- Не стучи понапрасну, Шахенде-ханым. Никого дома нет!

Шахенде-ханым не спросила ее: «Откуда ты знаешь?» Это даже не пришло ей в голову. Следить за обитателями квартала, сидя за решеткой окна, было единственным занятием этой женщины, и сведения ее всегда были безошибочными.

- Куда они ушли? - только спросила Шахенде.

- Кюбра с матерью вышли с узлом в руках, но куда отправились они - не могу знать!

- С узлом в руках?

- Да, с узлом… Видно, не собираются возвращаться!

- Помогите, правоверные! - запричитала Шахенде, не помня себя. - Да, они, верно, ограбили дом и ушли. А не было ли у них в руках перламутровой шкатулки?

- Не приметила, соседка. Может, они засунули ее в узел?

- А разве Юсуф и Муаззез не приезжали?

- Не приезжали, соседка. А разве они были вместе? Разве ты не вместе с дочерью ушла?

Чувствуя, что произошло что-то необычное, остальные соседки тоже приподняли решетки на окнах и приняли участие в разговоре. Одержимая любопытством жена часовщика стала сама задавать вопросы.

__ Мы ушли вместе, - отвечала Шахенде, - к этим…

на виноградник к одной приятельнице… Приехал Юсуф и увез ее, но дома их нет… Я испугалась, думала, с отцом что случилось. Но, очевидно, ничего худого с ним не произошло. А теперь за детей тревожусь.

Одна из соседок не утерпела и спросила:

- А разве дочь не сказала тебе, куда едет?

- Да вот не сказала… Не понимаю, что с ними могло стрястись.

Соседки, всегда без труда объяснявшие все события, на этот раз задумались и, не зная, что предположить, стали задавать вопросы, совсем сбивавшие с толку и без того растерявшуюся Шахенде.

Наконец все вопросы были исчерпаны, и жена часовщика решила, что Шахенде больше незачем стоять на улице.

- Послушай, Шахенде-ханым, что ты стоишь под дверью? Мать Кюбры, уходя, положила ключ на окно.

Шахенде ошалело посмотрела на желто-зеленое лицо соседки. Это лицо не выражало ничего, кроме удовлетворения человека, исполнившего свой долг. Не находя слов, Шахенде отвернулась, достала ключ, отперла дверь и, войдя в дом, опустилась на пол в прихожей.

У нее не было сил пошевелиться. Ее пухлое тело покрылось капельками пота. Она скинула с головы покрывало. В прихожей все было как обычно. Постели Кюбры и ее матери были сложены в сторонке и, как всегда, прикрыты домотканым ковриком. Не было только узла, который обычно лежал рядом с постелями. Шахенде так же мало задумывалась над тем, почему эта женщина и ее дочь ушли, как над тем, зачем они явились. Время от времени она утомленно бормотала: «Куда же этот парень увез Муаззез?» Но тут же снова встревоженно думала: «Не украли бы чего эти бабы!» Однако тревога не заставляла ее сдвинуться с места, чтобы проверить вещи, и тут же исчезала, уступая место тупой апатии.

По мере того, как текло время, ей становилось все страшнее. Саляхаттин-бей все не приходил. Она сойдет с ума, если он сегодня опять придет поздно. «Пойти, что ли, спать к соседям?» - подумала она. Но кому-то нужно было остаться в доме, чтобы открыть бею, когда он придет, и объяснить ему, что произошло. Как бы там ни было, он был мужчина в этом доме, и Шахенде не осмеливалась оставить его на улице. К тому же она чувствовала, что только Саляхаттин-бей может развеять ее тревогу и все ей объяснить. Закрыв глаза, с замирающим сердцем она ждала его появления каждую минуту. Наступил вечер, стало темнеть. Она встала и поднялась в комнату, выходившую на улицу, чтобы зажечь лампу. Но потом забыла, зачем пришла сюда, и, встав у окна, принялась глядеть. После жаркого дня на улице появилось много людей. Они сновали взад и вперед. Кто нес под мышкой каравай хлеба, кто возвращался домой, держа в руках миску с едой. Прислонившись лбом к решетке, Шахенде ждала, что вот-вот из-за угла покажется муж. В эти минуты она ничего больше не хотела. Она забыла обо всем на свете. Душу ее переполняли только жуткий страх и бесконечное нетерпение. Чтобы избавиться от этого бремени, Шахенде, не привыкшая ни о чем задумываться, нуждалась в другом человеке. И, сама того не замечая, она ждала Саляхаттина-бея только для того, чтобы избавиться от необходимости самой 6 чем-то думать.

Старики, перебирая четки, возвращались с вечернего намаза. Шахенде, съежившись, сидела на тюфяке, не догадываясь подозвать кого-нибудь из квартальных мальчишек и послать в управу за Саляхаттином-беем.

Она облокотилась на подоконник и в изнеможении положила голову на руки. У нее рябило в глазах, в голове шумело.

Наконец у двери послышались медленные усталые шаги. Шахенде вскочила и выбежала из комнаты. Пришел Саляхаттин-бей. Он еще не успел снять обувь, как жена схватила его за колени.

- Бей, ты не видел Юсуфа и Муаззез?

- Откуда? Юсуф ко мне сегодня не заходил… А Муаззез должна быть дома.

- О Господи, бей, и не спрашивай!

- Что случилось? Не пугай меня!

- Детей нет… И эта баба с дочкой своей взяли узел и ушли!

- Кюбра?

- Да, обе… И даже ничего не сказали. Кто знает, может, они дом ограбили и ушли. Я от волнения ничего не успела посмотреть… Тебя ждала!

- Где Юсуф?! Где Муаззез?

- Я же тебе объясняю, дорогой… Муаззез пошла со мной!..

Шахенде вдруг остановилась. Она вспомнила, что не может сказать Саляхаттину-бею, куда она ходила сегодня с Муаззез. Не найдя, что соврать, она стала заикаться. К счастью, каймакам не обращал на нее внимания. Опустив голову на грудь, он часто дышал и не сразу заметил, что она умолкла.

- Рассказывай же, душа моя! - проговорил Саляхаттин-бей.

Он все еще стоял в прихожей и слушал, полузакрыв глаза

- Почем я знаю, беи? - глухо откликнулась Шахенде. - Я вместе с Муаззез пошла к приятельнице в Дженнетаягы. Юсуф приехал в коляске и увез Муаззез. Я сначала подумала, что тебе стало плохо, но, придя домой, никого не застала. Эти бабы оставили ключ на окне и скрылись…

Только теперь до каймакама дошло, что дело нешуточное.

- Когда Юсуф приехал на виноградник Хильми-бея за Муаззез?

- Ко времени третьей молитвы, - быстро ответила Шахенде и, пораженная внезапным страхом, не удержавшись, спросила его умоляющим голосом:

- А откуда ты знаешь, бей, что мы ходили к Хильми-бею?

Каймакам пожал плечами. Он и сам не знал. Когда до его слуха долетали слова «Дженнетаягы, Юсуф, Муаззез, Кюбра», ему невольно пришло в голову, что сегодня они ходили на виноградник Хильми-бея. Это вышло так естественно, что он не подумал даже сердиться на жену и только спрашивал со все возрастающей тревогой:

- Куда они уехали?.. Да как же ты этого не знаешь? И что только ты за создание, Господи?

Но добиться толкового ответа от жены было невозможно. Она говорила бессвязно, и слова ее еще больше сбивали Саляхаттина-бея с толку. Каймакам помолчал, раздумывая, что предпринять. И тут царившее в доме безмолвие словно бы сорвало пелену с глаз: он вскочил, огляделся, кроме растерянной, дрожав^-шей от страха жены, он не увидел никого. Белый свет падал в темную прихожую из садовой двери. Значит, уже взошла луна, а дети все еще не вернулись.

Мысль о том, что они могут совсем не вернуться, словно ножом резанула его грудь и остановилась где-то у горла. Жить в этом доме без них, наедине с этим толстым, жалким созданием! От этой мысли он подскочил на месте.

- Куда они подевались? - в гневе заорал каймакам. - Где они?

Жена в ответ испуганно всхлипнула.

Тогда Саляхаттин-бей быстро натянул сапоги и вышел на улицу. Он шел по темной разбитой мостовой, громко стуча каблуками. Придя в управу, он сразу же послал за жандармским начальником.

В ту ночь конные жандармы, отправленные во все стороны на розыски детей каймаками, первым делом хорошенько поужинали в деревнях, расположенных в получасе езды от города. Двое из них решили заночевать в этой же деревне, остальные четверо, поужинав, вскочили на коней, проехали еще немного и улеглись спать там, где их застала глухая ночь.