Стоя теперь у стен Тигранокерта, Ород прекрасно помнил, как внезапно замолчали тогда все жители города и в воздухе повисла тишина. Они стояли, не шевелясь и почтительно согнув спины. До конца ковра оставалось шагов десять—пятнадцать, когда старый правитель города и молодой переодетый парфянин остановились друг напротив друга, чтобы поприветствовать друг друга. В этот момент ковры под ними стали медленно проседать вниз, и через несколько мгновений оба оказались на дне глубокой ямы. Старик что-то крикнул, и слуги стали тыкать факелами в ноги стоявших по краям ямы слонов. Обезумевшие животные рванулись вперёд и стали падать вниз. На дне было разлито масло, и когда вслед за слонами туда полетели факелы, оно вспыхнуло и из ямы раздался дикий рёв кричащих от боли животных. В небо взметнулся чёрный столб огня и дыма. Ород помнил оцепенение, в котором он находился всё это время, и ещё дикую улыбку старика, который перед тем, как упасть вниз, что-то назидательно сказал сидевшему на коне переодетому юноше. Наверное, он говорил о мести…

Тогда Ород долго не мог произнести ни слова. Он даже не поблагодарил Сурену – настолько сильным было впечатление от увиденного.

Поэтому сейчас, оказавшись у стен столицы Армении и увидев устланный коврами мост, он сразу же вспомнил тот ужас, который охватил его в тот страшный день. Убедившись, что Артаваз спокойно проехал по мосту, он отослал вперёд первую сотню охраны и только потом поехал сам. Спешившись у дворца армянского царя, Ород впервые сделал глубокий вдох и попытался улыбнуться.

– Прости, сатрап, – тихо проговорил Артаваз, спрыгнув с коня, – я совсем позабыл о той истории в Кармании, – примирительно сказал он. – Прости. Глупо было с моей стороны так поступать. Но мне хотелось, чтобы тебе понравилось.

– Откуда ты знаешь о Кармании? – удивился он.

– В горах такие истории не забывают и рассказывают поколениями! – многозначительно улыбнулся Артаваз. – Целый год потом оттуда приходили люди и пересказывали её каждый на свой лад, прямо как еврипидовы комедии, – он покачал головой, видимо, вспоминая эти времена, и Ород с облегчением вздохнул. – Сурена молодец, конечно, – добавил армянский царь. – Вовремя остановил тебя, – он хотел было добавить, что мудрость Сурены заключалась ещё в том, что он всегда видел проблемы намного раньше, чем они возникали. Но такие слова могли обидеть Орода, поэтому он промолчал. Если бы Артаваз знал, как сильно задели парфянского царя эти слова, то вырвал бы себе язык, но он этого не знал. А Ород, услышав имя Сурены даже здесь, в Армении, снова почувствовал в груди боль, как будто ядовитая змея укусила его прямо в сердце. Чтобы Артаваз ничего не заметил, он решил перевести разговор на другую тему.

– Кстати, ты что-нибудь приготовил мне из своих комедий? Я слышал, ты снова занялся театром и переводами Еврипида?

– Да, ты прав, – смущённо опустил взгляд Артаваз. – Нравится мне это. Я даже подготовил для тебя «Вакханок». Правда, пока на греческом. Никак не закончу перевод на армянский. Надеюсь, ты оценишь. Очень трудно идёт перевод. Много времени надо.

– Не терпится посмотреть. Давно уже не видел ничего подобного. Когда закончишь переводить на армянский, переведи и для моего двора на парфянский! Ты умеешь ставить спектакли, я знаю. Ничего страшного, что на греческом! Мы ведь с тобой поймём! – усмехнулся Ород, намекая на то, что остальные его не волнуют. – Пусть твои придворные лучше учат греческий! – добавил он и расхохотался. Артаваз тоже несколько раз хихикнул.

Празднества по поводу свадьбы Пакора и Таланик продолжались целую неделю. Пакор сразу же был очарован необычной красотой девушки, а Таланик никак не проявляла свои чувства, всё время пряча лицо и отделываясь короткими словами благодарности. Матери она говорила, что боится парфянского царевича. Умудрённая опытом царица понимала, что её дочь ещё скорее ребёнок, чем женщина, и ей надо привыкнуть к мужчине, чтобы полюбить его. Поэтому она не упрекала её, а просто успокаивала и терпеливо ждала. Эту сторону жизни нельзя было описать никакими советами.

Через несколько дней Артаваз пригласил парфянского сатрапа и его свиту посмотреть новую труппу в театре.

– Что будет на этот раз? – спросил Ород. – Ты обещал «Вакханок».

– Да, «Вакханки» Еврипида3, – ответил тот.

– О, это интересно. С огромным удовольствием принимаю твоё предложение. Все с радостью послушают «Вакханок» на греческом, не так ли? – с иронией спросил царь своих приближённых. По кислому выражению их лиц он понял, что они предпочли бы охоту или скачки в поле, но сказать ему об этом никто не посмел.

Представление проходило в знаменитом театре, описанном ещё Лукуллом. Он устроил его здесь сразу после победы над армянами много лет назад. Ород, пройдя вдоль рядов, обратил внимание на красоту некоторых женщин, которые сопровождали своих мужей, и решил поговорить об этом с Артавазом после спектакля. Представление его действительно захватило. Главная героиня Агава, которая оскорбила бога Диониса4 и участвовала в женских вакхических празднествах, пребывая в опьянённом состоянии, не различила в пробравшемся на гору юноше своего сына Пенфея и убила его вместе со своими подругами вакханками. И вот она возвращается домой, неся с собой его голову. Подходила к концу двенадцатая часть, и актёры хора на сцене самозабвенно пели:

«Мы будем смеяться и петь до рассвета,

И Вакху хвалу возносить в небеса,

Пусть страшная смерть будет в песне воспета,

Смерть зверя-Пенфея – зловонного пса!

Он в женской одежде пытался прокрасться,

Надеясь, что жало змеи утаит,

И шёл за быком, чтоб до места добраться,

Но бык этот вёл его прямо в Аид.

Менады из Фив, ваша песня пустынна,

В ней горе хоронит остатки любви,

Там мать убивает любимого сына

И руки свои обагряет в крови!

Пенфея дворец мать-Агава обходит,

Но взором безумным его не находит.

Твой пир подготовлен, о, Эвий, Эвоэ!»

На сцене появилась толпа актёров, изображающих фиванских вакханок. Среди них был и главный актёр, играющий Агаву.

– А это кто? Не вижу под маской. Новый актёр? – тихо спросил Ород.

– Да, грек из Афин. Зовут Ясон Траллиец. Хорошо играет, – прошептал Артаваз и замолчал, так как на сцене уже началось тринадцатое действие. Ород одобрительно кивнул головой.

Агава остановилась посреди сцены и стала ждать, когда народ бросится её приветствовать. Но при виде её окровавленных одежд хор замолчал, танцоры остановились в разных позах, не успев закончить танец, и обратили свои взоры на главную героиню. Агаву встретила другая героиня, Корифейка. Она обратилась к окружавшим её людям:

«Я вижу, Агава идёт по дороге,

Она уже близко подходит к дворцу,

Они там, в горах пели песни о боге

И вам почитать её тоже к лицу!»

Полуголая Агава, дико озираясь, направилась к лидийским вакханкам:

«Вакханки из Азии, вас призываю!»

Одна из лидийских вакханок с отвращением ответила ей:

«Зачем ты зовёшь нас? Уж лучше уйди!»

Агава показала ей голову своего сына Пенфея и запела:

«Цветок этот, срезав в горах, посылаю,

Добычу счастливую вам впереди!»