И так продолжалось, пока я не встретила одного черного щенка-девочку, которую нашли на пляже в Грейт Ярмут едва живой от ожогов и обильного питья морской воды.

Собачка была озадачена. Все люди, которых ей довелось знать с самого рождения, казались злыми, однако, когда она проснулась на следующее утро, пускай и чувствуя себя пойманной всеми этими прикрепленными к ней трубками и ловушкой-клеткой, голос, который она услышала, звучал очень мягко и успокаивающе. Впервые за всю жизнь она ощутила, что человеческий голос влечет ее, причем настолько, что она задумалась: а может, это действительно какой-то добрый человек? Комната и все предметы в ней сверкали белизной и чистотой, даже одежда, в которую была одета женщина, была стерильно белой. Все это было так не похоже на то, что собачка видела прежде…

Мэгги Джонс работала в ярмутском Центре спасения животных вот уже 20 лет. За это время она перевидала множество жестокостей, которые давно заставили бы малодушного человека пуститься прочь от этого места, но она стиснула зубы и продолжала работать. Ей пришлось так поступить, поскольку ее любовь к животным была так велика, что просто не позволила бы вот так – взять и уйти. Она жила одна в крохотном домике без сада, что в некотором смысле было не так уж и плохо, потому как в противном случае она бы только и делала, что брала бездомных собак к себе домой.

Мэгги никогда не была замужем, детей у нее тоже не было, и всю свою энергию она отдавала спасению вот таких собак, вроде этой. Величайшим удовольствием ее жизни было пристраивать потеряшек в новые любящие семьи и смотреть, как они расцветают и обретают уверенность в себе под влиянием внимания и заботы в их новых домах.

Она не перестала бормотать ласковые слова, когда краем глаза заметила еле уловимое движение. Израненная собачка пришла в себя. Мэгги почувствовала, что в этом маленьком создании гнездится огромный страх. Утром, несмотря на всю свою слабость, когда Мэгги подняла ее с влажного песка, собачка поначалу отчаянно пыталась вырваться. Мэгги знала, что в таком деле спешка противопоказана. Собаку нельзя насильно заставить доверять тебе. И все же она почувствовала, что в этой черной собачке есть нечто особенное. Разумеется, все это были лишь интуитивные ощущения, однако она точно понимала, что собачке суждено сделать что-то особенное в своей жизни. Она была окружена своего рода ореолом особой значимости. Мэгги усмехнулась своим мыслям и сказала себе: «Эй, подружка, да ты, похоже, чокнулась!..»

Она продолжала журчать что-то успокаивающее, протирая столы и другую мебель, и медленно, но верно приближалась к клетке. Она не поворачивалась к ней лицом, потому что по опыту знала: когда собака напугана, лучше всего приближаться к ней спиной. По ее мнению, это было связано с жизненной энергией. Люди временами выделяют большое количество агрессивной энергии перед собой, передней частью тела, равно как и сильный запах, в то время как их спина, с точки зрения животных, более нейтральна и представляет меньшую угрозу. Наконец она прикоснулась спиной к прутьям клетки и поняла, что с этого расстояния собачка вполне может обнюхать ее. Она остановилась, сохраняя расслабленную позу и по-прежнему мурлыча что-то монотонным голосом, а потом прижала спину к клетке, дабы любознательный нос собачки смог пустить в дело свое невероятное обоняние и привыкнуть к ее запаху без особого страха.

Собачка была заинтригована тем запахом, которым был пропитан со спины халат женщины. Казалось, там смешались все на свете запахи: пахло собаками, кошками, незнакомыми химическими веществами, ватой, шампунем для волос, к чему примешивался еще и сладкий мыльный аромат лаванды. Верный нос ее не учуял никакой угрозы, да и сама женщина оставалась неподвижной и продолжала издавать негромкие звуки мягким журчащим голосом. Собачка ощутила и энергию, исходящую от тела этой женщины – спокойную, дружелюбную, совершенно лишенную какой-либо примеси тревоги или беспокойства. Несколько минут спустя женщина медленно повернулась лицом, но так и не взглянула прямо на собачку. Она держала голову склоненной и не торопясь протягивала руки к дверце клетки, чтобы отпереть ее. Собачка напряглась, но все еще чувствовала себя достаточно уверенно, чтобы оставаться на месте. Состояние ее заметно улучшилось. Раны перестали так сильно болеть, и что-то подсказывало ей: этот человек нес ответственность за то, чтобы помогать ей.

Мэгги отворила дверцу. Собачка болезненно сморщилась, когда от несильного движения нежная кожа на ее груди натянулась.

– Ох, бедная малютка, – тихо сказала Мэгги, чье сочувствие раненому щенку взяло верх над знанием того, что она должна быть сильной и своим поведением давать животному поддержку и уверенность. Она по опыту знала, что от эмоциональной реакции энергия человека теряет столь необходимую больному животному мощь. А этой бедняжке, как понимала ситуацию Мэгги, более чем кому-либо на свете требовалось присутствие сильной заботливой руки, которая может подарить ей чувство защищенности. Сочувствие к собаке не поможет ей выздороветь. Неудивительно, что собачка отреагировала на напряжение Мэгги тем, что слегка подалась назад, но отползать ей было особо некуда, так что она просто забилась в дальний угол клетки и стала дрожать всем телом. Мэгги достала из кармана заранее заготовленные салфетки, на которые была нанесена успокоительная мазь. Двигаясь очень медленно, она просунула руку в клетку и легко прикоснулась к воспаленной коже подсушенных нарывов на грудке щенка.

– Хотела бы я встретиться с теми, кто так поступил с тобой, – пробормотала Мэгги певучим голосом, не желая, чтобы собачка почувствовала исходящее от нее напряжение. – Я бы им шеи переломала, честное слово.

Собачка решила, что ей следует попытаться сбежать, и она стала в тревоге забираться в клетку еще глубже, по мере того как к ней прикасались салфеткой. Но успокоительное лекарство делало свое дело, и в какой-то миг несчастная ощутила райское блаженство: мазь приятно охладила еще слабо саднящую кожу, и она застонала от удовольствия. Этот звук удивил ее самое, поскольку она никогда не слышала от себя ничего подобного. В своем удивлении она выглядела настолько комично, что женщина рассмеялась. Это поразило собачку еще больше. Она никогда не слышала подобного смеха. Единственным смехом, который ей доводилось слышать, было пьяное кудахтанье той, другой женщины и мужчины, с которыми она жила, и оно никогда не предвещало ничего хорошего. Но смех этой женщины в белом звучал иначе. Он заставлял язык собачки свешиваться вниз, а уголки рта – приподниматься…

Прошло три недели, и собачка, которой теперь было уже 13 недель от роду, была готова к тому, чтобы обрести новый дом. Нарывы на ее теле прошли, но напоминающие о них шрамы останутся навсегда. Там, где на тело пролился кипяток, уже не суждено было вырасти новой шерстке. С мягкими розоватыми островками голой кожи на грудке и правой передней лапе собачке предстояло пройти через всю ее жизнь. Мэгги вздыхала. Это было несправедливо. Она знала, что вскоре у нее появятся проблемы с тем, как пристроить щенка в «правильный» дом. Она назвала собачку Хлоей, надеясь, что это благозвучное женственное имя будет привлекать к ней людей, сделает ее облик более гармоничным и, возможно, отвлечет внимание от шрамов. Однако, похоже, это не сработало. Люди так боялись того, что о них могут подумать другие! Они говорили, что им будет стыдно гулять с этой собачкой по улице, ведь другие прохожие могут решить, что они-то и изувечили несчастное животное.

Наконец в один из сентябрьских дней молодая пара согласилась взять щенка. Они были очень милыми людьми, но у Мэгги возникли какие-то дурные предчувствия. Собаке требовалось особенно нежное, любящее отношение, а по этим людям не было похоже, что у них большой опыт такого рода. Они недавно поженились, так что Хлое предстояло стать их первой общей собакой. Но молодые люди казались добрыми и милыми, более того, могло случиться и так, что собачкой больше никто не заинтересуется… Так что выбора никакого не было. Как бы то ни было, на глазах Мэгги выступили слезы, когда супруги взяли Хлою и понесли ее к машине. Собачка не хотела идти с ними и пряталась за ноги Мэгги. Когда ее сажали в машину, она скулила, и глаза ее с мольбой смотрели на Мэгги, словно говоря: «Ты – единственный друг в моей жизни. Это не те люди!..»