Медленно, со скрипом не вполне привычное дело пошло. Не имея навыка, он зато исходил из смысла действий, и уже через месяц пошла первая продукция: пистолет-пулеметы ППЛ-79 "Пальма", под стандартный девятимиллиметровый патрон, но выполненные, где надо, из керамики с "активной" теплопроводностью, "КорсАК", - бывший, по сути, вариантом "АКСУ", но только почти не имевший в составе металлических частей. Сверхглушители к тому и к другому. Радиовзрыватели и "синхронки" под бомбы с "тетрисом". Ну и, разумеется, - "лахудры". Халиль очень скоро вернул себе прежний высокий статус, а потом приобрел среди своих такой вес, о котором в прежние времена не мог даже мечтать. Впрочем, на положении бедного раба его достижения не сказались почти никак.

Кормили… по-разному. Когда - вполне пристойно, а когда - либо почти никак, либо какими-то невразумительными полузасохшими остатками. Однажды, после порции холодной просяной каши с шелухой он чуть не умер: гранит науки - это такая пища, которая слишком часто оставляет последствия в виде безнадежных гастритов, язв и прочих застарелых болячек пищеварения. Но оклемался все-таки. На ночь неизменно запирали, но не в одном каком-то постоянном месте, иной раз доводилось ночевать в чем-то вроде сарая, на соломе, а иногда - в добротном, бетонированном подвале на деревянном топчане. А пару раз опускали в земляной колодец под дощатую, как у кадушки, крышку.

Лучше всего жилось, когда с ним оставался тот самый Азамат, - высокий, сухощавый, атлетически сложенный, с такими же, как у хозяина, светло-карими, редко мигающими глазами в мелкую крапинку, как у кречета. Он не обижал пленника и не поддерживал его, как не обижает и не поддерживает скотину в меру равнодушный хозяин. Почти не разговаривал. Бил - редко, не придираясь, за совершенные, по его мнению, проступки. В остальное время - не замечал, глядел сквозь Юрия, как будто тот был из воздуха, - и день-деньской бездельничал, строгая палочки. Безделье, похоже, не тяготило его, - это было видно, этого не разыграешь, - он не скучал, как не скучает дикий зверь, у которого все в порядке. При одном взгляде на него становилось понятно: это просто-напросто другая порода живых существ, и бессмысленно - оценивать доброту его или злость, его ум или глупость, потому что - нет ничему этому человеческих мерок, просто-напросто чистая сила, которая и без всякого ума в любой момент поступит наилучшим, - единственно возможным! - способом.

Расул был вовсе на другую стать. Обычно он был как-то человечней, не такой бездушной машиной, как Азамат, но зато на него порой находило. Иногда он с самого утра выглядел плохо, с какими-то красными пятнами на сером лице, все время сморкался и утирал пот, как чахоточный, и в такие дни норовил прицепиться к чему угодно, награждал зуботычинами и с унылой злобой хлестал плеткой. В другие дни бывало и еще хуже. Он выглядел не то, что пьяным, а каким-то… невменяемым, что ли? Мог целыми днями сидеть с блаженным видом, а мог избить до полусмерти. Один раз чуть не убил, - свалил на землю и тупо бил ногами, все время в одно и то же место, так, как будто и вовсе не соображал, что делает, и не случись тут Патимат, - родственницы хозяина, бывшей чем-то вроде экономки на подворье, дело могло бы кончиться и вовсе плохо. Она с размаху вылила на Расула ведро холодной воды, но тот как будто и вовсе не заметил этого, неподвижные зрачки налившихся кровью глаз были узкими, как булавочные головки, в углах твердого рта запеклась сухая пена. Тогда Патимат, ухватив его за ворот и упершись изо всех сил, опрокинула Расула навзничь, и только тогда тот вроде как пришел в себя, дико глядя на нее почти невидимыми зрачками, а женщина, уперев левую руку в бок и бурно жестикулируя правой, визгливо кричала ему что-то на своем языке. Он еще подивился тогда, с трудом поднимаясь, ее смелости, потому что, повернись по-другому, безумец мог бы убить и ее. Но, очевидно, тут имело место какое-то искусство, умение, сродни привычному умению пастухов управляться с самыми норовистыми скотами. Вот и Расул, подобно быку на веревочке, покорно дал увести себя в дом.

В его положении не было ровно ничего хорошего, но хуже всего было именно это: отсутствие всяких правил. Что бы он ни делал, как бы ни делал, - нельзя было предсказать, как посмотрит на это хозяин, и что воспоследует, за что - последует расправа, за что - положена экзекуция, что - вдруг будет оставлено без внимания, а за что - последует нечто вроде поощрения. По отношению к нему дети гор проявляли, по видимости, произвол поистине божественный, как дети обычные - по отношению к игрушке, и судьбой его в каждую секунду были их мимолетные причуды, непостижимые, как будто бы они и впрямь были с другой планеты, - но, может быть, таким образом дело обстояло только по отношению к нему, и весь этот спектакль разыгрывался нарочно?

Получив некоторый первоначальный набор, он постепенно расширял хозяйство, по ходу дела изготавливая себе все, что потребуется, но каждый раз для этого требовалось просить разрешения и подробно объяснять, зачем именно ему нужно то или иное устройство. И тогда хозяин либо разрешал, либо запрещал - без объяснения причин. И однажды, когда Халиль пару раз дал Азамату сигнал, чтобы тот уронил его, - за непонятливость, - он вдруг с ужасом понял, что хозяину нужны просто-напросто ракеты, - всего-навсего что-нибудь навроде Штатовского "Тамагавка", но на раз круче. Чтоб дальность - четыре с половиной тысячи, и КВО - два метра. Ну, - пять.

Полугодовой опыт общения с Халилем Газиевым подсказывал ему, что тут, - не пройдут намеки на то, что он все-таки не Королев и не Слушко, да и те сроду не справились бы в таких условиях. В данном случае логика хозяина была проще некуда: он и раньше, случалось, ныл, что невозможно, но, ежели плеткой по ребрам, - то делал, и теперь сделает, никуда не денется, потому что как раз деваться-то ему и некуда. Не было у него конструкции, и быть не могло! И тем более, - никакой "соломы", никаких дисков на эту тему не было и быть не могло, потому что не продавалось ничего подобного. Вообще. У себя, в Кирове, с толковыми помощниками и задействовав ВСЕ возможности системы, он, возможно, и смог бы сделать что-нибудь подобное, - если бы в чью-то голову пришла, вкралась бы, аки тать в нощи, подобная глупость. Такая дестабилизирующая, разрушительная, пагубная нелепость, ничего ровным счетом не дающая, но зато способная в миг разрушить такое хрупкое и с таким трудом достигнутое равновесие с властями. А ведь сволочь черножопая не просто так заказывает тяжелые крылатые ракеты, не для того, чтобы в сарайчике лежали на всякий случай: он непременно выпустит их по кому-нибудь, если не по делу, так из дикарского любопытства, и дай бог еще, если боеголовки будут не ядерные. Но это все было рассуждениями сугубо абстрактными, потому что подобное - далеко-о за пределами его возможностей, но ему не поверят, как не верили и прежде, и губит его сейчас как раз то, что прежде он всегда в конце концов справлялся. Вот ежели бы он, да хоть раз… Ага! А плеткой? Ежели по ребрам - да с оттяжкой? Так что, - только не он. Он слишком хорошо усваивает раз полученные уроки, только почему-то не слишком рад своим способностям.

Осознав и до кончика спинного мозга, до глубины мятущейся души прочувствовав, в какой заднице оказался на этот раз, он в единый миг покрылся холодным потом. Не сделать. А прежде, чем они удостоверятся, что он и вправду не может, - запросто могут убить. Просто малость перестараются, увлекутся, - и убьют. Паникеры, к которым относится большая и основная часть человечества, четко подразделяются на две неравные группы. Представители первой, попав в подобную ситуацию, начинают метаться, орать, биться головой о стенку и рвать волосы на ней и на прочих органах. Те, кто относятся ко второй, - обретают прямо-таки невероятные быстроту, ясность и остроту мышления. Вовсе не свойственные им в других обстоятельствах. Так и он.