— Января, — повторяю я. Это, когда Мэтт сказал Питу выгнать мальчиков.

— Я, честно говоря, так и не думал о них после, пока ты не пришла на мою вечеринку, выкрикивая их имена и что-то о “Ведьмином Дереве”.

— Белла сказала, что когда они уходили, они сказали ей о том, что направляются туда.

Джес кивает:

— Оно сломалось в начале этой зимы. Зимняя волна — самая большая из них — поднималась и опускалась здесь, на побережье.

— Таким образом, ты говоришь мне, что их там не было? Они бы давно ушли?

Джес качает головой.

— Обычно, да. Но большая северо-западная зыбь нарастает у побережья штата Орегон. Раньше этого никогда не было, не в это время года. Там собираются сёрферы со всего мира.

Мой пульс учащается.

— В том числе и мои братья?

Джес пожимает плечами:

— Не могу этого обещать. Но они могут быть там. И я… — он замолкает, перестает шагать и смотрит на меня. — Я знаю больше, чем просто о лучших местах для сёрфинга на побережье, Венди. Я знаю правильные места, чтобы найти…

Я заканчиваю предложение за него:

— Правильные места, чтобы найти детей, которые могли бы искать другие вещи.

По крайней мере, он, похоже, не гордится тем, что такой эксперт в этом.

— Волна снова не будет разбиваться до зимы, если разбивается весь год, - говорит он. — Ни одна из этих больших волн. Это я точно могу сказать. Я не знаю, когда тебе выпадет другой такой шанс.

Между нами воцарилось молчание, пока я обдумывала его слова.

— Почему ты здесь? — спрашиваю я, наконец.

Джес моргает; когда его глаза закрылись, комната, кажется, стала темнее.

— Я рассказал тебе. Потому что думаю, что могу помочь.

— Да, но почему тебя заботит помощь мне?

Джес медлит, прежде чем отвечает:

— Я могу сказать, что ты не собираешься сдаваться, пока не найдешь их, — говорит он, наконец.

— Как ты можешь сказать? Просто потому, что ты провёл несколько дней со мной, когда я была вдребезги пьяна, не значит, что ты меня знаешь.

Джес кивает:

— Когда ты рассказывала о них, у тебя на лице был тот же взгляд, как когда ты решала брать следующую волну.

Я качаю головой.

— Откуда ты знаешь, как я выглядела, когда брала волну?

Он замолкает, затем выглядит почти робко, когда отвечает:

— Я наблюдал за тобой. Утром. Когда ты вышла, чтобы заниматься сёрфингом самостоятельно.

— Ты наблюдал за мной?

— На всякий случай. Знаешь, ты была новичком, а вокруг никого не было. Я просто хотел убедиться, что ты в порядке.

Мне следует чувствовать себя оскорблённой. Парень шпионил за мной каждое утро, когда я думала, что была одна. Каждый раз,когда я брала свою доску в то время как Пит, Белла и другие ребята спали. Но нет - вместо этого я даже рада, что он был там. По крайней мере, он не пытался меня остановить, не спускался вниз на пляж и не говорил, что мне не следует заниматься сёрфингом одной, не следует пытаться брать большие волны, что я должна ждать только наиболее спокойные. И я рада, что он знает обо мне что-то, чего не знает никто: у меня была смелость брать волну за волной самостоятельно.

Вдруг, Джес говорит:

— Я сожалею о твоих братьях, Венди. Когда я продавал им пыль … Я имею в виду, я никогда не хотел, чтобы они пропали без вести.

— В отличие от тех детей, которым ты продаешь пыль, и которые потом возвращаются домой к своим матерям? — спрашиваю я.

Кое-что в его приходе сюда меня поощрило. Мне следует его бояться. Но я не боюсь. И, к моему удивлению, он краснеет под моим взглядом.

— Идем со мной, — говорит он, наконец. — Позволь помочь твоим братьям. Позволь помочь тебе.

Я открываю рот, чтобы спросить о других ребятах, которых нужно спасти от пыли, но он говорит прежде, чем я что-либо произношу.

— Пожалуйста, — шепчет он.

Нана не сильно лаяла, когда я последовала с Джесом из окна, взобравшись к нему на спину, и сползла вниз по склону стеклянного дома. Не успела я моргнуть, как уже залезла в грузовик, который он мыл в тот день нашей с ним встречи. Сейчас грузовая платформа была заполнена досками для сёрфинга, водными лыжами и резиновыми тросами.

На самом деле, я не могла сказать “нет” на его предложение. Остаться дома, означало ехать в Монтану, закрытую от океана, находящуюся за миллион миль от пляжа Кенсингтон и, возможно, от моих братьев. Да, этот парень — наркоторговец; кто знает, сколько денег он получает от продажи пыли ничего не подозревающим детям; получая их зависимость, они губят их жизни — если не убивают. Я много думаю об этом, судя по виду этого грузовика, досок в грузовой платформе за нами. Но он предложил помощь, а я не собираюсь отказываться.

Сидя настолько далеко от Джеса, насколько это вообще возможно, моё тело прижимается к пассажирской двери, я закрываю глаза и позволяю нахлынуть воспоминаниям — воспоминаниям, которые, на этот раз я уверена, не сны: подбородок Пита на моей пояснице, как мы гребём, пытаясь взять волну. Доска с липким воском подо мной, как я подтягиваюсь вверх, чтобы встать. Океан опускает нас вниз, и мы скользим вместе с доской на гребень волны. И чувство полёта, невесомости и беззаботности - нет никого на планете, кроме меня и Пита, никого другого, кто знает, на что это похоже. Я открываю глаза. Джес едет быстро, слева от нас океан, и я слышу волны, просыпаясь в середине ночи.

Реальность никогда не была такой кристально чистой. 

Мы ехали около пятнадцати минут, когда Джес начал говорить:

— Итак, во всяком случае, расскажи мне о своих братьях.

Я качаю головой, всё ещё полная решимости собрать улики.

— В отличие от меня, ты видел их совсем недавно. Поэтому ты расскажи мне о них.

Он меня игнорирует.

— Ты, должно быть, действительно их любишь, поэтому ищешь, не покладая рук.

— Я их старшая сестра. Дело не в том, как сильно я их люблю. Просто…

— Просто это твоя работа, — заканчивает Джес за меня, и я киваю.

— У тебя есть родные братья или сестры? — спрашиваю я.

Я пытаюсь представить его с семьей, но не могу, я вижу его только в том образе, в каком он сейчас — наркоторговец, сёрфер, преследующий свою следующую волну.

— Не совсем, — отвечает он. — Расскажи мне о взрослении Джона и Майкла.

Когда я молчу, он добавляет:

— Это долгая поездка в середине ночи, Венди. Думаю, это поможет мне не уснуть.

Прекрасно. Я могу просто притворяться, что разговариваю с кем-то ещё.

— Они всегда казались в два раза больше меня, хотя я и была старшей. — Я замолкаю, улыбаясь. — Джон всегда разговаривал со мной таким способом, что заставлял чувствовать себя ребёнком в семье.

Джес смеется; его смех искренний, и, кажется, машина вибрирует.

— Он действительно был похож на хулигана, — продолжаю я, немного смеясь про себя. — Они оба были. Видел бы ты их на пляже. Они бы взяли любую волну, какую только захотели, волны, которые были в два раза больше этих детей. Однажды Майкл даже вышел на бой с одним сёрфером — вроде, взрослым сёрфером — утверждая, что один из них оборвал по пути его волну. Я думала, что он собирается ударить парня в лицо, если бы, конечно, он мог до него достать.

— Что произошло?

Я пожимаю плечами.

— По правде говоря, не знаю. К концу дня он занимался сёрфингом рядом с ним, поднимая указатели от него влево и вправо. Может, это был их совместный план.

— Похоже, они были довольно смелыми.

Я качаю головой.

— Не совсем. Я имею в виду, да, они были смелыми на пляже. Но дома — это другой случай.

— Чего они так боялись?

Я закрываю глаза, вспоминая.

— Они боялись темноты. Однажды мы играли в прятки — двое против меня — они спрятались в шкафу и оказались запертыми изнутри. Шкаф — это единственное место в доме, где становится действительно темным-темно.

— Сколько им было?

— Четыре? Пять? — я удивлена, что не могу вспомнить точно. Я помню звук их воплей и как дразнила их через дверь, что отказываюсь играть.