Мы договорились, что через семь дней привезем Эйс на операцию. В течение всей следующей недели Тони проводил с ней сеансы духовной терапии. Эйс, казалось, получала удовольствие, полностью расслабляясь под нежными прикосновениями его рук. Я, в свою очередь, выполняла медитации и старалась мысленно изменить эту опухоль, заставить ее размягчиться. Наконец страшный день настал. Мы чувствовали глубокую душевную боль и беспомощность. Я никогда не могла понять, почему ветеринары придерживаются такого подхода к оперативным вмешательствам. Мне кажется, нет никакой нужды привозить их в клинику за многие часы до назначенного времени операции. Я еще могу понять, когда людям нужно на работу и они привозят собаку утром, а забирают ее во второй половине дня; да, в этой ситуации подобный подход целесообразен, но какие же страдания доставляет это бедным собакам! Они не могут взять в толк, почему их вдруг заперли в клетку в незнакомом месте, почему им не позволяют быть с близкими и ничем не кормят целый день. В отличие от пациентов-людей, им не объяснишь причин их мучений. Так почему же, если владелец изъявляет желание, он не может привозить собаку в клинику непосредственно перед операцией?
На этот раз мне удалось уговорить ветеринара, и он ворчливо разрешил мне посидеть с Эйс в приемном покое до тех пор, пока не придет время делать анестезию. Я была рада, искренне веря, что это поможет сделать ситуацию более приемлемой и менее травмирующей мою милую Эйс.
Ветеринар спросил, хотим ли мы, чтобы после извлечения опухоли ее направили на анализ. Он сказал, что если она окажется злокачественной, они мало что смогут сделать, так что мы ответили: нет, не надо анализов, просто извлеките ее. Эйс ввели препарат, и когда сон почти сморил ее, сотрудники пришли ее забрать. Я хотела пойти вместе с ними в операционную, чтобы своим присутствием успокаивать Эйс, ведь я знала, что расставание будет для нее мучительным. Я чувствовала, что, если дойду с ней до операционной, она будет испытывать меньший стресс, поскольку оставаться одной дома было для нее делом привычным. Что для нее было в новинку, так это принудительное отлучение от места рядом со мной, а именно это и произошло. Она отказывалась идти, и ее стали позорно толкать и тащить через всю комнату к двери прямо на животе. После того, что произошло со Снупи, я могла думать лишь об одном: «Что, если я вижу ее последний раз? Вот такой? Упирающейся, оттаскиваемой прочь?» Мне не позволили пойти с ней, мотивируя тем, что ей будут делать интубацию, а такое зрелище может стать для меня поистине мучительным. Интересно, неужели они считали, что я не испытывала чудовищных мучений при виде того, как ее утаскивают из комнаты? Как выяснилось, их отговорки были банальной ложью для отвода глаз.
Мне было невыносимо тяжело выходить из клиники в одиночестве, но я все-таки отправилась на работу, зная, что лучше придумать какое-нибудь занятие для ума, а также веря, что Эйс будет считать, что я по-прежнему нахожусь там, где мы расстались. В то время я занималась очень интересной работой: вела ежедневное ток-шоу на местном телеканале. Ветеринар заверил, что сразу после моего ухода Эйс начнут оперировать. Представьте мое удивление, когда я позвонила в клинику три часа спустя, ожидая услышать, что она отходит от наркоза, а мне сказали, что к операции еще и не приступали. Они клялись, что возникло несколько экстренных ситуаций, но мне почему-то верится, что на самом деле операцию с самого начала назначили на послеобеденное время, а от меня просто хотели избавиться. Я очень расстроилась, поняв, что не только бедняжка Эйс провела все утро запертой в клетке, но и операция, которой я так боялась, так и не была начата.
Как бы то ни было, ничего поделать я не могла (разве что решить в ближайшее время сменить ветеринара), так что мне пришлось просто ждать и вновь звонить в клинику спустя еще три часа. Эйс хорошо перенесла операцию, но самой лучшей новостью было то, что опухоль неожиданно оказалась соломенного цвета, со множеством пустот, так что она едва ли могла быть злокачественной. Это было очень странным, ведь прежде она была такой твердой и непластичной. Тем не менее, мы решили не отдавать ее на анализ и просто предположили, что наши целительские методы возымели определенный эффект. Мы решили, что будем радоваться каждому дню, который нам отпущено прожить в компании нашей чудесной собаки.
Поначалу процесс выздоровления шел успешно, но однажды мы пришли домой и увидели, что швы порвались. В рану попала инфекция, и ветеринар не мог заново зашить ее, так что оставалось лишь перебинтовывать рану и давать Эйс антибиотики. Вид у раны был ужасный. Кожа отмирала, делая тело все более уязвимым перед инфекцией, на животе образовалась большущая дыра. Я не хотела оставлять ее одну, поэтому брала ее с собой на работу, и зрители имели возможность наблюдать за моей четвероногой «соведущей», сидевшей рядом со мной на диване в симпатичной футболке, завязанной узлом под животом. Так она не могла вылизывать свою рану, травмировать ее и подставлять дополнительной угрозе. К тому времени мы отказались от помощи ветеринара и стали лечить рану растительным препаратом – алоэ вера. Пару дней от этих усилий не было проку, затем мы поняли, что, имея дело с такой умной и тонко чувствующей собакой, мы совершали серьезную ошибку, которая и препятствовала заживлению раны.
Разумеется, каждый раз, открывая рану, мы испытывали ужас при ее виде и, что было ужасной, хотя и естественной реакцией с нашей стороны, мы не пытались скрыть свои чувства. Эйс приучили ложиться на пол и тихо лежать, чтобы мы могли обрабатывать рану. Но однажды мы внезапно поняли, что выражения наших лиц и движения тел в те минуты, когда мы смотрели на рану, пугали собаку, и этот испуг нисколько не способствовал выздоровлению. Мы обратили внимание: когда мы снимали с раны повязки, она сосредоточенно вглядывалась в наши лица, стараясь по их выражению понять, как идет ее выздоровление; короче говоря, она вела себя, как человек.
Осознав ошибку, мы в корне изменили свое поведение. Каждый раз, когда мы снимали повязки, мы радостно и уверенно говорили: «Какой прелестный животик! Какой он красивый!» Прошла пара дней, и алоэ вера стало оказывать свое целебное воздействие, рана начала медленно затягиваться и в один прекрасный день зажила совсем. Ветеринар, разумеется, был убежден, что это не имело никакого отношения к алоэ вера или исцеляющим практикам.
Эйс полностью поправилась, и единственным напоминанием о пережитом было отсутствие соска вырезанной грудной железы, на месте которого осталась гладкая кожа. Кстати, Эйс полюбила бывать на телесъемках и нередко составляла мне компанию на передачах. Она пользовалась большой популярностью у зрителей, и мне оставалось лишь удивляться, почему эта идея не пришла мне в голову раньше.
Становилось все тяжелее даже думать о том дне, когда она уйдет из нашей жизни. То, что мы чуть было не потеряли ее, заставило нас осознать неизбежность этого события, однако затем мы постарались отогнать грустные мысли как можно дальше. Следующие три года были чудесными. Ее зрение и слух ухудшались, но она по-прежнему была улыбчивой, счастливой собакой, которую мы знали и любили, до краев наполненной радостью жизни.
К сожалению, все хорошее рано или поздно заканчивается, но у нас еще оставалось некоторое время, чтобы побыть вместе и пережить одно важное событие.
Глава 11
Далекие воспоминания
Будучи писателем и время от времени телеведущей, я не раз сталкивалась с нечестными людьми, которые хотели погреться у огня моей славы. Нет, я не имела громкого имени, но ведь любой успех, каким бы скромным он ни был, по-моему, имеет свойство притягивать таких людей. Итак, со мной познакомился мужчина, назвавшийся литературным и кинематографическим агентом. Он хвастался большим послужным списком и отменными рекомендациями, имена знаменитостей, с которыми он якобы был в прекрасных отношениях, легко срывались с его языка. Мы проверяли, можно ли ему верить, но все его речи казались правдивыми – по крайней мере, люди, которых он упоминал, действительно существовали, и то, что он рассказывал о них, было правдой.