Меррит отвернулся. Когда он снова заговорил, голос его звучал спокойно. Видимо, он смог взять себя в руки.

– Мне нравится твое вечернее платье. Это новое?

Плечи Ванессы дрогнули. Она опустила голову. Глядя на нее в зеркало, президент понял, что она готова сдаться.

– Я похудела, – пробормотала она. – Все остальное висит на мне, как на вешалке.

В дверь негромко постучали. Президент пошел открывать.

– Привет, Спенс. Нас уже ждут?

Спенсер Мартин молча окинул взглядом комнату поверх плеча президента. Заметив Ванессу и стоявший перед ней пустой бокал, он слегка поморщился.

– Вы готовы? – вопросом на вопрос ответил он.

Президент сделал вид, что не заметил сомнения в голосе первого советника.

– Ванесса немного волнуется – как актриса, которой предстоит выйти на сцену. Ничего страшного, она справится.

– Может, мы зря торопим ее? Что, если она еще не готова появиться на публике?

– Вздор! Она готова. – он повернулся к жене. – Идем, дорогая.

Ванесса поднялась на ноги и медленно направилась к ним, не поднимая глаз.

Одним из полезных качеств Дэвида было умение не замечать того, чего он не хотел видеть – в данном случае это была неприязнь, которую его супруга и советник испытывали друг к другу. Однако не заметить повисшую к комнате неловкую паузу было сложнее.

– Спенс, ну скажи, что она чудесно выглядит? – пытаясь разрядить обстановку, воскликнул он.

– Совершенно согласен с вами, господин президент.

– Спасибо, – с натянутой улыбкой пробормотала Ванесса. Они вышли в коридор, и она послушно взяла мужа под руку. – Что Далтон ответит Барри Тревис? – спросила она.

– Барри Тревис, журналистке? – вмешался Спенсер. – А в чем дело? – Он вопросительно глянул на президента.

– Барри Тревис обратилась к Далтону с просьбой организовать ей интервью с Ванессой.

– Какая тема будет у интервью?

– СВДС, – лаконично бросил президент.

Барри трещала без умолку. Речь ее лилась легко и свободно – как вода из сломанного пожарного гидранта.

– Я шла через толпу почетных гостей под руку с приятелем. Нет, нет, ничего такого! Кстати, он гей. У нас с ним, так сказать, взаимовыгодное соглашение. Видишь ли, ему прислали приглашение на прием, и ему позарез нужна была спутница, а у меня таким образом появился предлог поговорить с первой леди. Как бы там ни было, я шла через толпу гостей, старательно изображая пресыщенную светскую львицу. И когда поравнялась с президентом, он взял меня за руку – да-да, клянусь богом, так оно и было! – и улыбнулся. – «Мисс Тревис, – сказал он. – Спасибо, что нашли время. Мы рады видеть вас в Белом доме. Вы сегодня просто ослепительны».

Ну, слово в слово я, конечно, не запомнила, но суть в том, что он разговаривал со мной не как с малознакомым человеком и уж точно не как с обычной журналисткой. Клянусь, будь я даже Барбарой Уолтерс, он и тогда бы не устроил мне более радушного приема!

Кронкайт душераздирающе зевнул, потом потянулся, устраиваясь поудобнее на кровати Барри.

– Тебе скучно? – спросила Барри, которая как раз в этот момент сделала коротенькую паузу, чтобы перевести дух. – Послушай, ты, похоже, не понимаешь, насколько это важно. Ведь у меня появился шанс взять у первой леди эксклюзивное интервью – кстати, первое с того дня, как она потеряла ребенка. Удивительно, но президент сам заговорил об этом. Сказал, что миссис Меррит сообщила ему о моем желании сделать серию репортажей о СВДС. Он похвалил меня, сказав, что это отличная идея и что он сам предложил супруге поучаствовать в проекте. По его словам, люди должны знать об этой страшной проблеме. После чего пообещал, что и он и миссис Меррит готовы оказать мне поддержку. Знаешь, я была… Даже не знаю, как объяснить… Короче, будь это секс, я бы сказала, что испытала множественный оргазм.

Барри забралась в постель и вытянулась рядом с Кронкайтом, нахально занявшим две трети кровати и ясно давшим понять, что не сдвинется ни на сантиметр. Кое-как пристроившись на краешке постели, Барри сонно пробормотала:

– Эх, жалко, Хови не видел!

Телевизор был включен, однако он не вслушивался, пока звук знакомого голоса не заставил его высунуть голову из ванной, где он умывался холодной водой. Поспешно сдернув с вешалки полотенце, он бросился в спальню.

– …которая, к несчастью, коснулась и вас с президентом Мерритом наряду с тысячами других супружеских пар.

Голос казался знакомым, однако он не узнал журналистку. Ей было около тридцати, может, чуть больше. Густые рыжевато-каштановые волосы, едва доходившие до плеч, широко расставленные глаза и пухлые губы придавали ей весьма соблазнительный вид, хотя в данный момент губы эти были скорбно поджаты. Чуть хрипловатый, волнующий голос и манера четко выговаривать слова резко выделяли ее среди толпы журналистов новостных каналов – большинство ее коллег разговаривали так, словно закончили одну и ту же школу дикции, где их учили подавлять какие-либо эмоции. В углу телеэкрана появилось ее имя. Барри Тревис. Это имя не вызвало у него никаких воспоминаний.

– Мы с президентом были потрясены, впервые узнав, скольким семьям пришлось пережить подобную трагедию, – заговорила Ванесса Меррит. – Пять тысяч детских смертей каждый год – и это только в нашей стране!

Эти лицо и голос Грей Бондюран узнал бы где и когда угодно, хотя ему было ясно, что первую леди подготовили, объяснив, как ей следует держаться на публике, особенно когда даешь интервью. Руки ее были аккуратно сложены на коленях, и, как показалась Грею, Ванесса старательно следила, чтобы ее лицо, когда она говорит, все время оставалось бесстрастным.

Между тем журналистка предоставила слово доктору Джорджу Аллану, личному врачу президентской четы. В свое время ему выпала нелегкая участь объявить, что маленького Роберта Раштона Меррита обнаружили мертвым в детской Белого дома. Доктор Аллан объяснил, что медицина до сих пор не в состоянии понять и объяснить причины СВДС.

Потом разговор коснулся личной трагедии, постигшей президента и его жену.

– Миссис Меррит, все мы были свидетелями вашего горя во время похорон малыша Роберта. – На экране, сменяя друг друга, замелькали кадры похорон. – С тех пор прошло уже три месяца. Я, конечно, понимаю, что рана еще свежа, но наши зрители, уверена, были бы признательны, если бы вы могли сказать им несколько слов.

Ванесса немного помолчала.

– Мой отец часто повторял мне: «То, что нас не убивает, делает нас сильнее». – По лицу первой леди скользнула слабая улыбка. – Папа оказался прав – впрочем, как и всегда. Мы с Дэвидом действительно стали сильнее – мы оба и каждый в отдельности. Мы прошли проверку на прочность и выжили.

– Вот дерьмо! – Сорвав с плеч полотенце, мужчина зашвырнул его в ванную и схватился за пульт, собираясь выключить телевизор, чтобы не слушать весь этот бред. Но не успел, потому что первая леди снова заговорила.

– Мы с мужем верим, что и другим удастся справиться с подобной трагедией. Надеюсь, мои слова помогут им в этом. Жизнь не кончается. Нужно жить дальше.

Выругавшись, Грей выключил телевизор.

Текст для Ванессы наверняка был написан заранее. Требовалось одно – чтобы она вызубрила его наизусть, как попугай. Грей подозревал, что эти слова вышли из-под пера Далтона Нили. А может, автором был Клит Амбрюстер, ее отец. Или даже сам президент. В любом случае все было сделано с одобрения Спенсера Мартина.

Как бы тщательно ни была подготовлена и отрепетирована речь, только слепой бы не понял, что Ванесса лишь повторяет чужие слова. Она произносила заранее заученные фразы, но было заметно, что мысли ее где-то далеко. Бондюран гадал, а понимает ли эта бойкая журналистка с сексуальным голосом, что ее попросту водят за нос? На его взгляд, Ванесса смахивала на говорящую куклу с чипом в голове. Видимо, первой леди не подобает демонстрировать свои чувства. Политика есть политика.