С третьего взгляда Майкл окончательно убедился, что - обязан побывать в этом доме, а без этого - никогда не сможет, не посмеет, не позволит себе считать свою тайную миссию вполне успешной.

- Это… - шьто?

- А? - Длинноволосый шофер не сразу сообразил, о чем его спрашивают, а потом расплылся в улыбке. - А-а-а… Дом Кольки Степяну. Молдаванина. Понравилось? Хо-ороший парень, хотя и с причудью…

- Он - кто?

- Мосты строит. Слово еще какое-то, прораб - не прораб, знаю хорошо, на языке вертится, а сказать никак не могу… Сам все увидишь, успеешь поговорить, пока… Ну, то-се… Увидишь, короче…

Увидав хозяина впервые, Майкл в очередной раз поразился, насколько емким является этот термин: "парень". Движения человека, вышедшего им навстречу, дышали уверенностью и силой, пожалуй, - даже величавостью, но достаточно было взглянуть ему в лицо, чтобы понять: он был очень стар. Широкое, почти квадратное лицо прорезали крупные морщины, а вислые усы, опускавшиеся много ниже тяжелого подбородка, были совершенно седыми. Но, главное, глаза из-под морщинистых век смотрели с тем особым, от благоприобретенного равнодушия идущим, покоем, который присущ только глубоким старикам. У Майкла язык не повернулся бы назвать хозяина уменьшительным именем. Ну, - не тянул тот на "Кольку", - и все тут! Он был похож на старого генерала из аристократов, ушедшего на покой, на богатого фабриканта оружия в четвертом поколении, передавшего дело старшему сыну, которому и самому-то уже за пятьдесят, на лорда и члена Палаты Лордов, не посещавшего заседаний уже много лет, но на Кольку он похож не был. Ни на какого - Кольку. По привычке анализировать, по возможности, - все, Островитянин задал себе вопрос о причине, по которой ему в голову пришли прежде всего сравнения с генералом и фабрикантом оружия, а потом понял, - только они, наряду с самыми удачливыми из политиков, жили так бесконечно долго, как этот вот грузный старик в цветном жилете поверх светло-голубой рубахи, и при галстуке из широкой, темно-синей шелковой ленты, завязанной свободным бантом. Даже при условии блестящего владения русским, но все-таки будучи иностранцем, трудно иметь твердое, на уровне устоявшегося собирательного образа, представление о том, что такое "прораб". Но при этом Майклу все-таки казалось, что это - нечто иное, не вполне соответствующее личности, которую он видел перед собой.

Старик, у которого уже был один гость, даже слышать не хотел о том, чтобы они покинули его дом, не пообедав. Худая, черноволосая, молчаливая женщина в возрасте, с виду, немного за сорок, та самая, что встретила их на крыльце, так же молчаливо и с видом тотального неодобрения ко всему на свете вообще, собрала на стол. Снедь отличало необыкновенное обилие свежей зелени, отчасти - совершенно незнакомой Майку, несколько сортов соленого сыра и то, что вино тут подавалось к столу в глиняных кувшинах. Шофер, по имени Сергей, но изъявивший готовность отзываться на кличку Серый, чувствовал себя тут явно не в своей тарелке, а оттого был мрачен, молчалив, но беспокоен, отчего постоянно ерзал и крошил хлеб, как ребенок, мающийся на слишком чинном обеде, длящемся вот уже час. Гость, представившийся Михаилом, тоже больше помалкивал и не позволял себе пялиться на сотрапезников, но парочка предельно мимолетных взглядов, брошенных на англичанина и все-таки уловленных им, показались Майклу несколько подозрительными. Вроде как неспроста. Комната, в которой ели и пили вино четверо мужчин, имела богатое, но достаточно своеобразное убранство: везде, в хорошо продуманном порядке, на специальных подставках, под стеклянными колпаками и без колпаков, в освещенных нишах за стеклом и без стекла, в шкафах на полках, - виднелись всевозможные макеты разнообразнейших зданий. Часть из них изображала всемирно известные ансамбли вроде Золотого Храма, комплекса Гугун, парижского Пантеона или Миланского Собора, другие - здания, англичанину неведомые, а часть, похоже, обозначала собой проекты нереализованные. Одних только самых знаменитых готических соборов Островитянин насчитал одиннадцать, - похоже, они составляли предмет особого увлечения хозяина, постоянного, или же владевшего им какое-то время. А еще - макеты мостов. В основном - небольшие, зато было их множество. Впрочем - среди них выделялись макеты весьма масштабные, достигавшие в длину нескольких метров, и среди них, понятное дело, - тот самый мост, недавно виданный Майклом в натуральном виде и в полном великолепии. Он поднял брови и округлил глаза, подражая советскому фильму про западную жизнь, изученному им специально, в инструментальных целях:

- Коллекционир? Разрешайт посмотреть?

- Што? - Глуховатым голосом переспросил хозяин. - Посмотреть? Да ради бога…

И, пока гость, заложив руки за спину, наклонялся над очередным макетом или, наоборот, делал шаг назад, чтобы обозреть очередной экспонат целиком, продолжил, не вставая с места:

- Только я не коллекционер. Кому-то, когда-то, в связи с чем-то, пришло в голову, что самым подходящим подарком архитектору будет этакая вот городушка. - Утонченный лингвист, никогда в Островитянине не засыпавший до конца, отметил, что точно такого вот своеобразно-мягкого говора ему еще встречать не приходилось, и сделал вывод, что это вообще должно быть характерно для безупречно говорящих по-русски этнических молдаван. - Ну а потом началось, как обычно: шпионы из доброхотов доносили, что стоят у меня этакие вот вещи, и делался вывод, что я питаю к ним некое пристрастие… Естественно, что чем больше э-э-э… единиц у меня собиралось, тем с большим рвением мне несли новые. На юбилеи и просто дни рождения. На всяческих международно-архитектурных сборищах и просто чтобы подлизаться. На память из поездок и на заказ у лучших национальных мастеров этого дела. От любящих учеников и тайных ненавистников. Сначала их было не слишком много, а потом уже стало поздно начинать сопротивляться. А жизнь я прожил ох, и до-олгую! Порой самому не верится, что первый свой мост я строил аж в двадцатом, на узкоколейке, мальчишкой-десятником…

- А это…, - Майкл показал на ту самую модель, - тоже ви?

- Представьте себе. Я начал с мостов, я долго-долго строил мосты, не попал даже на фронт, даже в саперные части, потому что строить и восстанавливать мосты в тылу оказалось даже нужнее, потом я долго-долго не строил мостов, строил много, что угодно, кроме мостов, а вот теперь - опять… От чего ушел, к тому вернулся, круг замкнулся, герр Кляйнмихель, и это явный намек судьбы, что уже переделано все, к чему она меня предназначала, и пора, пора… Немножко жаль, потому что только сейчас у меня появился дом, который я всегда хотел, есть здоровье, досуг, - вот даже востребованным оказался нежданно-негаданно, - а пора. Вы еще молодые люди и не можете представить себе этого чувства, когда, казалось бы, только открыл утром глаза, а уже вечер.

- С цветами, - гость старательно изобразил в воздухе нечто среднее между фонтаном и взрывом, - это есть интересно…

- Стариковская причуда. Изобразил, как получилось, потому чего-то вроде бы как не хватало, но Толич ухватился именно за этот эскиз, и заставил проработать, а его жулье привезло то, что все-таки подошло… Откровенно говоря, я и подумать-то не мог, что сыщется что-нибудь подходящее.

- Это - секрет?

Старик махнул рукой.

- Мангр Бейли. Во всяком случае так мне сказали. Весной он цветет, - ну ладно. Летом, - нашим летом! - он дает хорошую, плотную зелень. Но вот осенью листья его становятся темно-лиловыми в красную полоску, и мне говорят, что именно за это его прозвали Полосатым Мангром. Потом, - это мангр! - облетает, а ветки у него - кривые, черные и корявые, как когти дьявола, так что мост начинает походить на орудие пытки, покрытое заскорузлыми от засохшей крови крючьями… Когда на них, над седой замерзшей рекой, под сизым от мороза небом, - да еще целая стая ворон в качестве украшения, то и вообще получается, доложу вам, та-акая картина… Я спрашиваю их, не называется ли он, по совместительству, еще и Лысым Мангром или, к примеру, Помойной Елкой, а они смеются…