– Это Хлоя, – объявила Мэгги не совсем уверенным голосом, подводя щенка ближе. Я заглянула в глаза новой знакомой, и в этот миг, без какого-либо волнения или суеты, она отошла от Мэгги и двинулась в мою сторону, натягивая поводок на всю длину. Подойдя ко мне, села рядом и прислонилась плечом к моей ноге. У меня перехватило дыхание. Я почувствовала, как из глаз моих хлынули слезы, и заметила, что то же самое произошло и с Мэгги.

– Что ж, – с улыбкой произнесла я. – Похоже, дело сделано.

Мэгги выглядела несколько расстроенной, передавая мне поводок и похлопывая Хлою по голове со словами:

– Теперь ты будешь хорошей девочкой. Я буду скучать по тебе. – Затем Мэгги повернулась и села в фургон. – Берегите ее, – сказала она на прощание. – Она этого заслуживает, – и, взмахнув белым платочком, она завела мотор, развернула фургон и уехала.

«Какая замечательная, невероятная женщина, – подумала я. – Ведь она помогает этим животным, а потом отпускает их». Люди, которые имеют достаточно сил, чтобы быть свидетелями жестокости и спокойно отвечать на нее полезным делом, всегда восхищали меня. Я знала, что у меня таких способностей нет.

Собачка все так же сидела на земле рядом со мной, не двигаясь и глядя прямо перед собой. Я думала, когда Мэгги будет уезжать, собачка побежит за ней или заскулит, но она не сошла с места и не издала ни звука. Я взглянула на Тони, и мы оба заулыбались. Я наклонилась и взяла свою собаку на руки, потому что в тот миг я без тени сомнения поняла, что это была именно моя собака. Она была моей, а я – ее. Мы сели в машину и поехали домой. Всю дорогу Хлоя сидела у меня на коленях.

Я ласково провела пальцем по мягкой, чувствительной, бархатной коже ее тельца, где не было шерстки. «Бедная малышка», – пробормотала я. Она подняла на меня свои мягкие и теплые глаза. Было похоже, что она ценит мое сочувствие. Она вздохнула, точно человек, вернувшийся домой после долгой отлучки, затем шлепнулась на мои колени и быстро заснула.

Разговаривая по пути, мы оба пришли к выводу, что «Хлоя» – не самое подходящее имя для этой собачки. Оно звучало, пожалуй, излишне хрупко. Собаку же отличало особое величие: она была не просто милой, как это имя, и если ей когда-нибудь предстояло оправиться от травмы, на память о которой остались эти шрамы, то ее нужно было назвать более звучным именем, которое отражало бы ее уравновешенность и силу. Ей следовало дать такое имя, звук которого высвобождал бы необходимую позитивную энергию, способствующую повышению ее самооценки и исцелению. К тому моменту у нас уже сформировалась привычка называть наших собак в честь ассистентов Доктора Кто;[3] так, с нами уже жили Нисса и Пери, и «неохваченным» оставалось еще одно имя, которое совершенным образом подходило этой собаке. Мы назвали ее Эйс.[4]

В течение первых дней Эйс не хотела отходить от меня ни на минуту. Временами это причиняло определенные неудобства, но она никогда не вела себя плохо, просто сидела рядышком. Мы успешно представили ее своим двум уже живущим с нами собакам и разлучили их друг с другом лишь на ночь, для начала, просто чтобы подстраховаться на случай возможных конфликтов между ними. Когда к нам стали приходить гости, никто из них не мог поверить, что Эйс – всего лишь щенок. В свои тринадцать недель она вела себя скорее как матерый пожилой лабрадор, нежели как жизнерадостная молодая собака. Было очень приятно, что она чувствовала такую близость ко мне, и все же ее поведение было не совсем подобающим маленькому щенку. Ей был весь резон проявлять повышенную игривость и шалить, а не вести себя как служебная собака, но я верила, что со временем ее состояние стабилизируется.

Несмотря на прямо-таки ангельское поведение Эйс в те часы, когда она находилась рядом со мной, поначалу у нас произошел инцидент. В первую ночь, когда я оставила ее одну на нижнем этаже (мы не хотели, чтобы она привыкла к нашей спальне и «испортилась»), хотя до нас почти не доносилось ни звука ее голоса, к утру она прогрызла и процарапала себе путь через тяжелую деревянную дверь. Создавалось ощущение, что она чувствовала себя в безопасности рядом со мной и начинала сходить с ума без меня. Все это прекратилось, как только мы позволили ей спать в компании остальных собак. Постепенно Эйс начала расслабляться в их обществе и вести себя более по-щенячьи, чем вначале. Нисса, точно почувствовав потребность новой товарки в том, чтобы ее научили играть и общаться, стала ее приемной матерью. Она позволяла щенку играть с собой, будто с большой мягкой игрушкой, игриво бороться, кататься, и какое-то время, пока Эйс взрослела, Нисса не возражала против того, чтобы ее волокли по полу за одну из лап. Правда, все когда-нибудь кончается, вот и Нисса пару месяцев спустя сказала Эйс: поиграли – и хватит, ты уже не маленькая, «боям без травм» пришел конец. Мне редко встречались такие же добродушные и благожелательные собаки, как Нисса. В ее маленьком теле и вправду не было ни грамма злого умысла.

Однажды утром я отправилась за покупками и взяла Эйс с собой, вместо того чтобы оставить ее дома с другими собаками. Они все отлично ладили между собой, но я все еще не была готова оставить «свору» без вожака (меня), просто перестраховывалась. Мне нужно было зайти в один-единственный магазин, так что я подвела Эйс к ограде и привязала ее за поводок. Находясь в этом небольшом магазине, я могла бы все время держать ее в поле зрения, да и ей тоже было бы видно меня. Но когда я, исчезая за дверью, оглянулась, выражение ее морды заставило мое сердце сжаться от боли. Прежде мне никогда не доводилось видеть столь сурового выражения на собачьей морде, отметила я про себя. И вдруг вспомнила: именно так Снупи смотрел на меня, когда я повела его к ветеринару в тот день. «Нет, я не смогу этого сделать, я не переживу такое еще раз», – пронеслось в моей голове.

В тот миг ко мне пришла очень странная мысль. Я задумалась, всего на мгновение: а не может ли Эйс на самом деле быть Снупи? Разумеется, я знала о теории реинкарнации, но никогда не слышала, чтобы ее применяли к собакам. Было что-то странное в том, что она вела себя со мной как с давней знакомой, в том, как она доверяла мне с первой секунды, в том, с какой охотой она отошла от Мэгги, своего единственного друга, и села рядом со мной. Замечу, что столь же безоговорочного доверия по отношению к Тони она поначалу не проявила. Она слушалась его и все же не давалась ему на руки, не позволяла спокойно надеть на себя ошейник, так что я, вероятно, была неправа, ведь Снупи целиком и полностью доверял ему. Аналогичной была ситуация с нашим сыном Филиппом. Почему она помнила меня, а не Тони или Филиппа? Все это показалось мне надуманным, так что я убедила себя в глупости возникшей мысли.

В описанном страхе Эйс не было вины Тони или Филиппа. К этому моменту Эйс безраздельно покорила их сердца, и они более всего хотели, чтобы она начала доверять им, но нисколько не форсировали события, зная и надеясь, что в свое время она сама проявит к ним долгожданное доверие. Она была одной из тех собак с не поддающимся четкому определению качеством внутреннего благородства, которое притягивало к ней хороших людей.

При первой встрече со своей новой владелицей собачка ощутила всеобъемлющее чувство безопасности. В первый раз за всю ее короткую жизнь она, наконец, обрела то, к чему всегда стремилась. Она ощущала себя в безопасности. В мирной и спокойной обстановке. Казалось совершенно естественным, что ей нужно просто подойти к этому человеку и сесть рядом с ним. У нее не было ни малейшего понятия, почему присутствие этой женщины дарило ей такое чувство защищенности, и, как обычно случается с собаками, она просто жила настоящим моментом. Единственное, что имело значение – то, что она действительно ощущала комфорт и покой. Энергия, исходящая от новой владелицы, казалась смутно знакомой, и проистекала от нее, точно нежная ласка. Она не сомневалась в этом.