Мальчик повернулся лицом к нему, держа в руке телефонную трубку.

— Пожалуйста! Я все объясню. Ты узнаешь правду! Да, я в самом деле врал, да! Оружие принадлежало мне. Чтобы помочь тебе! Прошу тебя! Послушай меня только одну минуту! И ты будешь благодарен мне, клянусь, что будешь! Одну минуту!

Мальчик продолжал глядеть на него, но сейчас он опустил трубку, не выпуская ее из рук.

Либерман с отчаянием приподнял голову.

— Звони! — попытался сказать он, но из груди вырвался лишь слабый шепот.

— Благодарю тебя, — сказал Менгеле. — Благодарю. — Он откинулся на спинку дивана, растерянно улыбаясь. — Я должен был бы понять — ты слишком умен, чтобы тебя можно было обмануть. Пожалуйста… — глянув на доберманов, он перевел взгляд на мальчика, — отзови их. Я не сдвинусь с места.

Мальчик стоял у стола, глядя на него.

— Кетчуп, — сказал он; повернувшись, доберманы подошли к нему. На этот раз все трое стояли по одну сторону от него, ближе к Либерману, повернув морды в сторону Менгеле.

Покачав головой, тот провел по седоватому ежику волос.

— Это так… так не просто, — опустив руку, он обеспокоенно посмотрел на мальчика.

— Ну? — настоятельно спросил тот.

— Ты в самом деле умен, не так ли? — сказал Менгеле.

Мальчик стоял, молча глядя на него и поглаживая голову стоящего рядом добермана.

— Хотя в школе дела у тебя не очень хороши, — сказал Менгеле. — Маленьким ты учился куда лучше, но не сейчас. Потому что ты слишком умен… — подняв руку, он ткнул пальцем в макушку, — и умеешь думать своей головой. И ты видишь, что порой ты куда умнее учителей, верно?

Теперь мальчик, сдвинув брови и облизывая губы, смотрел на мертвого добермана. Он перевел взгляд на Либермана.

Либерман показал пальцем на телефон.

Менгеле склонился в сторону мальчика.

— Если я искренен с тобой, — сказал Он, — то и ты должен быть правдив со мнойI Разве ты не умнее учителей?

Глянув на него, мальчик пожал плечами.

— Кроме одного из них, — сказал он.

— И у тебя есть великие замыслы, так?

Мальчик кивнул.

— Стать большим художником или архитектором.

Мальчик отрицательно покачал головой.

— Снимать кино.

— Ах да, конечно, — Менгеле улыбнулся. — Быть великим кинорежиссером. — Теперь из его взгляда, устремленного на мальчика, исчезла улыбка. — И ты вечно спорил из-за этого со своим отцом, — сказал он.

— Глупый старый болван с ограниченным кругозором. Ты презирал его, и у тебя были на то весомые причины.

Мальчик продолжал смотреть на него.

— Видишь, — сказал Менгеле, — как я хорошо знаю тебя. Лучше, чем кто-либо другой на земле.

В глазах у мальчика появилось встревоженное выражение и он спросил:

— Кто вы?

— Доктор, который принимал тебя при появлении на свет. Это чистая правда. Но я не старый друг твоих родителей. По сути, я никогда не встречался с ними. Мы незнакомы.

Мальчик склонил голову, словно бы для того, чтобы лучше слышать.

— Ты понимаешь, что это значит? — спросил его Менгеле. — Человек, которого ты считал своим отцом,

— Он покачал головой, — на самом деле — не твой отец. То же и твоя мать — хотя ты любишь ее и она любит тебя. Они усыновили тебя. И организовал эту адаптацию я. Через посредников. Помощников.

Мальчик не сводил с него глаз.

Либерман беспомощно посмотрел на него.

— Эти ошеломляющие новости так неожиданно обрушились на тебя, — сказал Менгеле, — но, может быть… они не так уж и неприятны? Разве ты никогда не чувствовал, что ты выше всех, кто тебя окружает? Словно король среди своих поданных?

Мальчик подтянулся и пожал плечами.

— Порой я чувствовал… что чем-то отличаюсь от всех остальных.

— Ты и в самом деле отличаешься, — сказал Менгеле. — Ты бесконечно далек от них и бесконечно выше. Ты…

— Кто мои настоящие родители? — спросил мальчик.

Задумчиво посмотрев на свои руки, Менгеле сложил их и снова поднял глаза на мальчика.

— Для тебя было бы лучше, — сказал он, — пока не знать об этом. Когда ты станешь несколько старше, возмужаешь, то узнаешь. Но вот что я могу сказать тебе уже сейчас, Бобби: в твоих жилах течет самая благородная кровь в мире. То, что ты унаследовал — я говорю не о деньгах, а о характере и способностях — не сравнимо ни с чем. И с этой помощью ты воплотишь в жизнь свои стремления, которые в тысячу раз величественнее, чем то, о чем ты сейчас мечтаешь. И ты сможешь удовлетворить их! Но только — а ты должен помнить, как хорошо я знаю тебя и поверить моим словам — только если ты выйдешь отсюда вместе с собаками и дашь мне сделать то… то, что я должен сделать.

Мальчик продолжал стоять, глядя на него.

— Для твоего же блага, — сказал Менгеле. — Для твоего же благополучия, которое является моей сокровенной целью. И ты должен в это верить. Я всю жизнь посвятил тебе и твоему благополучию.

— Кто мои настоящие родители? — повторил мальчик.

Менгеле покачал головой.

— Я хочу знать.

— В этом плане ты должен положиться на мои слова: в соответствующее время ты…

— Маринад! — зарычав, собаки двинулись на Менгеле. Он откинулся назад, прикрывая лицо локтями. Доберманы сгрудились вокруг него, рыча Менгеле прямо в лицо.

— Говорите, — сказал мальчик. — И немедленно. Или же я… скажу им кое-что еще. Я знаю слово. И если захочу, то смогу заставить их убить вас.

Из-за растопыренных пальцев Менгеле смотрел на мальчика.

— Кто мои родители? — настойчиво повторил он. — Считаю до трех. Раз…

— У тебя их вообще нет! — сказал Менгеле.

— Дра…

— Это так! Ты рожден от клетки величайшего из существовавших на земле людей. Ты возрожден! Ты — это он, в новом круге своего существования. А этот еврей — его заклятый враг. И твой!

Мальчик повернулся к Либерману, и в его голубых глазах было изумление.

Либерман с трудом приподнял руку и, описав пальцем круг около виска, показал на Менгеле.

— Нет! — закричал Менгеле, когда мальчик повернулся к нему. Доберманы встрепенулись, издавая глухое горловое рычание. — Я не сумасшедший! Как бы ты ни был умен, есть вещи, которых ты не знаешь о науке и микробиологии! Ты живое воплощение, дубликат величайшего человека всех времен! А он, — его выкатившиеся из орбит глаза уставились на Либермана, — явился сюда, чтобы убить тебя. А я — чтобы защитить!

— Кто? — потребовал ответа мальчик. — Кто я? Что это за великий человек?

Менгеле смотрел на него поверх голов рычащих доберманов.

— Раз… — сказал мальчик.

— Адольф Гитлер; тебе внушали, что он воплощение зла, — сказал Менгеле, — но когда ты подрастешь и увидишь, что мир затоплен черными и семитами, славянами, азиатами и латинянами, а твоей собственной арийской расе угрожает исчезновение — спасти от которого ты и предназначен ее! — ты убедишься, что он был лучшим, прекраснейшим и мудрейшим представителем человечества! Ты воплотишь в жизнь все его заветы, полный благодарности мне за то, что я создал тебя. Он сам благословил меня на эту попытку!

— Знаете что? — сказал мальчик. — Вы самый большой псих, которого я когда-либо видел. Самый сумасшедший, самый свихнутый…

— Я говорю тебе сущую правду! — торопливо прервал его Менгеле. — Вся его мощь в тебе или возникнет, когда для нее придет время. А теперь сделай, что я тебе говорю. Дай мне спасти и защитить тебя. У тебя есть цель, которую ты предназначен претворить. Высочайшая из всех мыслимых цель.

Мальчик, потирая лоб, смотрел в пол.

— Горчица, — сказал он.

Псы рванулись вперед; Менгеле с воплем отлетел в сторону от удара их тел.

Либерман посмотрел на то, что открывалось его глазам и зажмурился. Снова открыл глаза.

И посмотрел на мальчика.

Мальчик стоял на месте, засунув руки в карманы курточки с красной полосой. Оттолкнувшись от стола, он неторопливо подошел к дивану и остановился, глядя на то, что простиралось у его ног. Сморщил нос.

— Брр! — сказал он.