Внутри стеклянная клетка была чистой и аккуратной. Поверхность столов из покрытого лаком волокна. Спинки сидений удобно охватывали тело и не давали подняться до тех пор, пока не было выпито по два стакана "Бисера". После второго Бертул заметил, что холодильник за буфетом такой огромный, что в него можно упрятать целого быка, но вино все же тепловато, что у музыкального автомата все клавиши целы, но "сегодня он не работает", что на одной степе окна большие до пола, а на другой — маленькие у самого потолка, как в тюрьме. Хватит, сказал себе Бертул, критика отдельных недостатков — первый признак опьянения. Анни уплатила, потому что она же пригласила.
Анни ушла "прочесывать магазины". Договорились встретиться через два часа у церкви, петух на ее шпиле был виден с любой точки города, и церковь была такая большая, что ее заметил бы даже хмельной. Бертул продолжал знакомиться с городом. "Салон народного искусства". В магазинчике имелось огромное количество цветных салфеток, ковриков и довольно больших настенных ковров. И множество деревянных подсвечников. Должно быть, в этом городе возвращались к свечному освещению.
— Нельзя ли заказать у вас оленьи рога? Не деревянные, а настоящие, с лобовой костью оленя? — с серьезным выражением на лице спросил Бертул.
Старообразный, сутуловатый продавец поглядел на него внимательно. Судя по пиджаку в крупную клетку, по волосам нормальной длины да еще прямому пробору, это человек солидный, возможно коллекционер. Будучи продавцом старых времен, он ответил:
— Сегодня нет. Посмотрим на складе, и я позвоню нашим поставщикам. Зайдите, пожалуйста, завтра.
— Позвоните поставщикам? Браконьерам? — холодно простился Бертул.
Как экскурсант, Бертул обратил внимание на кафе под названием "Солнце". Только и было что название; а так — те же трубчатые стулья, тот же сизоватый релиновый пол и бездействующий венгерский кофейный автомат на стойке. Стакан венгерского вина, правда, был настоящий и действенный. Взял еще сигарет, и оставалось всего два рубля… "Один в чужом городе…", с этими рублями шутить нельзя. Если Анни не выручит, придется топать домой все сорок километров. А что бы можно осмотреть без денег?
Раздумье прервал хлопок ладонью по плечу. Поднялось легкое облачко пыли. Черт, забыл дома почистить щеткой. Виновником был инспектор отдела культуры, у него была привычка, разговаривая, поднимать обе руки. Говорили, что он когда-то дирижировал духовым оркестром. Инспектор тут же сообщил, что заведующего отделом культуры перевели в министерство и отделом заведует и. о.
— Если бы на вакантное место был объявлен конкурс, я подал бы документы; а так не все ли равно, имеется ли свободное место в отделе культуры или в министерстве иностранных дел Абиссинии, — сказал Бертул.
— Мда, — проворчал инспектор, — хотя… если на войне убьют одного майора, то получат повышение по меньшей мере три человека — один лейтенант, один старший лейтенант и один капитан. Еще вот что: в районе нужен один передовой дом культуры, по которому равнялись бы другие дома. Бюджет подкинем. Ваш не хочет постараться? Шансы есть.
— Спасибо за любезное предложение! Отчеты у нас и в самом деле неплохие. Спасибо. Доложу директору.
Это дело нужно было спокойно обдумать. Он зашел в универсальный магазин, потому что на втором этаже там находилось кафе. Не по-мужски брать к кофе пирожное. Половое различие требует пить кофе с коньяком. Из двух рублей больше одного было пожертвовано на полрюмочки "Плиски". Кафе находилось на стратегически удобном месте: с высокой табуретки можно было обозревать лестницу, так что ни одна жена не могла бы незамеченной накрыть мужа, если тот, пока жена на нижнем этаже ревизует полки с кофточками и трусиками, увлекся крепким кофе. Анни ценила пьяниц в ресторане "Белая лилия", но не переносила пропойц в собственном доме, Бертул это почувствовал. Потому-то Анни хотела, чтобы Бертул принимал необходимое для жизни количество алкоголя только в ее присутствии.
Ну так, прежде всего — кто такой сам Бертул в этой армии носителей культуры? Бывший библиотекарь, куль-торг, по ведомостям на зарплату — даже пианист. Учитывая девятилетнюю выслугу, он возвел себя в чин лейтенанта. До пенсии в генералы не попасть, но, скажем, если посчастливится, до капитана можно дослужиться. Кто такой Касперьюст? По меньшей мере старший лейтенант. Разница в зарплате у них не особенно большая, но директору легче что-нибудь присовокупить к зарплате. Руководство драматическим кружком" к примеру, — рубль за час. Можно бы списать и не порвать национальные костюмы, барабан. Премия за квартал рублей пятьдесят. Можно придумать и еще кое-что, до чего Касперьюст никогда не додумается. А свадьбы, крестины, совершеннолетие, — говорить Бертул умел, голос, как говорится, дай бог каждому, букварь будет читать, а иной прослезится. Потом домашние званые вечера — раз в неделю… Будущее вырисовывалось ему столь же радужным, как вид налево, где на полках и на столах, подобно слоеному мармеладу, лежали простыни, полотенца, скатерти.
Решительно опрокинув рюмочку, он медленно, точь-в-точь новый Касперьюст, спускался вниз, мимо неподвижной глиняной девицы, на коричневое тело которой было надето новейшего образца летнее платье "Рижской швеи". Руководство магазина нелепо поскупилось на туфли, и ступни коричневых ног манекена были укутаны в зеленую сборчатую ткань. Забрела в траву девица, ухмыльнулся Бертул. В отделе письменных принадлежностей он купил конверты, писчую бумагу и спросил, где тут находится почта. На почте написал два письма, каждое другим почерком и с разными подписями. Бертул хотел стать хотя бы старшим лейтенантом.
Закончив осмотр магазинов, Анни спохватилась, что ни в одном вроде бы не видела Бертула. Денег у Бертула, в общем-то, нет, но все же для рюмочки всегда найдется даже у голого и в бане. Аини стала систематически проверять главную улицу. В кафе "Солнце" она спросила:
— От нашей группы отбился один экскурсант. Такой чернявый — с гладкими волосами, в желтом пиджаке… Не покупал ли он у вас что-либо из питья?
Продавщица таращила глаза:
— С черными гладкими волосами… Как бы мог выглядеть человек с гладкими волосами?
Тут Анни вспомнила, что ей принадлежит фотокарточка разыскиваемого лица. Распахнув сумочку, она выхватила фото и протянула продавщице:
— Вот он какой.
Продавщица посмотрела, посмотрела и рот раскрыла от удивления:
— Это же Гунар Цилинскис. Вы из Театра драмы?
Ой… Анни, оказывается, вытащила не тот снимок.
Гунара Цилинского, как эталон настоящего мужчины, от недавно купила в киоске и носила в сумочке…
— Нет… он не Цилинскис, но… очень похож.
Продавщица грустно вздохнула:
— Нет, не был. Такого я бы сразу узнала. Мне очень нравится, как он дает Карлену своюкровь…
Следующее кафе в универмаге. Продавщица сразу вспомнила предъявленного.
— Был, только что тут был. Все время через плечо наблюдал, кто поднимается и спускается по лестнице, а когда не смотрел, пил кофе и улыбался.
У автобусной остановки, где находилось следующее кафе, то самое, где Бертул намеревался истратить свои последние гроши, Анни встретила его улыбкой, солнечной, как локоны ее волос.
— Все осмотрели?
— Музей сегодня закрыт на ремонт, зато я нашел салон народного искусства. Обещали оленьи рога.
— Я купила билеты и уже собиралась идти к церкви, на место нашего рандеву. У нас еще двадцать минут.
— Может, зайдем в кафе?
Бертул радостно распахнул перед ней дверь. Это было мрачное кафе, город не чувствовал ответственности за его благопристойность и чистоту, потому что здесь бывали граждане всей республики. Обтерев газетой столик, Анни принесла две рюмочки южного ликера. Бертул сообщил, что ему предложили место в районном отделе культуры:
— Должность считается более высокой, чем моя, но в зарплате разницы нет. Я попросил время подумать. — Это был ход; пусть Анни не думает, что он привязан к Бирзгале. Анни в самом деле стала серьезнее, и ее серебряные серьги колыхались тихо, как вечерний звон.