Мое сердце все еще стучит, совершая миллион ударов в минуту. Может быть, мои братья чувствовали тоже, что чувствую и я сейчас: гордость и веселье, даже после падения. И я улыбаюсь, потому что я только что обнаружила, что непобедима. К счастью, чувство, которое я испытала в воде в первый раз с Питом не было неповторимым в этот день — я чувствую это снова, сейчас, на суше, хотя в моем рту горечь со вкусом океана и мои глаза жжет от соленой воды.

Мои щеки начинают болеть от такой широкой улыбки, я закапываю пальцы ног в песок под моими ногами, горячий от лучей полуденного солнца.

Вдруг, загадочное, волшебное чувство нахлынуло на меня: я совершенно уверена, что мои братья чувствовали то же самое, что и я, стоя в этом же самом месте. 

Каждое утро я просыпаюсь с восходом солнца. Я хватаю доску Джона и спускаюсь к воде. Иногда Пит и компания стучат в мою дверь, но чаще всего я просыпаюсь первая.

С каждым днем я становилась все смелее: гребла, пока никого не было видно; заходила глубже в океан, взяв несколько больших волн. Ночью я одна в своей комнате и больше ничего, кроме лунного света, освещающего страницы; я царапала каждую деталь каждого дня в свой ежедневник, но не чувствовала ничего, что могло бы привести меня к моим братьям, пока еще нет.

Вместо этого я расположена писать об улыбке Хью и глупом юморе Мэтта, об угрожающих взглядах Беллы и о дрожи, которая расползается по всему телу, когда Пит рядом. Когда я, наконец, натягиваю на себя одеяло, то все еще чувствую, как волны раскачивают меня вперед и назад, словно какая-то колыбельная. Я еще никогда в жизни так хорошо не спала.

На ногах и руках растут новые мышцы. У меня болит живот — так развиваются брюшные мышцы. Но, правда, он болит еще и из-за голода. Пит с друзьями добыли еду вместе с наличными, когда ограбили дом на Брендвэй, но она явно не самая питательная. Так как у нас нет электричества, они покупают только ту еду, которую не нужно готовить, которая идет неплохо, если не заморожена. Это очень холодная каша и питательные батончики.

Здесь, на заднем дворе, есть огромный старый гриль, оставленный теми, кто жил здесь до Пита и ребят. Пит находит меня днем, когда я учусь на воде, мои волосы все еще влажные после утреннего прибоя и купальник еще мокрый.

— Что делаешь? — спрашивает он, возвышаясь надо мной.

— Проверяю гриль, — отвечаю я. Он не отличается от того, что стоит во дворе моих родителей. Прежде, чем братья сбежали, отец готовил ужин на гриле каждый воскресный вечер. Стейки, курицу, гамбургеры, хот-доги, кукурузу в початках — у меня текут слюнки от этих мыслей. Я стояла рядом с ним, пока он готовил, каждое воскресенье с тех пор, как мне исполнилось пять лет. Он называл меня своим “СУ-шефом”.

— Зачем? — спрашивает Пит. Я поворачиваюсь лицом к нему. Капли соленой воды сверкают в солнечном свете на его плечах.

Я качаю головой, ухмыляясь:

— Давай, — говорю я, схватив его за руку. — Мы выполним несколько заданий.

Тридцать минут спустя я поворачиваю машину на стоянку огромного супермаркета. Папа не стал бы возражать.

Он любил ходить в специальные магазины и “овощные рынки” ранним утром в воскресенье: купить самые свежие продукты и натуральное мясо. Но бедным не приходится выбирать. Я хотела остановиться в комбинированном магазине, где я могла бы купить все для приготовления мяса, а также бумажные тарелки, пластиковые ножи и вилки.

Это неприятное, удручающее здание в торговом центре, наполненное одним квадратным магазином за другим. Я нахожусь здесь всего несколько минут в окружении машин, фонарей, матерей с колясками, бизнесменов в костюмах и галстуках, и уже скучаю по Кенсингтону.

— Знаешь, — говорит Пит, пока я отстегиваю ремень безопасности и выхожу из машины, доска Майкла все еще выглядывает из заднего окна. — На самом деле, раньше я никогда не был на задании.

— Тогда как вы это называете — когда ты и мальчики идете в город за едой?

Пит пожимает плечами, улыбаясь.

— Мы не называем это “заданием”, — говорит он, положив руку мне на плечо, пока мы идем через парковку в сторону магазина.

— Ты не носишь обувь, — говорю я, толкая тележку по проходу. Если подумать, то я никогда не видела, чтобы Пит носил обувь. Даже не уверена, что у него есть хотя бы пара обуви. Интересно, а если это тот магазин, откуда его выгонят за то, что он босиком? Без обуви, без футболки, без работы. Но Пит так уверенно идет вниз и вверх по проходам, что я не могу представить, чтобы его кто-то заметил.

Я выбираю кукурузу и цуккини, стейки и курицу. Огромную бутылку соуса для барбекю. Я приказываю Питу положить в тележку полный мешок угля.

— Ты уверена, что ты знаешь, что делаешь, Венди?

Вместо ответа я ухмыляюсь. Я точно знаю, что я делаю. Даже после того, как мы загрузили все, что я хотела, в тележку, я продолжаю лениво блуждать по проходам.

Пит кладет руки мне на плечи, и я прислоняюсь к нему, наслаждаясь звучанием плохой песни, доносящейся из колонок магазина. Ветерок искусственно охлажденного воздуха проходит по моей голой ноге, все люди, которые мельком смотрят на нас, когда мы проходим мимо них, наверняка предполагают, что мы обычная пара подростков, загружающая свою тележку для вечеринки, люди, которые понятия не имеют, что это будет наша первая горячая еда за последние несколько недель. Я не спрашиваю Пита, как долго он, Белла и другие ребята не ели настоящую еду. Когда мы, наконец, становимся в очередь, Пит встает за мной, и я прижимаюсь к нему спиной. Кто бы знал, что поход в продуктовый магазин может быть таким романтичным.

Я расплачиваюсь горсткой наличных, которую я взяла из своего рюкзака перед тем, как мы покинули Кенси. Пит держит мою руку по пути к машине. Так как мы припарковались далеко, Пит говорит:

— Итак, Хью рассказал мне, что ты собираешься помочь ему получить его GED.

Я киваю, когда выезжаю на скоростное шоссе, включая поворотник, чтобы сменить полосу. Я всегда предпочитала оставаться в правой полосе, быть готовой в любое время съехать с дороги. Но сейчас я перестраиваюсь в середину, а затем левее, нажимая на газ.

— Он был в восторге от этого, — говорю я.

— Для чего ему нужен GED?

Я пожимаю плечами, смотря на дорогу.

— Ты никогда не узнаешь.

— Тебе не нужен диплом об окончании средней школы, чтобы жить, как мы. Это же не колледж.

— Конечно, нет,— говорю я.— Но если это то, чего он хочет, почему бы ему не получить это?

Пит не отвечает, и я перевожу взгляд на него. Ответ написан на его лице: с дипломом о среднем образовании Хью может получить настоящую работу и оставить Кенсингтон позади.

— Эй, — говорю я, снимая одну руку с руля и поместив ее на руку Пита. — Он не хочет уезжать, ты же знаешь. Он говорит, что вы его семья.

Пит кивает.

— Мы семья,— говорит он, беря мою руку в свою. — Ты теперь тоже часть нашей семьи.

Я киваю, вытаскивая руку и возвращая ее обратно на руль. Я никогда не была частью чего-то такого, как это.

После того, как мы с Питом заносим продукты в дом на скалах, я вываливаю угли в мангал и по отцовскому методу укладываю и поджигаю брикеты. Пока огонь разгорается, я готовлю еду. Пит наблюдает за мной, и я комментирую каждый шаг, чтобы с первого раза научить его этому. В этот раз я учу его, а не наоборот.

Вскоре, все смотрят, как я переворачиваю кукурузу и поливаю мясо соусом для барбекю. Можно подумать, они никогда раньше не видели, как кто-то готовит, а может, для некоторых из них так и есть, или, по крайней мере, они давно не видели этого.

Когда Мэтт и я, наконец, заносим еду в дом, я удивлена, увидев, что Пит расстелил на полу покрывало, разложил бумажные тарелки и пластиковые столовые приборы. Он даже положил салфетки для каждого. Я смотрю на него и улыбаюсь, занимая свое место на покрывале, а он садится напротив меня, на другом конце.

Так как все начинают жадно есть, я смотрю на Пита. Он ест аккуратно, почти деликатно, смакуя каждый кусочек. Моя собственная еда остывает, пока я смотрю на Пита и ребят, которые едят, но я не возражаю. Это слишком забавно — смотреть на них.