Ближе к «Эспаньоле» расфуфыренная круговерть становилась все гуще. Здесь уже никто не смотрел с восхищением и завистью на неистовый пламень диких маков, которые полчаса назад Андрей сорвал для Симы далеко в степи, стремясь донести до нее хотя бы тень степного великолепия. Идти среди фланирующей толпы было неприятно. Андрей спустился на пляж и сразу заметил одинокого мальчика лет семи, скучливо играющего на пустеющем к вечеру берегу, — он неумело и словно бы чуть принужденно пускал «блинчики» по гладкой поверхности дымчато-розового моря. С удовольствием загребая стучащую гальку туфлями, Андрей подошел к мальчику.
— Ты что творишь, убоище? — спросил он. — Там же девочка плавает, смотри, какая красивая. Ты ей голову разобьешь.
Мальчик обернулся. Он совсем не был похож на сына Андрея — длиннолицый, мрачный — и глядел исподлобья.
— Не разобью, — угрюмо ответил он. — Мне туда не дострелить.
— А если случайно дострелится? Несчастный случай на то и случай, что происходит случайно. — Андрей, присев, собрал несколько плоских голышей. — Да ведь и девочка не знает, что тебе не дострелить, ей страшно. Видишь, уплывает?
— И пусть уплывает.
— Ну, ты, брат, загнул, — возмущенно проговорил Андрей и аккуратно положил маки на гальку. — Прежде чем стрелять, проверь, нет ли кого на линии выстрела, причем обязательно с запасом. Потом берешь камень за ребрышки, приседаешь и кидаешь параллельно воде. Вот так. — Андрей показал. Мальчик слегка взвизгнул. «Да, — усмехнулся Андрей, — такого рекорда мне до конца своих дней не повторить. Бывает же… Чуть в Стамбул не ускакал». — Понял? — спросил он мальчика. — Смотри еще раз.
Он тщательно изготовился, внутренне уже оплакивая свое фиаско, и камень едва не сорвался, но ничего — проплюхался бодренько, а через секунду там, где он прошел, вынырнула лысая голова в маске и стала шумно, с удовольствием отфыркиваться. «Тьфу ты, черт, — ругнулся про себя Андрей, мгновенно покрываясь потом. — Вот же — опять неконтролируемые последствия, сейчас бы как влепил… Муравейник».
— Дерзай, — сказал он. Мальчик смотрел на него с восторгом. — Во-он туда кидай.
Мальчик взял голыш и спросил:
— Я правильно делаю?
— Правильно, — одобрил Андрей, сел рядом с мальчиком, обхватил колени руками, и уставился на море — громадное дышащее зеркало, расплеснутое от горизонта до горизонта.
Мальчик отставил одну ногу и пригнулся, смешно оттопырив попу.
— Я правильно делаю? — Он хотел, чтобы на него все время смотрели.
— Правильно, — сказал Андрей.
Мальчик замахнулся, задал опять свой вопрос и выронил голыш.
— Неправильно, — сказал Андрей.
Несколько минут они так играли, но мальчику быстро надоело. Лицо его вновь стало унылым. Андрей вскочил и выворотил изрядный валунище.
— А вот сейчас будет блин так блин! — закричал он и, как ядро, пустил камень в воду.
Поверхность вздрогнула, лопнула, выбросила вверх длинный, шипящий белый всплеск. Мальчик с облегчением засмеялся, схватил первый попавшийся булыжник и, с трудом его подняв, неумело кинул метра на полтора от берега.
— Вот блин так блин! — завопил он тоненьким голоском.
— А вот сейчас будет всем блинам блин! — завопил Андрей тоже тоненьким голоском, подхватил мальчика и, как был в одежде, вломился в воду. Вода была чудесная, нежная, теплая — казалось, если попробовать ее, она окажется не соленой, а ароматно-сладкой, настоянной на розовых лепестках. Мальчик визжал, заходясь от смеха, и бил по воде руками и ногам; с берега, улыбаясь, смотрело человек двадцать. «Бл-и-ин!!» — закричал мальчик, но Андрей уже увидел мужчину в очень яркой рубашке, завязанной на животе узлом, и очень ярких плавках; мужчина озабоченно спешил с громадным, очень ярким полотенцем в руках.
Андрей сразу же выволок мальчика на сушу, и тот бросился навстречу спешащему с криком: «Папа! Пап! Во здорово!!» С Андрея текло. Мужчина подошел ближе и — остолбенел, глядя Андрею в лицо. «Узнал, что ли», — с досадой подумал Андрей.
— Это вы? — потрясенно спросил мужчина. С давних пор есть лишь один ответ на этот вопрос.
— Нет, — сказал Андрей, — это не я.
На подмогу мужчине перемещалась полная, тоже очень ярко одетая красивая женщина. Мальчик еще дергал отца за руку: «Ты почему никогда не пускаешь блинчики, пап?» — но отчетливо повеяло морозом. Мужчина поколебался секунду, а потом решительно набросил полотенце на сына, как набрасывают платок на клетку с птицей, чтобы птица замолчала.
— Как вам не совестно, — процедила женщина. — Я вас давно заметила и позволила немного развлечь Вадика, но это слишком.
— Простите, — покаянно сказал Андрей. Ему было неловко и совестно. — Знаете, пацан стоял такой одинокий, прямо жалко стало…
— Духовно богатый человек никогда не бывает одинок. Я поощряю, когда Вадик оказывается в состоянии развлечь сам себя.
— Простите.
Ожесточенно растираемый Вадик что-то сдавленно загугукал из-под полотенца.
— Он уже купался сегодня свои два раза. Третий может оказаться вредным для его здоровья. Кроме того, это крайне вредно для духовного развития. Мы говорим: два, и только два, и вдруг появляется совершенно чужой человек и разрушает все запреты! Во-первых, это подрывает уважение ребенка к ним, во-вторых — к нам.
— Простите, — сдерживаясь, сказал Андрей.
— Взрослый человек, а ведете себя, как недоразвитый. В одежде полезли в воду!
— Ах, простите, — сказал Андрей, уже откровенно издеваясь, но издевку понял лишь мужчина. Его глаза сузились, он прекратил растирание.
— Клара, прошу тебя…
Мальчик высунул из складок полотенца всклокоченную голову и смотрел снизу то на отца, то на мать. Он был похож на черепашонка.
На набережной мужчина догнал Андрея.
— Подождите, — выдохнул он и схватил Андрея за локоть. — Я хочу сказать… я всегда мечтал встретить вас и сказать… Я вам завидую!
— Да что вы говорите?! — ахнул Андрей. — Да не может быть!
— Да. Да! Вы… — Мужчина дышал, как после долгого бега. — Вы так свободны. Захотел одетый в воду — пошел. Захотел уничтожить Шар — пожалуйста.
«Вот чудак, — с тоской подумал Андрей. — Ему бы эту свободу».
— Зря вы Шар со штанами в одну кучу мешаете…
— И с моим сыном вы свободнее меня!..
— Зато своего я уже лет сто не видел, — утешительно сообщил Андрей. Мужчина помолчал, хмурясь.
— У меня была такая возможность! — выпалил он отчаянно. — Была! Но я не… Я когда услышал потом про вас… Господи, подумал, хоть один настоящий человек нашелся! Ведь пилоты уже стали побаиваться. А ну как встретится… подманит!.. И я боялся. Не признавался никому — а боялся. Как он исчез, подманив тех со станции, многие стали говорить — взорвать его, сжечь плазмой! Говорили, говорили… — у него запрыгали острые, крупные желваки, — говорили! А духу только у вас хватило…
— Знаете, — ответил Андрей, — мне давно пришло в голову, что человек должен делать только то, что хочет. Если человек поступает не так, как ему хочется, а так, как хочется другим, мир становится беднее на одного человека. Но ведь чем шире спектр, тем динамичнее и перспективнее система. Выполнять свои желания — это просто наш долг. Иначе — одервенение социальной структуры, стагнация. В итоге — беззащитность.
«Разболтался, — подумал Андрей, слыша самого себя как бы со стороны. — Напляжная проповедь… Истинно, истинно говорю вам — стагнация… Тьфу!»
— Любые желания?
Андрей неловко усмехнулся.
— Я понимаю, что приводит вас в ужас… Но дикие, бесчеловечные поступки совершаются, по-моему, теми, кто вообще уже не имеет желаний, только придумывает, какой бы очередной фортель выкинуть… Такие есть… — Он умолк.
— Я вам завидую, — после долгой паузы сказал мужчина и отпустил локоть Андрея.
— А голосовали вы за или против? — спросил Андрей просто из интереса, но мужчина решил, что это упрек, и отвел глаза.
— Если бы я голосовал за ваше оправдание, товарищи не поняли бы меня, — произнес он изменившимся голосом.