Он повернул направо, стараясь не выскочить из глубокой колеи, и грязная ухабистая дорога постепенно стала подниматься наверх между деревьями. Днище машины проскрежетало по камням; это будут проблемы мистера Херца. Хотя и его собственные, если машина выйдет из строя. Он сбросил скорость. И глянул на часы: 11.18.
Да, он смутно припомнил, что в списке американских пар была и та, которая упомянула в перечне своих интересов и занятий выращивание сторожевых псов. Без сомнения, речь шла об этих Уиллоках; теперь бывший тюремный надзиратель, вышедший в отставку, может всецело посвятить себя любимому занятию.
— Доброе утро» — громко сказал Менгеле. — Табличка внизу говорит, что тут есть сторожевые собаки, а такие псы — именно то, что мне надо.
Он поплотнее прижал пышные усы, получше пригладил парик на голове и посмотрел на себя в зеркальце; вернув его на место, он продолжал медленно вести машину вверх по дороге; засунув руку за отворот пальто и пиджака, он расстегнул клапан кобуры, чтобы без помех выхватить револьвер.
Свора собак оглушительным лаем встретила его на залитой солнцем лужайке, на которой двухэтажный дом — белые ставни, коричневая дранка на крыше — стоял под углом к нему; за ним в загоне, обнесенном высокой изгородью, лаяли и носились не меньше дюжины псов. Рядом с изгородью стоял высокий человек с седой головой, глядя на него.
Он выбрался на вымощенную камнем подъездную дорожку к дому и остановил автомобиль, предварительно развернув его. Поодаль от дома в гараже на две машины стоял красный пикап; вторая половина была пуста.
Распахнув дверцу, он вылез, потянулся и потер затылок, пока контрольное устройство свистом напоминало ему, что надо вытащить ключ зажигания. Под мышкой он ощущал надежную тяжесть оружия. Захлопнув дверцу, он остался стоять рядом с машиной, глядя на белое крыльцо у дома. Так вот где живет один из них! Может, где-то есть фотография мальчика! Каким счастьем было бы увидеть его лицо в четырнадцатилетием возрасте! Боже небесный, а что, если он сейчас не в школе? При этой мысли его пробрала дрожь волнения!
Седоволосый человек по дуге стал спускаться по склону холма, сопровождаемый огромным псом блестящей черной шерсти. На нем была плотная коричневая куртка, черные перчатки, коричневые брюки; он был высок и широкоплеч, а на красновато-коричневом лице застыло мрачное и недружелюбное выражение.
Менгеле улыбнулся.
— Доброе утро! — обратился он к хозяину. — Я тут…
— Вы Либерман? — низким горловым голосом спросил человек, подходящий ближе к нему.
Менгеле расплылся в широкой улыбке.
— Ja, да! — сказал он. — Да! Мистер Уиллок?
Человек остановился рядом с Менгеле и кивнул гривой серебряных волос. Пес, прекрасный образец иссине-черного добермана, зарычал на Менгеле, обнажая острые клыки. К его металлическому ошейнику с шипами был привязан кожаный ремень. На грубой коричневой куртке хозяина были видны следы клыков и когтей, сквозь которые порой торчала белая подкладка.
— Я приехал несколько раньше, — извинился Менгеле.
Глянув ему за спину, Уиллок осмотрел машину и в упор уставился на него прищуренными голубыми глазами под кустистыми седыми бровями. Его скулы в седоватой щетине были прорезаны морщинами.
— Заходите, — сказал он, мотнув головой в сторону дома. — Не буду скрывать, что вы чертовски заинтриговали меня.
Повернувшись, он возглавил шествие, придерживая за поводок черного добермана.
— Прекрасная собака, — из-за спины у него сказал Менгеле.
Уиллок поднялся на крыльцо. К белым дверям был приделан молоток в виде собачей головы.
— Ваш сын дома? — спросил Менгеле.
— Никого нет, — ответил Уиллок, открывая двери.
— Если не считать вот их. — Рядом с ним оказалось несколько доберманов, которые лизали и покусывали его перчатки, порыкивая на Менгеле. — Спокойнее, ребята, — сказал Уиллок. — Это друг. — Жестом он отослал остальных собак — те послушно подчинились — и вошел в дом в сопровождении того же пса, следовавшего по пятам за Менгеле. — Закрывайте двери.
Войдя, Менгеле прикрыл двери и остановился, наблюдая, как Уиллок сел на корточки среди сбежавшихся к нему доберманов, гладя их по головам и тиская вытянутые морды, пока они лизали его и тыкали носами.
— До чего они прекрасны, — сказал Менгеле.
— Это еще юнцы, — с удовольствием сказал Уиллок. — Зарпо и Зерро, как их назвал мой сын; я ему дал только первые буквы, а этот — старина Самсон — спокойнее, Сэм, — а вот это Майор. Ребята, это мистер Либерман. Друг. — Встав, он улыбнулся Менгеле, стягивая перчатки. — Теперь вы видите, почему я не наложил в штаны, когда вы сказали, что кто-то подбирается ко мне.
Менгеле кивнул,
— Да, — согласился он, глядя на двух доберманов, обнюхивавших его. — Такие собаки т- более чем отличная защита.
— Разорвут в клочья любого, кто хоть попробует косо взглянуть на меня, — Уиллок расстегнул куртку, под которой была красная рубашка. — Снимайте пальто, — предложил он, — И вешайте вот сюда.
Высокая вешалка с большими черными рожками стояла справа от Менгеле; в овальном зеркале было видно кресло и край обеденного стола в комнате напротив. Менгеле повесил шляпу и расстегнул пальто; глядя сверху вниз, он улыбнулся доберманам и затем Уиллоку, стаскивавшему куртку. За его спиной круто поднималась узкая лестница.
— Значит, вы тот самый, который поймал Эйхма-на, — Уиллок повесил куртку е истрепанными обшлагами.
— Поймали его израильтяне, — уточнил Менгеле, тоже снимая пальто. — Но я, конечно, помог им. Я обнаружил, где он скрывался в Аргентине.
— Получили какое-то вознаграждение?
— Нет, — Менгеле повесил пальто. — Я занимаюсь этим лишь из чувства справедливости, — сказал он. — Я ненавижу всех нацистов. Они достойны того, чтобы их выслеживать и уничтожать, как червей.
— Теперь надо опасаться не нацистов, а психов, — сказал Уиллок. — Заходите вот сюда.
Менгеле, одернув пиджак, последовал за Уилл оком в комнату справа. Два добермана сопровождали его, тыкаясь носами ему в ноги; двое других шли рядом с Уилло-ком. Комната оказалась уютной гостиной с белыми портьерами на окнах, каменным камином, а стена слева была увешана дипломами и грамотами и фотографиями в черных рамках.
— О, до чего внушительно, — сказал Менгеле, подходя к выставке наград и снимков. Но на всех были только доберманы —> и ни одной фотографии мальчика.
— Итак, почему же я понадобился нацистам?
Менгеле повернулся. Уиллок расположился на диванчике в викторианском стиле, стоящем между двумя передними окнами; высыпав табак из стеклянной табакерки на стол перед собой, он набивал короткую черную трубку. Положив иередние лапы на стол, за его действиями наблюдал доберман.
Еще один нес, покрупнее, лежал на круглом коврике между Менгеле и Уиллоком, спокойно, но с интересом глядя снизу вверх на Менгеле.
Остальные два добермана улеглась прямо на ногах Менгеле,
Уиллок поднял глаза на Менгеле и переспросил:
— Ну?
Улыбаясь, Менгеле сказал:
— Видите ли, мне очень трудно говорить в присутствии…
Жестом он показал на доберманов рядом с ним.
— Не беспокойтесь, — ответил Уиллок, не отрываясь от трубки. — Они вас не тронут, пока вы не тронете меня. Так что сидите себе и разговаривайте. Они к вам привыкнут.
Менгеле присел на скрипнувшую кожаную софу. Один из доберманов вспрыгнул на нее и стал крутиться прежде, чем устроиться поудобнее. Доберман, лежавший на коврике, встал, потянулся и подойдя, положил узкую голову на колени Менгеле между ног, обнюхивая его промежность.
— Самсон, — предостерегающе сказал Уиллок, раскуривая трубку.
Доберман убрал голову и сел на пол, не спуская с Менгеле глаз. Другой доберман у ног Менгеле поскреб задней лапой кольца металлического ошейника. Доберман на софе вытянулся рядом, глядя на того, что сидел у ног Менгеле.
Откашлявшись, гость сказал:
— Нацист, который должен явиться к вам — это сам доктор Менгеле. Скорее всего, он будет здесь…