Капитан Бордюр — как и имена его приспешников, прозвище Бордюра заимствовано из области геральдики. За именами скрываются точные геральдические термины: Бордюр — внешняя кайма, Кол — клин, Батон — монета, Брусок — перевязь. Выбор имени Бордюра может отчасти быть объяснен семантически близким словом «кадр» и его вторым значением: «функционер». Некоторые исследователи, впрочем, сопоставляют Бордюра со смежным геральдическим термином orle (поясок вокруг щита); в одном из произведений Жарри этот кольцевой поясок превращается в анальный сфинктер, и, возможно, глубинный смысл Бордюра также связан со сферой телесного низа. Трое молотил появляются уже в «Геральдическом акте» «Кесаря-Антихриста», образуя вокруг Папаши Убю сложную сеть фаллическо-пожирательных коннотаций.

Генерал Ласси — Ласси, Петр Петрович (1678–1751), русский фельдмаршал. Родился в Ирландии, воевал за Францию, Венгрию и Польшу (позже способствовал воцарению Августа Саксонского на польском престоле). Был представлен Петру I, который привлек его к реорганизации российской армии. Ласси отличился в войнах против Карла XII и Мазепы, выиграл Полтавскую битву, стал генеральным комендантом Санкт-Петербурга (1725), руководил Крымскими экспедициями (1737).

Лещинский, Станислав (1677–1766) — король Польши в 1704–1711, 1733–1734. Избран под нажимом Швеции, не поддержан шляхтой, восстановлен на престоле усилиями французской дипломатии. Изгнан из страны в ходе войны за польское наследство.

Собеский, Ян (1620–1696) — под именем Ян III король Речи Посполитой с 1674 г. В 1683 г. разгромил турецкую армию, осаждавшую Вену. Заключил в 1686 г. «Вечный мир» с Россией.

Николай Ренский — исторический персонаж с подобным именем неизвестен, можно лишь предположить, что Жарри «полонизировал» (Rensky) прилагательное «реннский».

Царь Алексей — в оригинале он назван «императором», но скорее всего речь идет о русском царе Алексее Михайловиче (1629–1676), сыне фигурирующего дальше среди действующих лиц Михаила Федоровича (1596–1645), первого русского царя из династии Романовых.

Махинансисты — «ученая» орфография (larbins de Phynances) относится еще ко времени «Поляков»: издавна, и не только в Ренне, склонные к розыгрышам ученики классов философии и математики заменяли греческой фитой (φ) начало слов с phi- или fi-, таким образом finance становится φпапсе или phynance. Связь денег (финансов) с фекалиями, и так традиционная в мифологическом контексте, в мире Жарри еще больше выделена.

Срынь! — Слово, легендарное в той же степени, как и сама пьеса. Не вдаваясь в длительные рассуждения (а по поводу этого вставного -r- было сломано немало копий как современниками Жарри, так и позже), в merdre можно различить корень merde (дерьмо) и инфинитивное окончание, что дает в итоге своего рода категорический императив. Вряд ли у слова есть какая-то сознательная этимология: «это слово, появившееся спонтанно, слово-урод, некая тератология слова, творение, выпадающее из всякой нормы» (Caradec F. A la recherche de Alfred Jarry). Само по себе слово несомненно принадлежит миру реннского лицея, и Жарри впервые использовал его еще в пьесе «Онезим, ми Злоключения Приу», а здесь повторяет скорее всего как пароль, отсылая к общей жесте. Корень слова — обозначая тему ниспровержения, разрушения некогда сакрального театрального пространства — открывает чрезвычайно важную в творчестве Жарри тему скатологии. Как отмечают многие исследователи, в реннском лицее был выделен особый день, когда приезжала ассенизационная машина, поскольку отходы использовались для удобрения окружавших город капустных полей.

Свечки едреные! — еще одно наследие реннского цикла. В оригинале chandelle verte (зеленая свечечка): речь идет не о стеариновой свече, а сальной, позеленевшей от старости. Изначальная семантика гниения, традиционная для школьной мифологии, у Жарри здесь приобретает явно фаллический оттенок.

…мог бы каждый день жевать сардульки… — вполне обычное andouille (колбаса) в разговорном языке употребляется как ругательство — болван, дурак, а у Жарри приобретает оттенок одновременно скатологический (ср. упоминавшиеся ранее «Колбаски Папаши Убю») и фаллический (ср. в «Любви безраздельной» меню «странного обеда» Эмманюэля Бога: «золотой фаллос из гусиной печени, запеченной в форме колбасы»). Это своего рода продуктовый субститут merdre.

…плащ до пят и зонтик… — вряд ли есть нужда особо разъяснять психоаналитические коннотации продолговатого плаща, зонта — к тому же раскрывающегося под стать набухающему кровью члену, — высокого башлыка с навершием и далее дудочки, которую дарит Папаша Королю в знак ждущей его садистской расправы.

Швыряет в пирующих поганую метлу… — Шарль Морен уточнял позже, что в ранних версиях «Поляков» открыто говорилось о «метле сортирной».

…а то недолго загреметь в карман… — точное значение «кармана» (или «мешка») установить сложно: в пьесах это некая таинственная полость, подобие карцера, куда Убю грозится упечь своих противников. Как сообщал Шарль Морен, в устных сказаниях лицеистов о Папаше Эбе (и, добавим, гимне «Бойтесь главного казначея» в одной из версий «Убю рогоносца») тот неизменно волочил за собой мешок с едой, однако устрашающий смысл «кармана» мало вяжется с этим объяснением.

Один из молотил лопается… — как отмечают комментаторы, в продолжении пьесы все трое молотил живы, а значит, на них взрыв не производит того же губительного эффекта, как на медведя — так и Мамаша Убю выживает после разрыва, смертельного для Бордюра (V, I). Можно также предположить, что это атавизм ранней версии пьесы, где молотил было больше трех.

Трах-тебе-в-брюх! — В оригинале cornegidouille, самое «страшное» из используемых Убю ругательств, оно совмещает два ведущих топоса его мира: фаллический (corne, то есть «рог») и мотив брюха (gidouille), телесного низа.

Вы что, смеетесь или, чего доброго, приворовываете мои деньжата? — самый яркий пример очевидной во всей пьесе неестественности и ущербности языка Убю, столкновение просторечия с высоким стилем, которые нейтрализуют друг друга.

Где же сокровище? Стучу-стучу, а пустоты нигде не слышно. — Вставляя здесь и далее в эту тираду Мамаши Убю стихотворные стопы, Жарри пародирует тексты классицистской трагедии.

Польское войско на марше через Украину. — Настаивая на отсутствии декораций в сценической постановке пьесы и замене их простыми табличками с указаниями, Жарри в письме Люнье-По от 8 января 1896 г. отмечает: «Никакие декорации, никакое изображение не передадут вам ‘польского войска на марше через Украину’».

…всех видов оружия: срынического, финансического и махинансического… — это перечисление, как и ниже: «…будем стрелять из срыномета, дверь запрем на крепкий махинанс, а кто сунется — секир ему финанс», наглядно подтверждает равенство составных частей вселенной Убю: merdre, phynances и physique.

И бутыль мая пропала! — нежное отношение Папаши к бутылочке объясняется ее двойным соотношением с брюхом-вместилищем и фаллосом.

Палочка-загонялочка — параллель с физиколом (ср. ниже) и соответствующей фаллической семантикой.

Физикол — одно из наиболее часто встречающихся орудий Папаши Убю. Вне соотнесения с иными текстами оно ничем не отличается от многих других и, судя по всему, отсылает к безобидной указке или линейке преподавателя физики Папаши Эбера. Однако, если обратиться к раннему варианту «Убю», фигурирующему в «Кесаре-Антихристе», то в «Геральдическом акте» физикол обладает явными фаллическими чертами, а также служит орудием патафизики: «На основании бездумного диспута знака минус со знаком плюс Преподобный Папаша Убю, бывший король Польский, а ныне член ордена иезуитов, намерен создать новое великое произведение, „Кесарь-Антихрист“, в котором посредством хитроумного приспособления физикола будет убедительно продемонстрирован принцип единства противоположностей». Как полагают некоторые исследователи, фаллический смысл физикол приобрел после знакомства Жарри с «Песнями Мальдорора» Лотреамона.