Израиля на юге генерала Иешаягу Гавиша. Для ориентира вертолетчику взорвали цветную дымовую шашку, и в 18.20 генерал Гавиш бодро вышел из вертолета. Он привез новости. Из показаний военнопленных стало известно, что командование в Каире приказало египетской армии отступить на вторую линию обороны. В соответствии с этими данными, трем израильским дивизиям предписывалось продолжать продвижение и преследование противника. Два генерала посовещались и решили, что дивизия Таля будет развивать наступление одной колонной на направлении Бир-Лахфан — Джебель-Либни — Бир-Гафгафа — Исмаилия, а другой — вдоль оси эль-Ариш — Кантара.

Таким образом, преследование началось на второй день войны и завершилось с ее окончанием.

Генерал Гавиш улетел на вертолете в другие дивизии, а генерал Таль вновь выбрал бригаду Шмуэля авангардом наступления, поскольку бригада «М» еще не перегруппировалась, и ее технику предстояло заправить горючим и провести ремонт после трудного марша по пескам. Бригада «D» не только лишилась обещанного короткого отдыха, но и вновь должна была возглавить дивизию, о чем полковник Шмуэль вовсе не сожалел. Он мгновенно преисполнился бодрости, точно сразу забыв о нескольких бессонных ночах. В 19.30 бригада «D» устремилась вперед через безмолвную пустыню под чистым и усыпанным звездами небом.