— Это я, мама… — склонившись, поцеловала бледный лоб.

Та обхватила слабой рукой за шею Антониду.

— Анка, родная… Ты как солнышко, дочка милая.

Тёплые слёзы оросили щеку девушки. Мачеха никогда не плакала, и эти слёзы растрогали.

— Не волнуйся, всё будет хорошо… Поправляйся скорее. Отец просил успокоить тебя.

— Ты видела его? — оживилась Елизавета Ивановна.

— Ну что ты, он же подследственный. До суда ни с кем не разрешают свидания…

— Как же ты знаешь?

— А мы с ним секретно переписываемся.

— Умница наша. Теперь я верю, что всё будет хорошо.

— Я с Митей пошлю телеграммы в Петербург. — Лика поцеловала мачеху и ушла в кабинет.

Ответ на телеграфную жалобу дочери бывшего капитана Ронина вскоре пришёл. "Создать авторитетную комиссию из пограничников для выяснения виновности Ронина. Ахалтекинского скакуна, принадлежавшего капитану, немедленно возвратить его дочери Антониде Рониной".

Распоряжение военного министра было обязательным для нового нерешительного начальника Закаспийской области. Он послал к Рониным адъютанта, вызывая к себе Антониду. Она мигом собралась и на генеральской коляске приехала в управление.

Генералу поправилась смелая, решительная девушка, глядевшая на него правдивыми глазами, опушёнными мохнатыми чёрными ресницами. Айка рассказала, какую злобу питал Аллаяр-хан к её отцу с того момента, как отец укротил бесценного коня и получил его в дар согласно объявленному условию. Сообщила, как дважды пытались выкрасть этого чудесного коня и вот теперь, после возведённого навета, конь очутился во власти Аллаяр-хана. Генерал внимательно выслушал девушку, так смело защищавшую отца. Он распорядился немедленно написать приказ о возвращении коня.

— А вы, поручик, поезжайте вместе с мадемуазель Роминой к этому коварному подполковнику и вручите ему лично этот приказ. Коня пусть вернёт без проволочек. Будет сопротивляться — арестуйте.

Всё это было проделано так быстро, что бывалый интриган и лукавый дипломат Аллаяр-хан растерялся. Он не знал о приезде Анки и не ожидал решительных действий. Не исполнить распоряжения министра и приказ начальника области он не мог, но и отдавать коня, из-за которого он наделал подлостей, ему не хотелось. Ярость к этой девушке, так гордо стоявшей перед ним и глядевшей на него с явной насмешкой, всё сильнее охватывала его. Наконец он выдавил из себя:

— Пойдёмте в конюшню. Кто поведёт коня? К этому иблису[22] никто без риска не может подойти.

— Пусть это не беспокоит вас. Я сама поведу коня.

Злобный взгляд, если б имел силу огня, вмиг испепелил бы девушку. Она усмехнулась. Войдя в конюшню, хан шагнул к оскалившемуся Дастану и вдруг, выхватив револьвер, выстрелил. Как молния, метнулась к нему Анка, лишь только заметила в руке подполковника револьвер. Она успела коснуться его локтя, пуля чуть задела ухо коня. Захрапев, Дастан вздыбился, бряцая цепями. В тот же момент звонкая пощёчина, нанесённая сильной рукой девушки, прозвучала в конюшне.

— Мерзавец! Зверь! — воскликнула она, вытирая руку.

Аллаяр-хан в бешенстве направил на неё револьвер. Его руку схватил адъютант, и пуля ударила в потолок.

— По приказу генерала вы арестованы!

— Не подчиняюсь. Вы молоды арестовывать подполковника! — крикнул хан, выскакивая из конюшни.

Тем временем Анка стала ласково говорить с конём, он узнал её голос и позволил подойти к себе, приласкать, хотя шелковистая его кожа мелко дрожала, а глаз пугливо косился. Поглаживание по крутой шее и тихий голос успокоили коня; он доверчиво тянулся к девушке, тёрся о её плечо. Едва Анка вывела коня за ворота, как они снова распахнулись, и Аллаяр-хан на карьере вылетел из них и понёсся по направлению к фирюзинской дороге[23].

Адъютант моментально вскочил в генеральский экипаж и, козырнув Анке, помчался к начальству. Посланные вдогонку за беглецом казаки летели сломя голову, Догнали его, когда конь хана уже вступил в воду пограничного ручья. Однако меткий выстрел пограничника свалил его. Падая, конь придавил всадника. Подоспевшие казаки арестовали подполковника. Это происшествие раскрыло не только истинное лицо изменника, но и многие его проделки. В бумажнике Аллаяр-хана была обнаружена переписка с персидским комендантом пограничного пункта, в которой он сообщал, что Ронин выгнал купца, посланного к нему с предложением поступить на службу в кавалерию, охраняющую его величество шаха.

Всё это было достаточным основанием для оправдания Ронина. Получив все документы и погрузив коня в товарный вагон поезда, Анка, распрощавшись с семьёй, выехала в Ташкент.

Было ясное осеннее утро, когда поезд подошёл к ташкентскому вокзалу. Анку встретила Лия. Она торопила подругу.

— Скорее, скорее… Суд начался в девять часов. Ведь разбирать будут только дело твоего отца.

Зал суда был переполнен. Дело, о котором писали газеты, привлекло внимание общественности. На скамье подсудимых между двумя конвойными, стоявшими возле него с шашками наголо, сидел Ронин. Худой, сильно поседевший, но гладко выбритый и, как всегда, подтянутый, он был спокоен.

Сидевший среди зрителей Древницкий с участием вглядывался в лицо любимого товарища. Обвинение рисовало картину такого страшного преступления, совершённого бывшим капитаном Рониным, что ни у кого не оставалось надежды на оправдательный вердикт.

На месте защиты сидели два человека: казённый защитник, поручик, начинающий юридическую карьеру, и штатский, известный в Ташкенте адвокат либерального направления. Он добровольно предложил Ронину защищать его.

— Поймите, Виктор Владимирович, это будет бой, данный реакции. Надо бороться за справедливость, за новые формы суда.

— Если смотреть с этой точки зрения, вы правы. В России каждый день судят обвиняемых в "ниспровержении существующего строя"… Если будет польза, — не возражаю. Но платить мне нечем.

— Согласен.

Так в рядах защиты появился присяжный поверенный Согрин, ташкентский Плевако, как его называли за остроумие в перепалке с прокурором.

Когда кончилось чтение обвинительного заключения, защитники пошептались между собой. Поручик встал.

— Прошу слова для заявления…

В свою очередь: судьи перешепнулись, и председательствующий генерал разрешил поручику говорить.

— На основании свода законов Российской империи дело бывшего капитана Ронина подлежит не военному, а гражданскому суду. Прошу передать это дело на рассмотрение окружного суда.

Судьи переглянулись с прокурором, прокурор с военным губернатором, и ходатайство защиты было отклонено.

И вот, когда прокурор обрушился на него всей тяжестью законов, когда истратил весь запас ядовитой чёрной краски и настала очередь защиты, в открытом окне неподалёку от подсудимого появилась конская голова. Начался шум, послышались возгласы недоумения. В это же время распахнулась дверь, и на пороге появилась молодая девушка с золотисто-русой косой, уложенной венком вокруг головы. Её белая блузка была запылена, серая юбка для верховой езды помята. Лицо девушки сильно загорело и обветрилось, чудесные серые глаза глядели гордо и смело, она сделала шаг вперёд. Начальник караула бросился к ней, чтобы вывести нарушительницу порядка, но она звучно заявила:

— Я привезла документы, реабилитирующие отставного капитана Ронина. Я его дочь. Прошу председателя вскрыть пакет, данный мне начальником Закаспийской области для вручения суду.

Тишина дрогнула; казалось, зал вздохнул одной грудью. Все лица повернулись к дверям. Ронин тихо обронил: "Анка, родная…".

Точно заведённая марионетка, вскочил прокурор.

— Протестую! Во время судоговорения процессуальный кодекс не допускает перерывов!.. — вопил он.

— Прошу приобщить к делу официальные документы о моём подзащитном! — гремел Согрин.

Публика зашумела. Председатель пошептался с членами суда и приказал начальнику караула: