— Это н­е имеет ничего общего с Джоном и Майклом,- говорю я.

Они удивлены тем, насколько сурово звучит мой голос. Я обращаюсь к Дэксу.

— Ты можешь меня отпустить. Я никуда не уйду.

— Я думаю, мы должны отвезти тебя домой, — медленно произносит Дэкс. —Ты должна снять мокрую одежду.

— Знаешь, просто потому, что ты парень моей лучшей подруги, не значит, что ты должен мне указывать!

Дакс, наконец, выпустил мою руку.

— Венди, — говорит Фиона, осторожно положив сухую руку мне на влажную кожу. Я качаю головой.

— Я приду в себя, дома. — Говорю, не обращая внимания на мягкое прикосновение Фионы, и ухожу на стоянку.

— Что с тобой случилось? — спрашивает Фиона.

Я поворачиваюсь к ней лицом.

— Кто ты такая, чтобы говорить мне, что их там нет? — мой голос звучит грубо, как будто песок прилип к языку и застрял в горле.

— Я не хотела … — Фиона сделала паузу. Она посмотрела на Дэкса. Не на меня.

— Конечно, ты хотела! — я удивляюсь уверенности в моем голосе, когда говорю. — Но они там. Я знаю это.

В последний раз полиция посещала наш дом три месяца назад.

— Вам лучше сесть, — сказали офицеры моим родителям. Я не была уверена, но тоже села. Я не собиралась пропускать ни слова. Они говорили, а я стояла на кухне и подслушивала.

Они сказали, что в этот раз там собрались серферы со всего мира. Они были привлечены обещанием рекордных волн вдоль всего побережья Северной Калифорнии, от галечного пляжа в Монтерей до Санта Круз. Но погода была плохой: шел дождь, вода была холодная. Три серфера пропали без вести в ту ночь. Только одно тело было найдено. Очевидцы утверждали, что пропавшие были подростками, кто-то слышал, что они из Ньюпорт Бич.

Один из офицеров кивнул другому и вышел за дверь. Мне очень хотелось пойти следом за ним, но я продолжала сидеть на кухонном столе. Он даже не потрудился закрыть за собой дверь, а когда вернулся, показал две доски для серфинга. Точнее, их останки.

— Они вам знакомы? — спросил он.

Единственный ответ матери был — расплакаться; отец ничего не сказал. Платы были уничтожены. Это больше походило на две трети одной доски. На одной ремни для ног порвались пополам. Все, что должно было держать ноги серфера привязанными, было порвано.

С тех пор мои родители были вне себя, будто были уверены, что Майкл и Джон — два неизвестных, утонувших серфера. Полиция, конечно, верила в это. Поиски прекратились, и я видела на файлах фото моих братьев с пометкой “Дело закрыто”. Наша семья оплакивала их так же, как если бы мы похоронили их.

Я никогда не была в этом уверена. И решила сама поискать. Я искала образы из зыби, фотографии и видео серферов в дождь, в туман, кувыркавшихся среди поднимающихся волн. И нигде не видела своих братьев.

Я все еще мокрая, пока открываю дверь своего дома. Автомобиль матери будет весь в песке и плесени утром. По крайней мере, мне не придется беспокоиться, что родители будут дожидаться меня. Они рано ложатся спать, а утром просыпаются позже.

Моя собака утыкается носом мне в бедро, пока я открываю дверь, обнюхивая соленую воду на моей одежде.

— Эй, Нана, нечего возмущаться! - прошептала я. — Просто серфер в воде, — глажу ее по голове. — И это все, что ты узнаешь от меня сегодня вечером.

Она следует за мной по коридору через столовую в спальню. В стеклянном доме холодный кафель, и Нана слизывает воду, которая капает с моего платья.

В спальне я сбросила платье на пол и забралась в кровать. Нана легла рядом со мной. Моя комната не темная, даже когда я включаю свет. В доме со стеклянными стенами, расположенном на вершине холма, с видом на город, никогда не темнеет. Городские огни держат в доме свет; я никогда не сплю в темноте. Когда мы были маленькими, мама сказала братьям и мне, что огни от города — наши собственные ночные огни, специальные, призванные, чтобы следить за нами и охранять. Мы втроем верили в ночные огни нашей матери так же, как другие дети верят в Санта Клауса.

Кончики моих волос еще влажные. Может эта соленая вода сушит мою кожу, но так я чувствую себя ближе к братьям. Я почти слышу смех, исходящий из их спальни, вижу доски для серфинга, только и ждущие, чтобы взять волны в первой половине дня, доски, которые они оставляли у входной двери каждую ночь. Я встаю и подхожу к окну, смотрю на огни города, которые я знаю наизусть, и темный горизонт океана за его пределами. Я представляю, как волны разбиваются, миля за милей, на пустой береговой линии, костры сгорают в пепел. Ничего не осталось, кроме звезд и луны, чтобы освещать пляж.

Есть тайные места, о которых знают только серферы. Места, которые полиция не может найти и о которых не знают родители. Я слышала, как Джон и Майкл шептались о какой-то скрытой бухте.

— Они не могли уйти далеко, — произношу вслух. — Они бы никогда не оставили океан.

Я делаю глубокий вдох, как будто собираюсь погрузиться под воду, и возвращаюсь обратно в постель. Мое сердце колотится, как будто я только что поняла нечто важное. Мои веки тяжелеют, но мысль совершает свой путь в пространство между сном и бодрствованием: если я продолжу поиски, то обязательно найду их.

Я должна думать о Джоне и Майкле, но вместо этого я думаю о парне, которого я видела на воде, парне, покорявшем волну под звездами. Спящей, я все еще чувствую напуск волн на теле. Утром мои простыни пахнут морем. 

Утром я приняла душ; запах соленой воды растворился под мылом, спустился в канализацию. Мои волосы свисают вниз по спине словно сушеные палки. У меня еще есть время одеться. Не уверена, что именно должна носить в течение дня во время хождения по побережью, ища двух пропавших серферов. Наконец, выбираю купальный костюм и длинный сарафан.

Сообщение от Фионы отвлекло меня: “Хочешь пойти на пляж?”

“Конечно”, — отвечаю с энтузиазмом.

На кухне родители варят кофе. Отец полуодет; мать все еще в пижаме. Они заметили, что убрали все цвета из своего гардероба? Они решили носить только оттенки серого. Даже халат мамы уже не ярко-желтый, потому что она стирает его слишком часто.

— Доброе утро, — говорю я. Я взяла тарелку с кашей и села за стол. Нана положила голову мне на колени.

Родители кажутся еще более расстроенными, чем обычно. Празднование моего выпуска, встреча с моими одноклассниками вчера, вероятно, взяли над ними верх. У каждого стоит огромная чашка с кофе.

— Доброе утро, дорогая, — говорит мама, поставив кружку на стол и садясь рядом со мной. Ее глаза наполовину закрыты.

Не так, как у того парня прошлой ночью. Его глаза были широко открыты, как будто он видит больше, чем все остальные. Каре — зеленые, с желтым кольцом вокруг зрачков.

— Прошлой ночью у костра были серферы, — вдруг говорю я.

Я подпрыгнула, когда мой отец, все еще стоя у кофеварки, хлопает рукой по столу.

Нана вскакивает с моих колен, я глажу ее за ушами, чтобы убедить, что все в порядке.

— Они не должны больше допускать что-то подобное, — говорит сердито отец. — Они были там после наступления темноты? Разве они не знают, как это опасно?

Моя мать кивает головой в знак согласия.

— Я думаю, мне нужно еще поспать, — говорит она со слабой улыбкой. Она берет мою ладонь в свою, как будто это одно целое.

Когда она ушла, папа говорит:

— Ты расстраиваешь ее.

— Извини, — говорю я, качая головой.

— Не говори больше о серферах, — добавляет он хриплым голосом, после чего он сделал глоток кофе с молоком. Раньше он пил только черный кофе без молока, но после того, как мальчики пропали, он начал добавлять молоко и сахар. Я не думаю, что он в состоянии переварить все эти горькие дни.

— Не буду, — пообещала я.

***

— Готова? — взволнованно спрашивает Фиона, когда я забираю ее в SUV своей матери. На ее лице еще остался солнцезащитный крем.

— Конечно, — говорю я. — Я думаю, может поедем в другое место?.

— В другое место? — она достает из своей сумки вишневый блеск для губ.