- Ох, Юсуф, да ведь я проспала! Проспала!

- Нет, дорогая, еще не так поздно!..

- Подожди, я принесу тебе завтрак.

Она вскочила с постели, надела шлепанцы и побежала вниз.

Юсуфу стало очень горько при мысли, что отныне, подымаясь по утрам, вместо Муаззез, готовящей ему завтрак, или просто ее руки на розовом одеяле, чаще всего он будет видеть прокопченные балки на потолке какой-нибудь деревенской хибарки. Но тут же он решил, что надо гнать прочь от себя такие мысли.

В тот же день каймакам отправил его к начальнику финансового отдела, велев приступить к исполнению обязанностей сборщика налогов. Пожилой начальник, положив перед собой штук десять квитанционных книжек, прочел о них Юсуфу чуть ли не целую лекцию, и молодой человек до вечера перечитывал их, пытаясь все это запомнить.

Теперь оставалось купить лошадь. Проходя вечером через Нижний рынок, Юсуф повстречал Ихсана, с которым давно не виделся. Они разговорились, и Юсуф попросил у него совета. Ихсан повел его в караван-сарай на дороге в Соуктулумбу. Поторговавшсь с полчаса, они купили за десять лир красивую белую лошадь. Юсуф должен был выплачивать за нее по лире в месяц. Ихсан сам заплатил требовавшийся задаток, и они вместе вернулись в город, ведя лошадь за поводок.

После смерти Али они ни разу толком не поговорили. Ихсану было приятно и радостно, что Юсуф через столько времени обратился к нему как к старому товарищу, и старался доказать, что достоин его дружбы. Юсуср же, немного удивленный тем, что встретил друга, когда совсем уже отчаялся в людях, был еще больше обрадован и благодарен ему.

По дороге оба они вспоминали минувшие дни, совместные прогулки, дешевую халву и кебабы, жаренные в бумаге. Когда воспоминания дошли до Али, оба замолкли. Искоса взглянув на Ихсана, Юсуф заметил, что на глазах его тоже выступили слезы. Некоторое время оба не находили слов. Наконец Ихсан пробормотал:

- Вот так-то, Юсуф, такова жизнь, все проходит!

Сказанные стариковским тоном слова эти не рассмешили, а опечалили Юсуфа. Дойдя до угла улицы, которая вела из Чайджи к Байрамйери, они остановились, поглядели друг на друга и расстались. На душе у обоих было и радостно - оттого, что они снова встретились после долгой разлуки, - и грустно от предчувствия, что они больше, может быть, никогда не увидятся. Хотя жизнь, разведя их, снова сблизила на мгновение, долго быть вместе им, видно, не суждено. Минувшее вернуть невозможно, а одних воспоминаний недостаточно, чтобы привязать людей друг к другу.

Но Юсуфу казалось, что вместе с Ихсаном от него ушли не только детские воспоминания десятилетней давности, но и оборвались все связи с этим городом. Отчужденное чувство, которое он вдруг испытал к Ихсану, напомнило ему, что теперь его с Эдремитом ничто не связывает. Стоило ему задуматься над этим, как он почувствовал, что и в целом мире он ни к чему не привязан, и страшно обозлился в душе на бесчисленные условности этой чуждой ему жизни, которые сковывают его и лишают возможности поступать так, как он хочет.

Прохладным октябрьским вечером, возвратившись после четырехдневной отлучки, Юсуф подъехал к дому с задней стороны. Здесь он велел прорубить дверь в стене сада и в саду рядом с тутовым деревом устроил нечто вроде конюшни. Расседлав лошадь и нацепив ей на морду торбу с кормом, он вошел в дом и увидел, что никого нет. Было еще рано, и по всей вероятности, женщины ушли к соседям.

Юсуф поднялся наверх, разделся. Вымыл с мылом руки и голову. Он был сильно голоден. Спустившись на кухню, порылся в шкафу. Кроме остатков фарша на дне медного блюда, ничего не было. Открыл зеленый сундук в прихожей, чтобы взять немного хлеба и бурдючного сыра, но не нашел ничего, кроме сухих корок. Пустые мешки лежали в углу, и только посредине стоял полуоткрытый мешок с пшеничной крупой.

Снова вернувшись на кухню, Юсуф увидел на очаге кастрюлю с кашей. Вынув из висевшего у очага мешочка деревянную ложку, он уселся у холодной кастрюли.

Утолив голод, Юсуф поднялся наверх и растянулся на тахте. Стемнело, но никто не приходил, он стал тревожиться за Муаззез. Если бы они с матерью были поблизости, то наверняка услышали бы от соседских мальчишек, что он приехал. Скорее всего они отправились к кому-нибудь, живущему недалеко от Нижнего рынка.

Услышав, наконец, как в двери повернули ключ, Юсуф вскочил и поглядел из окна вниз. Сердце у него запрыгало от радости.

- Пришли!

Он едва удержался, чтобы не сбежать вниз и не обнять жену. Теперь он слышал ее голос.

- Ах!.. Мама, Юсуф приехал! Посмотри-ка, лошадь в саду! - удивленно воскликнула Муаззез. - Юсуф!

Она вбежала по лестнице и бросилась на шею мужу, вышедшему ей навстречу.

- Мы тебя сегодня не ждали. Но я точно чувствовала… Все время говорила маме: пойдем, уже поздно. Значит - это ты меня притягивал!

Она сняла верхнюю одежду и снова обернулась к Юсуфу.

- Ты голоден. Я пойду накрою на стол.

И, не дав ему ничего ответить, тихо добавила, опустив голову:

- Ты что-нибудь привез, Юсуф? В доме ничего нет…

Юсуф, пораженный, выпрямился.

- В доме ничего нет? - переспросил он.

- Есть немного пшеничной каши, но ты с дороги, не наешься. Я спросила - думала, ты еще чего-нибудь захочешь. Но если ты ничего не привез, не надо… Не ходи больше никуда!.. Я возьму немного солений. Ты сиди, я тебя позову, хорошо?

Она убежала. Юсуф так и застыл на месте. В деревне он ел обычно хлеб, сыр, кислое молоко, яйца и потому-то сначала даже не обратил внимания на кастрюлю с пшеничной кашей. Только теперь, вспомнив, что он находится в доме Саляхаттина-бея, он с горечью подумал, что здесь редко ели пшеничную кашу, даже и с маринованным перцем. Значит, наступили те дни, которых он так боялся? Значит, его семья, весь доход которой составляет небольшое жалованье сборщика налогов, опустилась до уровня тех, кто утоляет свой голод одной пшеничной кашей?

Перед его глазами снова встали шкаф, зеленый сундук, пустые мешки в углу. «Как же так? Как же так?!» - бормотал он сквозь зубы.

В отчаянии он сжал кулаки. Выхода не было: жизнь их, может быть, станет еще хуже, но лучше ей уж не быть никогда. Лишь сейчас Юсуф начал понимать, какая огромная ответственность легла на его плечи. Она давила его.

Снизу донесся шепот. Голос Шахенде становился все громче, Муаззез отвечала тихо, умоляющим шепотом. О чем они говорят, расслышать было невозможно. Подойдя к двери, Юсуф услыхал только, как Муаззез сказала:

- Мамочка, ради Аллаха, молчи!

Он схватился рукою за косяк и стиснул зубы: «Ах, эта женщина!» Но тут подумал, что не имеет права сердиться, упрекать ее в несправедливости к нему. Она, естественно, хочет, чтобы зять кормил семью, раскаивается, что отдала дочь замуж за такого человека. Мужчина, который взял замуж дочь каймакама, да еще тайком увез ее, даже не подумав о том, сможет ли обеспечить ей жизнь, к которой она привыкла, действительно заслуживает порицания.

«Что же делать?» - подумал Юсуф.

Этот вопрос горьким ядом разлился по всему его существу. Мысли, которые занимали его несколько месяцев назад, были совсем другого рода. Сегодня он не думал о будущем, не думал о том, какое направление примет его жизнь, подходит ему это дело или нет. Нельзя было ждать и дня, чтобы найти выход из положения, в котором он очутился.

Но и сделать ничего нельзя было.

Юсуф повел плечами, ему показалось, что все его тело сжали железным обручем. На лице появилось выражение брезгливого недовольства. Казалось, он считал, что не заслуживает такой участи. В нем точно жил другой Юсуф, с презрением взиравший на беднягу, который бьется в поисках куска хлеба и орет на бедных крестьян, чтобы содрать с них налог. Он сам вызывает в себе чувство гадливости.

Чтобы избавиться от этого ощущения, которое подымалось в его душе со все большей силой, он снова вернулся в комнату и открыл окно.