которую мы называем свободным эпическим стилем.

Но опять-таки здесь ни в коем случае нельзя впадать в какую-нибудь крайность:

принижать гомеровской серьезности никак нельзя. В том-то и заключается вся

удивительная сложность и в то же время так непосредственно воспринимаемая простота

художественного стиля Гомера, что ирония и юмор сплетаются и даже отождествляются с

весьма серьезным отношением к жизни. Ахилл гневается всерьез, и заваливает он все поле

сражения троянскими трупами. Да и Одиссей укладывает женихов и казнит неверных слуг

тоже всерьез, а не ради юмора. И вообще содержание обеих поэм в основном весьма

серьезное, даже трагическое, тут не до шуток и не до комедий. Но надо сказать, что вся эта

серьезность какая-то наивная. Все это есть то, что можно называть детством человечества.

Ирония и юмор, столь обильно представленные у Гомера, самым причудливым

образом переплетаются у него с этим серьезным отношением к жизни, как бы это

отношение ни было наивным.

6. Бодрая жизнерадостность и неутомимость, несмотря на постоянные

страдания и несчастья. Это здоровое и наивное сознание гомеровского грека, может

быть, определяет собою также и бросающуюся в глаза его жизнерадостность, его вечную

бодрость и неутомимость и какую-то безболезненность в перенесении страданий.

Страданий у Гомера изображено очень много. Можно сказать, что обе поэмы прямо

переполнены изображением человеческого страдания. Но в то же время у Гомера поражает

эта бесконечная выносливость и оптимизм, не покидающие его героев в самые

трагические минуты их жизни.

Вспомним «многострадального» Одиссея, ушедшего на войну тотчас же после

вступления в брак и рождения ребенка и терпевшего все невзгоды войны и послевоенного

скитальчества целые 20 лет. Одиссей – одно из самых последних созданий ионийского

гения, настолько же подвижного, предприимчивого, смелого, решительного и всегда

бодрого, насколько и чувствительного, многострадального и терпеливого во всех

несчастьях жизни. Одиссей – это одна из самых последних и завершительных идей

эпического творчества. А, следовательно, совмещение бодрости и нескончаемых

страданий – это есть последнее достижение гомеровского творчества, достижение яркое,

поражающее своей силой, и духовно прекрасное. [208]

Задаваясь вопросом о том, в каком стиле поднесены у Гомера герои и вся их жизнь,

невозможно пройти мимо столь разительного совмещения человеческих свойств, обычно

трудно совмещаемых и возникающих в жизни как неимоверная редкость и недостижимый

героизм.

7. Вольно-эстетическое свободомыслие. Наконец, следует указать еще одну черту

свободного эпического стиля у Гомера – это большое свободомыслие поэта, который

никогда и нигде не унывает, но везде находит предметы для своего рассмотрения и

интереса, а то и прямо любования. Перед нами здесь люди, которых необходимо считать

сильными натурами и независимыми деятелями. Они ровно ничего не боятся. Они

свободно странствуют, где им захочется или куда закинет их судьба; и для них все

решительно в жизни интересно. Такие эпитеты, как «прекрасный» или «божественный»,

применяются у Гомера ко всем предметам без всякого исключения, ко всем вещам и

лицам. Можно прямо сказать, что роскошь, обилие, полнота и цветущее состояние

жизни являются у него самыми настоящими принципами изображения действительности.

У него никогда нет будней. Для него жизнь вечно празднична, вечно торжественна, всегда

неистощима в своей стихийной красоте, в своей неисчерпаемости, в своей неутомимой

пульсации. Для Гомера нет ничего непрекрасного. Этот свободный и независимый дух

ионийского поэта веет у Гомера решительно с каждой страницы и с каждой строки.

Потому-то и остался Гомер таким нерушимым художественным авторитетом на всю

античность, да и не только на античность. Если бы Гомер отражал собой только одну

общинно-родовую формацию, он был бы забыт вместе с гибелью этой последней. Если бы

он отражал собою только одну рабовладельческую формацию, он тоже не остался бы

известен после ее разложения. Но все дело в том и заключается, что он отражает не то и не

другое. Он достаточно освободился от общинно-родовой формации, чтобы рассматривать

ее со стороны. А это уже ставит его выше родоплеменной общины, как бы он ни был с

нею связан фактически. С другой стороны, – и это мы тоже очень хорошо знаем, – у него

еще нет никакой рабовладельческой идеологии, а скорее есть ее предчувствие и, даже

больше того, ее осуждение. Промежуточное положение между двумя начальными

формациями, при всей его зависимости от них, в значительной мере освободило его от

них. Он взял от первой формации ее мифологию, но обезвредил, перенеся в

художественную область; и он взял от рабовладельческой формации ее свободомыслие, но

обезвредил его своей наивностью. Получилось то удивительное гомеровское

свободомыслие, гомеровское вольно-эстетическое свободомыслие, которого не было ни у

кого ни до него, ни после него и которое поставило его выше этих двух эпох, а заодно и

выше всей античности. Эту сторону Гомера прекрасно [209] понимал Белинский (Полн.

собр. соч., 1954, V, 37), который писал: «...„Илиада» и „Одиссея», будучи национально-

греческими созданиями, в то же время принадлежат всему человечеству, равна доступны

всем векам и народам, более или менее удобно переводимы на все языки и наречия в

мире».

8. Общая формула свободного эпического стиля Гомера. Все бесчисленные

оттенки свободного эпического стиля, содержащиеся у Гомера, даже и невозможно

формулировать. Современное литературоведение далеко еще не обладает таким тонким и

развитым аппаратом категорий и терминов, чтобы в них можно было уложить все это

бесконечное разнообразие стилистических методов и намеков у Гомера. То, что приведено

выше, несомненно, является только слишком общей картиной свободного эпического

стиля у Гомера.

В настоящее время следует установить основную тенденцию этого свободного

эпического стиля, а что касается деталей, а тем более исчерпывающих деталей, то

изучение стиля Гомера находится пока еще на ступени первоначальных интуиции,

превратить которые в научную систему строгих и точных понятий – дело будущего и

притом весьма неблизкого будущего.

Свободный эпический стиль у Гомера – это такое оформление художественного

творчества, которое рассматривает всю общинно-родовую формацию ретроспективно и

резюмирующе, часто смешивая в одном образе самые разнообразные ее эпохи и давая

изображение этих эпох в добродушном иронически-юмористическом и снисходительном,

но в то же время и в наивно-серьезном и часто даже трагическом плане. Изображаемые

здесь герои, натуры, умеющие сильно любить и сильно ненавидеть, чувствуют себя

свободно и независимо, страстно любя жизнь во всех ее проявлениях и никогда не унывая,

не утомляясь, несмотря на постоянные страдания и катастрофы. Короче говоря, это есть

поведение и самочувствие сильного человека в его бодром и неутомимом жизнеустроении,

когда его глубокий критицизм в отношении детства человечества объединяется с наивной

и нежной к нему любовью, даже с влюбленностью в него.

Такая характеристика свободного эпического стиля у Гомера предполагает

переходную эпоху между двумя общественно-историческими формациями, в течение

которой и развивалось творчество Гомера. Противоречивость в гомеровском стиле как раз

и говорит о переходности эпохи или о движении и становлении эпохи, об ее бурном

развитии, о борьбе ее движущих сил, словом, обо всем том, что мы и считаем жизненным