Собрание проходило в спортивном зале. Двести восемьдесят человек из десятых и девятых классов слушали секретаря комсомольской организации школы десятиклассника Виктора Казарина. Над докладом «Жизнь и подвиг» он трудился около месяца. Последние три недели сразу же после занятий в школе забегал домой и, наскоро пообедав, отправлялся в библиотеку, где просиживал до позднего вечера. Основательно были проштудированы восстание Спартака, французская революция, Радищев… перечитаны десятки книг и брошюр об Отечественной войне 1812 года, в которой русские воины показали миру чудеса храбрости и отваги. Восстание декабристов, русско-турецкая война, Герцен и Чернышевский, Александр и Владимир Ульяновы, наконец, Октябрьская революция и Великая Отечественная война…

Казарин волновался. На доклад ему дали час, а сказать хотелось так много. Время от времени, поглядывая на часы, он прикидывал: уложится или не уложится в отведенное время. И видел, что его слушают.

Впервые приходилось Казарину выступать перед такой многочисленной аудиторией.

Казарин доказывал, что во все времена, при всех общественных формациях жизнь каждого народа — большого и малого — немыслима без подвигов. Как проявление величия духа нации, подвиг отдельной личности, соединяясь с героизмом сограждан Отечества, выливается в доблесть целого народа.

Дальше докладчик говорил о том, что в мирное время мерилом человеческого достоинства и чести является трудовой подвиг. Он приводил имена знатных людей страны: рабочих, колхозников, ученых, которые своими великими открытиями совершили революцию в науке, промышленности и технике. Наконец он дошел до школьников. Казалось бы, какой подвиг можно совершить, сидя за школьной партой, но Казарин и здесь привел много ярких примеров, когда систематический труд, упорство и терпение приводят к блестящим результатам.

Докладчик призвал своих товарищей-ровесников к терпеливому и усердному постижению наук, которые им преподают в средней школе. Теперь он видел, что слушали его с холодком, а на некоторых лицах блуждали насмешливые улыбки. Пора заканчивать доклад, да и время истекло. Сделав продолжительную паузу, он обвел зал глазами и сказал значительно, с расстановкой:

— Не только война, не одни лишь критические моменты развития общества и крутые повороты истории порождают массовый героизм. Героизм ежедневен, ежечасен, хотя порою он и незаметен. Жизнь и подвиг неразрывны. Там, где жизнь, там никогда не умирает подвиг.

Казарин вышел из-за трибуны и сел рядом с Шадриным. В зале раздались вялые редкие хлопки.

Шадрин, обращаясь к залу, предложил задавать докладчику вопросы. Вопросов никто не задавал.

— Все ясно, — прогудел чей-то робкий голос.

«Нет, пока еще ничего не ясно», — думал Дмитрий, отыскивая глазами десятиклассника Демидова, приславшего записку, в которой он просил дать ему слово.

— Вот тут пришла записка. Просит слово ученик десятого «Б» класса Олег Демидов. Прошу.

Олег подошел к трибуне, ждал, когда в зале наступит тишина.

Шадрин поднял руку и, призывая зал к порядку, постучал карандашом о графин.

— Я не совсем согласен с Казариным, — начал Олег. — Он путает понятия — подвиг и терпение, порыв мужества и обычное, будничное выполнение долга. Я по-другому понимаю подвиг. Мне он представляется прежде всего таким поступком, совершая который человек ставит на карту свою жизнь. В подвиге всегда есть риск, в нем всегда таится опасность, с ним всегда сопряжена угроза для жизни или положения человека в обществе, — Олег прокашлялся и, видя, что зал его внимательно слушает, продолжал: — А вообще мне кажется, что нашему поколению не совсем повезло с точки зрения совершения подвига. Мы родились или поздно, потому что до нас наши деды и отцы уже совершили революцию и разгромили фашизм; или мы родились слишком рано, потому что, когда будет в разгаре эра освоения космоса, мы будем уже стариками. А труд и учеба… — Демидов замялся, не находя подходящих слов, — это, конечно, дело хорошее и очень полезное. Более того, без труда и учения общество не может существовать. Но все-таки, мне кажется, для совершения настоящего подвига, подвига в высоком смысле слова, связанного с риском для жизни, сейчас, в мирное время, очень мало условий. И если иногда мы читаем, как отважные люди выносят на руках людей из горящих домов, спасают во время наводнений и других бедствий, — так это капля в море. Можно дожить до седой бороды, исписать тонну бумаги, если ты конторский работник, свалить полтайги, если ты лесоруб, и все-таки не узнать, что означает подвиг. Самым героическим шагом в моей жизни, например, был единственный случай, который в какой-нибудь сотой доле напоминает подвиг.

В прошлом году мы снимали дачу в Зеленоградской. Там высокие ели и березы. И вот однажды я забрался на высокую березу и вдруг увидел, как в пруду тонет мальчишка. То вынырнет, то опять уйдет под воду. Не раздумывая, я спрыгнул с дерева и побежал. Мальчишку я вытащил, сделал ему искусственное дыхание, а потом лежал две недели в гипсе. Больше ни разу не было подходящего случая, чтобы совершить что-либо подобное.

Демидов, сделав паузу, посмотрел на директора, потом на Шадрина — он хотел знать, не лишнее ли говорит. Но Шадрин утвердительно кивнул головой, давая знак, чтобы тот продолжал, а сам подумал: «Замечательно, Олег, замечательно… Твой рассказ подходит к тому, с чего я начну с вами разговор».

— Опыт истории учит, — продолжал Олег, — что каждое молодое поколение, становясь на твердые ноги, взваливает на свои плечи грандиозные проблемы и исторические задачи. Одно поколение совершало революцию, гибло на баррикадах, с оружием в руках отстаивало Советскую власть в гражданской войне; другое поколение совершало индустриализацию и коллективизацию в стране; третье поколение со школьной скамьи шагнуло в окопы и вместе со своими отцами спасало мир от фашизма. Нам завидно, когда мы читаем или смотрим кинофильмы о Великой Отечественной войне. Нам хочется быть и летчиками Гастелло, и Александрами Матросовыми, бороться с врагами так, как боролись с ними панфиловцы и Олег Кошевой. И сознание того, что не подворачивается случая на деле реализовать свое чувство патриотизма, свою любовь к Родине, как-то обескрыливает, приземляет… Я думаю, что выражаю сейчас не только свою мысль, но мысль многих моих ровесников, собравшихся в этом зале.

По залу прокатился разноголосый гул.

— Нам по семнадцать лет. Плечи у нас молодые, сильные… И нам хочется, чтобы на них взвалили не пуховые подушки, а жернова. Мы их понесем на те мельницы, где идет великая работа. Дайте нам эти жернова!..

Демидов спрыгнул со сцены и, пригибаясь, направился в задние ряды зала. Последние слова его были поддержаны аплодисментами.

«Молодец, — подумал Дмитрий, глядя в спину удаляющегося Демидова. — Ты сказал как раз то, чего я ждал. Теперь, пожалуй, можно приступить к главному».

Шадрин вышел на трибуну, дождался тишины:

— Мы собрались здесь не для праздного разговора на теоретическую тему, что такое подвиг. Хотя и этот разговор оказался полезным. Доклад Виктора Казарина явился тем началом, которое вплотную подвело нас к важным практическим шагам.

Мы живем в мирное время, мы строим коммунизм. И строим его не под свист пуль и не под вой падающих бомб, а под боевой ритм стихов Маяковского, под музыку наших трудовых будней и торжественных праздников. Каждый прожитый день нашего государства есть шаг гиганта по пути к заветной цели. Но в этом стремительном движении вперед на нашем пути попадаются пни и камни. Их нужно убирать с дороги. И мы их будем убирать. Есть в нашем обществе люди, которые нарушают боевой ритм нашей поступи. Имена этих людей позорны: дебошир, хулиган, преступник… Сегодня он безнаказанно оскорбил прохожего, завтра он в темном переулке занесет нож над беззащитной жертвой. С такими людьми борется наше государство. Суд, прокуратура, милиция, исправительно-трудовые колонии — вот те рычаги государственной машины, которые выполняют функции наказания и перевоспитания преступника, — Шадрин сделал паузу и взглядом пробежал по лицам учеников, которые слушали его сосредоточенно, серьезно. — Однако человек не рождается преступником. Если мы возьмем даже самого отпетого головореза и проследим внимательно его биографию, то увидим в ней столько светлых страниц, что порой нам будет казаться, что перед нами жертва случайных обстоятельств. Как и все мальчики его лет, в детстве вначале он был октябренком, потом носил пионерский галстук, учился в советской школе. В пятнадцать лет он вступил в комсомол, а в восемнадцать-девятнадцать попал на скамью подсудимых. Бывает и раньше. Я юрист. Работая следователем, я много думал: что же, какие силы приводят молодого человека к тому позорному рубежу, где кончается свобода и начинается тюремная решетка. Много раз по душам, откровенно, почти исповедально беседовал я с людьми, совершившими тяжелые ошибки, за которые закон предписывает суровую расплату. И почти всегда, во всех случаях приходил к твердому убеждению: останови человека вовремя, отведи назад его руку, зажавшую камень или нож, — и он одумается. Не останови его, пройди мимо — и можно ждать, что рука, бросившая сегодня из хулиганских побуждений камень в человека, завтра возьмет нож.