Он не собирался укладывать любимую женщину в холодную грязь, поэтому подтянул вверх юбку, приподнял Айседору над землёй и в преломлённых лучах лунного света, проглядывавших через ветки деревьев, дал ей то, в чем она нуждалась. Они слишком много времени провели врозь и быстро достигли яркой разрядки, от которой на глазах Айседоры выступили слезы. Пока она дрожала вокруг него, Лукан пробормотал слова, произнести которые никогда не предполагал:

— Я люблю тебя.

Их тела все ещё были соединены, сверху по-прежнему лился лунный свет.

Лукан ждал ответного признания, хотел услышать его больше всего на свете. Но Айседора промолчала. 

Жульетт стояла на небольшом холме, одной рукой поглаживая раздавшийся живот, другой держась за ладонь Рина. Присущая энвинцам невосприимчивость к холоду вынуждала её одеваться как муж: едва прикрывать тело или не носить вообще ничего, в зависимости от того, кто присутствовал рядом. Сегодня она выбрала тонкое золотое платье без рукавов, с глубокими разрезами, чтобы вместить её живот. Подол, оторванный её собственными руками в один из очень жарких дней, едва прикрывал колени. В Шэндли такой наряд сочли бы скандальным, но маленькая деревушка находилась далеко, и Жульетт больше не интересовало мнение местных жителей.

— Они совсем рядом, — её сердце трепетало от волнения. — Софи на юге, в нескольких днях пути, Айседора на западе, чуть дальше. Они не понимают, как близки друг от друга.

Рин пожал ей руку.

— Значит, мы пойдём на юг за Софи, потом на запад за Айседорой?

Жульетт покачала головой.

— Нет. Сначала заберём Айседору. Я знаю, это не самый логичный выбор, но... — сознание заполнили образы, и Жульетт пришлось поспешно стряхнуть видение, грозившее вызвать головную боль и ускорить сердцебиение, что не пошло бы на пользу ребёнку.

Софи тревожилась, однако ей ничто не угрожало. Младшую сестру окружали мужчины, готовые в случае необходимости умереть за неё. И в настоящий момент над ней не нависала никакая опасность. В отличие от старшей сестры.

— Насколько помню, Айседора впервые нуждается во мне больше, чем Софи. Намного больше. — Жульетт посмотрела на красивое лицо Рина, залитое лунным светом. Близость мужа придавала ей сил. — Она собирается сделать нечто невероятно глупое.

Всю ночь и прохладное, свежее утро Айседора пыталась убедить себя, что Лукан не произнёс тех ужасных слов. К сожалению, он говорил слишком чётко.

Лагерь медленно оживал. Тэйн с Луканом продумывали наиболее безопасный маршрут к Трайфину, императрицы, стремившиеся оказаться как можно дальше от Арсиза, дворца и императора, торопились продолжить путешествие.

Айседора молча позавтракала безвкусными кореньями, которые нашёл и раздал всем Франко. Потом расчесала пальцами и туго заплела волосы, старательно избегая смотреть на Лукана, пока тот составлял план передвижения.

Она не знала, как ему сказать, что никуда не поедет.

Айседора наслаждалась мечтами о побеге от всех неприятностей, о жизни в качестве жены Лукана, но всё это были просто фантазии. Увидев его на тринадцатом уровне, она на мгновение искренне поверила в возможность провести с любимым какое-то время. Не целую жизнь, наверное, даже не год. Но и краткая пора счастья оказалась лишь иллюзией.

Проклятие, которое, по словам отца, можно было снять, всё ещё оставалось сильным. Одну любовь оно уже отняло, и она не позволит забрать вторую.

Когда беглецы воодушевлённо двинулись через леса, которые на большую часть пути скроют их из виду, Айседора замешкалась позади. Императрицы, после того, как благополучно устроятся в Трайфине, собирались связаться со своими семьями. Тэйн подумывал над возможностью примкнуть к волшебникам Круга. Франко с Луканом не терпелось попасть домой, и ни одного из бывших заключённых ничто не удерживало в Каламбьяне.

Айседора прошла несколько шагов, притворяясь, будто следует за остальными, и остановилась. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой одинокой, как сейчас, наблюдая за бывшими узниками, исчезающими один за другим в лесу, где прошлой ночью она с Луканом в последний раз занималась любовью. Где он признался ей в любви.

Но, разумеется, отделиться от них оказалось не так-то просто. Лукан оглянулся, нахмурился и остановился. Махнул рукой, подзывая её к себе, и после секундной заминки Айседора покачала головой. Он поспешил к ней, а последний из путников скрылся за деревьями.

— Идём, — позвал Лукан, приближаясь. — Не стоит сильно отставать.

— Ты иди, — сказала она.

Он нахмурился.

— Только с тобой.

Айседора надменно вздёрнула подбородок.

— Я не пойду. Если помнишь, я никогда не соглашалась на твоё предложение. Ни на одно из них, — ни на замужество, ни на статус любовницы... она никогда не обещала ему ничего, кроме следующей встречи.

— И что ты собираешься делать? — рявкнул он. — Вернёшься во дворец?

— Да.

Потрясённое выражение его лица ясно говорило, что он думает о её плане.

— Я не позволю тебе совершить такую глупость.

Её много в чём обвиняли, но в глупости никогда.

— Я пообещала защитить Лиану и её детей, и если не вернусь, не смогу сдержать слова.

— Лиана и один из детей наверняка в безопасности, — тихо увещевал Лукан.

— Может, да, а может, и нет. — Айседора лучше чем кто-либо понимала, насколько сильно император любил свою жену. Стоя рядом с ним над тринадцатым уровнем, она находилась под сильным воздействием пэнвира, но помнила выражение лица Себастьена. Оно отражало не гнев... ну, не только гнев. В его глазах клокотала боль от предательства, а не слепая ярость. Возможно... возможно Лиана и оба младенца живы и здоровы.

Она ожидала, что Лукан продолжит спор, но он молча подхватил её на руки и понёс к лесу.

— Мы ещё не слишком сильно отстали.

— Отпусти меня!

— Только когда ты придёшь в чувство.

— Это не я запуталась в своих чувствах, — буркнула она.

— Очевидно, ты. Во дворец она собралась… — тихо пробормотал он.

Айседора знала, что рано или поздно полюбит Лукана. Без того девичьего идеалистического романтизма, с которым любила Вила, а как женщина мужчину. Только сейчас она начала понимать, насколько новая любовь крепче прежней. Если дать их чувству шанс, оно переживёт плохие и хорошие времена, ссоры, войну, пророчества и упрямство — её собственное и Лукана.

Но не проклятие, и Айседора знала, чем всё закончится. Они с Луканом полюбят друг друга, она поверит в реальность их совместного будущего, выпустит на волю чувства, отдаст сердце и душу. А потом он узнает, что она ведьма, и его любовь превратится в презрение.

Один её возлюбленный умер, второй скоро возненавидит.

Чем дольше она медлит, тем сильнее привяжется и тяжелее перенесёт расставание. Есть ли у горя свои степени? Не проще ли будет пережить расставание теперь, пока она не обманывает себя возможностью победить проклятие? Отец уверял, что оно преодолимо, но, несмотря на возродившуюся надежду, Айседора ещё не верила.

— Постой, — спокойно попросила она. — Я должна тебе кое-что рассказать.

Он поставил Айседору на ноги лицом к себе. Они как раз подошли к краю леса, и Лукан оказался частично скрытым тенью. Айседора ясно видела одну половину его мрачно изогнутого рта, стальной взгляд и напряжённую челюсть.

Станет ли ему легче, если она признается в любви? Или лучше промолчать?

— Я не могу пойти с тобой, потому что я ведьма.

Выражение его лица не изменилось.

— Я знаю, — тихо ответил он.

Айседора ожидала чего угодно. Ужаса. Неверия. Смеха. Ненависти. Но только не спокойствия.

— Откуда? Ничего ты не знаешь. Ты... ты... — Возникшая догадка испугала не меньше, чем вероятность будущего побега Лукана. — Ты меня разыгрываешь.

— К сожалению, нет.

— Прошлой ночью...

— Я уже знал.

— Когда ты сказал...

— Я уже знал. — Лукан вздохнул и осторожно прикоснулся к её лицу. — Я не хотел верить, но в глубине души признал правду, когда услышал. И хотя мечтал, чтобы это оказалось ошибкой, смирился с тщетностью своего желания. Я никогда не думал столкнуться с подобным препятствием, но если выбор стоит между тобой, какая ты есть, и ничем... Я выбираю тебя, — он прищурился и спросил с тенью подозрения: — Ты когда-нибудь насылала на меня чары?