Любопытна история народовольца Сергея Дегаева. Он был рядовым членом партии, однако, обладая от природы безмерным честолюбием, мечтал о высшей руководящей роли. После убийства Александра II, когда наиболее видные члены погибли на виселицах либо оказались в тюрьмах, значение Дегаева выросло. Он предложил партии казнить жандармского подполковника Судейкина, проявившего наибольшее рвение в борьбе с террористами. Покушение не удалось, а вскоре сам Дегаев попал в одесскую тюрьму после ареста нелегальной типографии. Лично допрашивать его приехал из Петербурга сам Судейкин, предложивший при первой же встрече поступить к нему на службу. Дегаев дал согласие, и вскоре ему был организован мнимый побег. Очутившись на свободе, он сразу принимается за новую работу и организует с помощью своего «учителя» многочисленные западни, в которые попадают его товарищи.
Одним из самых страшных злодеяний Дегаева явилось предательство Веры Фигнер, остававшейся на свободе чуть ли не единственной из тех, кто участвовал в заговоре против Александра II. Бесстрашная молодая женщина имела неосторожность сообщить негодяю об одном чрезвычайно важном факте; единственный человек, который мог ее узнать и выдать, был предатель Меркулов. Дегаев решил немедленно воспользоваться этим сведением, которое давало ему такую легкую возможность устроить провал Фигнер, не навлекая при этом на себя никаких подозрений. Он точно разузнал, в какие часы выходит и возвращается она к себе, и все это сообщил Судейкину. Спустя несколько дней Вера Фигнер лицом к лицу столкнулась с Меркуловым и тотчас же была арестована. Дело было сделано «чисто». Ни Фигнер, ни ее друзья не сомневались, что арест этот был следствием несчастного случая.
Между тем у товарищей Дегаева начали возникать подозрения в его предательстве. От разоблачения его пока спасало только то, что все им преданные революционеры находились в тюрьмах. Однако чувствуя, что близится час расплаты, Дегаев попросил отпуск у Судейкина, выехал в Париж и там признался в своем предательстве старым членам партии. Те после долгих и шумных прений решили даровать ему жизнь ввиду искренности признаний, но при одном условии; Дегаев должен немедленно вернуться в Россию и лично организовать покушение на своего сообщника и покровителя Судейкина.
Убийство Судейкина было совершено на квартире Дегаева в декабре 1883 года. За голову Дегаева правительство назначило десять тысяч рублей. Однако ему удалось бежать сначала в Америку, затем в Австралию, где он и умер в довольно преклонном возрасте.
В книге подробно рассказывалось о провокационной роли в рабочем движении полковника Зубатова, попа Гапона, Азефа, по словам авторов — «самого крупного провокатора, какого когда-либо знала Россия и даже Западная Европа», и других.
Читальный зал постепенно пустел. Пора было и Борису расставаться с увлекательной книжкой.
Он шел не торопясь по темным, едва освещенным переулочкам к метро, и перед его мысленным взором вставали зловещие тени прошлого — провокаторы, их хозяева, главари охранки. Называвшие себя верными защитниками самодержавия, они, не задумываясь, посылали на виселицы людей, чтобы только шагнуть на следующую ступеньку служебной карьеры, убивали руками провокаторов мешавших нм «коллег». Ведь практически с ведома и благословения охранки были убиты Плеве, князь Сергей, Столыпин, десятки более мелких государственных чиновников...
Уже более месяца Борис все вечера проводил в «историчке», изучая многочисленную литературу, посвященную страшной деятельности царской жандармерии. Однажды вечером, когда он возвращался из библиотеки, у подъезда дома его встретил Игорь.
— Слушай, у тебя совесть есть? — воскликнул он возмущенно. — Уже целый час тебя жду.
— Ты же знаешь, я в библиотеке был...
— Знаю. И должен тебе сообщить, что терпение нашего кружка готово вот-вот лопнуть.
— Это почему же?
— Ты там чего-то накопал, а с нами не делишься. Это не по-товарищески. Мы тоже хотим знать.
— Но я еще не докопался до истины...
— Неважно! Может, мы чего подскажем. Имей в виду — завтра четверг. Ждем тебя у Максима. Договорились.
— Ладно, — согласился Борис.
На следующий вечер у Максима Ивановича его встречали как именинника. Усадили в лучшее кресло, Казимира Францевна первому ему подала чашку чая. Глядя на улыбающихся друзей, Борис почувствовал, что он тоже соскучился.
— Ну, книжный червь, — шутливо обратился к нему Максим Иванович, сидевший, как обычно, за необъятным старинным письменным столом, — ответствуй обществу, что ты там накопал!
Борис достал тетрадку, в которой вел записи:
— Боюсь, что доклад скучноватый получится. Но зато здесь полная картина того, чем и как занималась царская охранка.
— Давай-давай, не таи про себя, — подзадорил его Игорь.
— Ну, тогда наберитесь терпения и слушайте. Итак, к моменту свержения самодержавия отдельный корпус жандармов имел очень четкую сложившуюся структуру. Он состоял из главного управления и штаба корпуса, семидесяти пяти губернских и областных управлений, тридцати трех жандармских полицейских управлений железных дорог, имевших более трехсот отделений. Входившие в состав корпуса офицеры допускались к занятию штатных должностей по прохождении особых подготовительных курсов в Петербурге, где будущим жандармам наряду с начальными знаниями государственного, уголовного, гражданского, административного права читалась история русского революционного движения, давались подробные сведения о существовавших в России и на Западе политических партиях и преподавалась техника политического сыска...
Андрей даже присвистнул:
— Серьезная подготовочка, ничего не скажешь.
Борис кивнул:
— Да, на это денег не жалели. С профессиональными революционерами боролись профессионалы — умные, жестокие, беспринципные, не менее серьезно относились к подбору и нижних чинов. На эти должности принимались, как правило, фельдфебели, вахмистры и унтер-офицеры строевых частей по окончании ими обязательной военной службы и с аттестатом об их безупречной службе. До мало-мальски ответственных и самостоятельных должностей вновь принятые допускались лишь после предварительного практического ознакомления с работой старших товарищей и изучения соответствующих инструкций, циркуляров и наставлений. Как известно, главным содержанием деятельности всего корпуса жандармов была работа с секретной агентурой, являвшейся предметом неусыпных забот и попечений департамента полиции, куда входил отдельный корпус.
Мне попалась на глаза одна из многочисленных инструкций департамента полиции по организации и ведению политического розыска. Этот розыск велся методами как наружного, так и внутреннего наблюдения, причем наружное велось силами штатных сотрудников, так называемых филеров, и имело вспомогательное значение. Главное внимание уделялось внутреннему наблюдению, которое велось посредством секретной агентуры. Агенты внутреннего наблюдения делились на две категории — осведомителей и секретных сотрудников. Осведомителями являлись лица, которые не принимали активного участия в революционных организациях, а доносили о настроениях и действиях того или иного круга лиц или слоя населения, не образующего нелегального политического сообщества.
«Секретными сотрудниками» назывались агенты, входившие в какую-либо революционную организацию и ее «освещавшую», то есть те, кого мы и называем собственно провокаторами.
Скажу больше: департамент рекомендовал практиковать не только энергичное участие агентов во всех проявлениях революционной жизни, но и проведение определенной политической миссии, направленной на разрушение партии изнутри.
— Что же получается? — воскликнул Игорь. — Значит, различные движения типа отзовистов или ликвидаторов инспирировались охранкой?
— Вне всякого сомнения, — согласился Максим Иванович. — Поэтому большевики во главе с Лениным так страстно и беспощадно разоблачали эти течения. Прости, мы перебили тебя, Борис.
— Естественно, что я в своих поисках больше всего интересовался деятельностью московского охранного отделения, — продолжал Борис. — Ведь именно сюда вели следы Зинаиды, агента, провалившего зауральскую организацию. По журналам «Каторга и ссылка», сборникам воспоминаний старых большевиков я находил отдельные сведения о «работе» московских жандармов. Надо сказать, что московское отделение было на особом, привилегированном положении, так же как и петербургское. Еще со времен Зубатова оно имело параллельно с департаментом полиции своих собственных секретных сотрудников не только в других городах России, но и даже в революционных эмигрантских организациях, обосновавшихся в различных точках Европы.
