…Они лежали в самых различных позах, и страшный глаз изучал их сверху. Удивительное заключалось в том, что все они были живы. Гигантская ладонь приютила сослуживцев в полном составе. Голос, падающий с небес подобно раскатистому грому, без сомнения принадлежал Панкратило. Дмитрий разбирал лишь отдельные слова, но общий смысл до него тем не менее доходил.
— Куда же вас теперь, родимых? Родимых и таких упряменьких? Под каблук? Или кошечкам поиграть?..
— Смотрите! Это же наша комната!
Дмитрий огляделся. То, что Антоша назвал комнатой, было настолько огромно, что далекий потолок вполне подходил под определение неба, а мебель, возвышавшаяся там и тут, напоминала горы Закавказья.
— Аквариум! Он несет нас к аквариуму!
Решение, которое принял великан, повергло их в трепет. Стеклянный куб, формами и размерами напоминающий здание ЦУМа, приближался с жестокой неотвратимостью. Подобием самолета ладонь вознеслась над водой, и Дмитрий разглядел далеко внизу подвижные спины меченосцев. Рыбины, шныряющие в зеленоватой глуби, чем-то напоминали акул, их острые серповидные хвосты то и дело показывались на поверхности, заставляя сослуживцев вздрагивать.
— Цыпа-цыпа-цыпа!.. — пальцы циклопа медлительно раздвинулись, плоскость, на которой они лежали, накренилась. Уцепиться было совершенно не за что, и с криками один за другим они посыпались в глянцевую гладь аквариума.
Пережив холодную стремительность полета, Дмитрий погрузился в воду. Он тотчас отличил ее непривычные качества. Не было ни брызг, ни звонкого плеска. Зато и держаться на плаву оказалось значительно легче. Справа с выпученными глазами барахтался Казаренок. Было ясно, что плавать он абсолютно не умеет. И все-таки он тоже не тонул.
— Савченко!.. Ты не видел Савченко? — рядом с Дмитрием из воды показалась голова Чилина. — Надо собрать всех вместе!
Дмитрий молча ему позавидовал. Даже в этой экстремальной ситуации Чилин оставался прежде всего начальником. Чувствуя ответственность за людей, он готов был объединять, сплачивать и вдохновлять. Вот бы кого на место Митрофанушки, да только не выйдет. Из века в век люди предпочитают занимать места чужие. Оттого и катится все в тартарары, ругань вытесняет обычную речь, а в народных избранников хочется швырять гнилыми помидорами.
— Нужно плыть к кормушке, слышите?..
Дмитрий кивнул. В несколько гребков дотянулся до Казаренка и, ухватив коллегу за шиворот, медленно поплыл в сторону покачивающегося на воде понтона. Именно так теперь выглядел пенопластовый прямоугольник кормушки.
— Рыбы! Остерегайтесь рыб!
Дмитрий встревожено закрутил головой. Казаренок пуще прежнего забултыхал ногами и руками. Кричал Антоша. Он первым заметил опасность. То, чего они мысленно опасались, произошло. Оголодавшие меченосцы приняли их за корм и предпринимали атаку за атакой. И снова с небес покатились громовые раскаты.
— Цыпа-цыпа, рыбоньки!..
Великан склонился над аквариумом и удовлетворенно прищелкнул языком. Выпрямившись, величавым шагом двинулся вон из комнаты.
— Мерзавец! — Челентано колотнул по воде кулаком. Его только что укусил один из меченосцев. — Ушел-таки!..
— Бейте их в рыло, как акул!
Опустив глаза, Дмитрий рассмотрел, как из зеленоватой глуби наверх поднимается изящная тень.
— Ходу, Казаренок! — он взбрыкнул ногами, угодив по чему-то живому, и с силой потянул за собой маэстро канцелярских дел.
Уже через несколько мгновений они цеплялись за обросший водорослями скользкий край кормушки. Опередив всех, на понтон вскарабкался Антоша и, плюхнувшись на колени, стал помогать Казаренку.
— Вот зараза! Все-таки тяпнула одна! — Чилин выбросил на плот тренированное тело, перекатился на спину. Плечо его кровоточило. Савченко, держись!
Лишь оказавшись на зыбком клочке суши, Дмитрий разглядел, что рыбины все свое внимание переключили на отставшего оперативника. Захлебываясь и кашляя, тот бил их руками и ногами, временами надолго скрываясь под водой.
— Черт! Да это никак Варфоломей его треплет! Не сдох, значит, подлюка.
— Держись, Коля! — Челентано вытряхивал из пистолета воду. — Сейчас мы им зададим…
Щелкнула запасная обойма, в уши ударило выстрелом.
— Давай, Чилин! Лупи их в хвост и в гриву! А ты, Савченко, шуруй на всю катушку!
Пули впивались в воду, прорезая длинные пузырчатые лучи. Некоторые из них достигали цели, заставляя меченосцев выписывать бешеные круги, взвиваться малиновым телом над водой. Вскоре Колю Савченко уже выдергивали на пенопластовую твердь.
— Эй, господа хорошие, опрокинемся! — Дмитрий заметил, что кормушка опасно кренится. Все шестеро рисковали вновь очутиться в жутковатой близости от оголодавших хищников.
— Подумать только, меченосец размером с корову! — губы у Савченко дрожали. Жалкий, вымокший до нитки, он походил на перекупавшегося подростка.
— Да уж… Вернись все обратно, лично вышвырну этот ящик на улицу! Чилин, морщась, изучал покусанное плечо. Придвинувшись к нему ближе, Дмитрий оторвал от рубахи широкую полосу и занялся оказанием первой помощи.
— Инстинкты, господа-товарищи, грубые инстинкты! В сущности, милые меченосцы не алчут крови, они попросту хотят кушать.
— Вот бы и кушали друг дружку!
— А это уже каннибализм.
— И что с того? Нормальная вещь! Каннибализм…
Человек в широкополой шляпе возник из воздуха, из ниоткуда. Пышные усы его дымились, дыхание со свистом вырывалось из ноздрей и простреленной груди. Александр сразу обратил внимание на залитый кровью плащ незнакомца. Предчувствуя самое недоброе, оглянулся на Маципуру. Тот уже держал усача на прицеле.
— Не стоит, молодой человек. Как видите, сегодня в меня уже стреляли и без особого успеха… — повернув голову, странный человек неожиданно рявкнул. — Зинка! Ты все-таки упустил их! Я что тебе говорил?!..
— Пан Панкратило, выслушайте! — Громбальд забегал вокруг человека в шляпе. — Ей богу, старался, как мог. Вот и свидетели, простые мирные граждане. Один, правда, убежал, но можно еще вернуть. Вы же знаете, как я бегаю. Как говорится, сложное — трудно, простое — труднее. А тех, что в машинах… Поверьте, их было не меньше сотни. И все, как один, с ПТУРСами. Грубые отвратительные типы! Ударили Громбальда в нос, ударили в ухо… Пожалуйста, полюбуйтесь! Вполне возможен перелом надкостницы, — у Громбальда вновь побежало из носа. Он жалобно зашмыгал, глаза его увлажнились. — Вы же знаете, ради дела я готов на все. Даже на предательство. Но эти мерзавцы наводили на меня ПТУРСы. Шесть или семь штук сразу. Как говорится, еще немного, и бедного Громбальда можно было бы собирать по кусочкам…
Последние слова он почти пропищал. Панкратило молча поманил его пальцем, и он покорно поплелся к усачу.
— Никогда не ври, когда ответствуешь перед кандидатом! Дхарма, милый мой, — это дхарма! Впрочем, ты и сам знаешь, — медный кулак обрушился на голову Зиновия. — В следующий раз получишь звонче. Вот так… Ага! А это еще что за театр?
Взор Панкратило пробежался по Александру и распростертому на асфальте двойнику.
— Зиновий! Я тебя спрашиваю!
Причитая и охая, Громбальд принялся объяснять, что было вполне честное намерение задержать и немножко, как говорится, припугнуть. И все бы вышло замечательно, если бы неожиданно не наехали машины Мамонта…
— Ясно, — Панкратило нервно шевельнул плечом, и злосчастный труп растворился в воздухе. — Машины, стало быть, уехали, один из свидетелей удрал, остались только эти пятеро.
— Пятеро, — Громбальд энергично закивал. — Как есть пятеро. Цифра магическая, в некотором смысле роковая…
— Не болтай попусту!
— Так ведь я и говорю: пятеро правдолюбцев, с коими была проведена беседа на тему о вреде мифоманства и фрустрационных иллюзий, подмывающих общественный фундамент…
— Короче!
Глотая слова, Громбальд заторопился.
— Я… То есть, в смысле обоюдоострого понимания, как вы и велели, придерживался стратегии ригоризма. Четко, ясно, по инструкции. Однако, в связи с нехваткой времени для комплексного изложения незыблемых основ, увы, не сумел, не оправдал. И как бы ни было горько, позиции костного пуризма временно одержали верх. Хотя и были расшатаны на малую толику. Я бы сказал: на пару или тройку йот, что, впрочем, тоже свидетельствует о некотором здравомыслии вышеупомянутой пятерки, хотя и с преобладанием мнимого потенциала. Йотовая компонента — вещь весомая. Я бы назвал ее тенью, убивающей цивилизацию!..